Неожиданная Россия (СИ) - Волынец Алексей Николаевич (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Маленькое село Дуэ и ныне находится на берегу Татарского пролива, здесь некогда работала самая старейшая угольная шахта Сахалина. Первые каторжники, добывавшие там уголь, работали фактически без охраны – бежать в ещё совершенно диких краях было некуда, а казна платила им 2 копейки за каждую добытый пуд угля. Труд заключенных оказался крайне выгоден – добыча одной тонны сахалинского угля в итоге стоила казне 1 рубль 25 копеек, тогда как за тонну японского угля платили свыше 20 рублей, а британский уголь такого качества стоил вообще 68 рублей.
Неудивительно, что каторжная добыча угля стала стремительно развиваться. Уже в 1861 году на Сахалин, не смотря на все сложности с транспортировкой, прислали вторую партию – более 80 каторжников. Спустя 8 лет новая партия присланных на остров заключенных насчитывала уже 800 человек. Для Сахалина того времени это было просто огромное количество – местное начальство на радостях постановило отменить плату заключенным за добычу угля и отныне разрабатывать копи бесплатным принудительным трудом арестантов…
18 апреля 1869 года император Александр II подписал указ об учреждении каторги на острове Сахалин. Официально документ назывался «Положение Комитета об устройстве каторжных работ» – предполагалось, что каторжники будут осваивать далёкий остров и добывать уголь для создававшегося Тихоокеанского флота России.
Каторга должна была ускорить освоение Сахалина, который считался «ничейной землей», и на который тогда претендовали одновременно три империи – Китай, Япония и Россия. Правительство Александра II решило использовать английский опыт – к середине XIX столетия успех заселения Австралии ссыльными и осужденными стал как раз очевиден. Решено было перевести на Сахалин каторжников из Иркутской губернии и Забайкалья.
Но до появления транссибирской железной дороги оставалось еще почти 40 лет, поэтому каторжники шли на Восток пешими этапами. Такой путь из Москвы в Забайкалье тогда занимал больше года и обходился государству минимум в 125 рублей на одного заключённого. Отправить каторжника из Иркутской губернии на Сахалин – больше двух тысяч верст только до Охотского моря – стоило еще дороже, почти 150 рублей.
За первые три года существования каторги на остров сумели доставить ещё 665 приговоренных, затем новых заключенных на Сахалин не поступало целых восемь лет: слишком дорогим, тяжелым и долгим было пешее «этапирование» на край империи. Сахалинская каторга при всей нужде в местном угле могла завершится, так и не начавшись, но на помощь пришёл технический прогресс XIX века.
Плавучие тюрьмы для Сахалина
Через несколько месяцев после царского указа о создании каторги на Сахалине, в Египте завершилось строительство Суэцкого канала, соединившего Средиземное море с Индийским океаном. Если ранее, чтобы добраться из Петербурга или Одессы до дальневосточных берегов России, нужно было обогнуть Африку, а путь этот занимал больше полугода, то после открытия Суэцкого канала оснащенное паровой машиной судно могло дойти из Черного моря в Охотское за два-три месяца.
Решено было наладить отправку каторжников на Сахалин из Одессы через Суэцкий канал при помощи пароходов, переделанных в плавучие тюрьмы. Первый рейс, или как тогда говорили «сплав», плавучей тюрьмы на Сахалин состоялся летом 1879 года. Пароход «Нижний Новгород» за 52 дня перевёз на Сахалин 569 каторжников.
За следующие 20 лет на Сахалин через Египет было перевезено 22642 заключённых мужского пола и 1838 женщин-каторжниц. Иногда вместе с ними или вслед за ними на тюремных пароходах добровольно отправлялись на каторжный остров члены их семей – за два десятилетия таковых было 1548 женщин и всего 6 мужчин. Именно эти «морские этапы» впервые в истории обеспечили массовый завоз заключённых на Дальний Восток.
Большую часть плавания до Сахалина заключённые проводили в раскалённых тропической жарой трюмах, когда пароход шёл через Красное море и Индийский океан. Доктора тюремного ведомства оставили записки с ежедневными замерами температуры и влажности воздуха в трюмах с каторжниками – в зависимости от погоды там было от 30º до 40º жары, усугублявшейся стабильно высокой влажностью, от 85 %.
Страшная жара и духота – основной мотив всех дошедших до нас воспоминаний о плавучем «этапе» на Сахалин. Бывший студент петербургской Военно-медицинской академии Борис Еллинский, получивший за революционную деятельность 20 лет каторги, плыл на Сахалин в 1894 году и позднее описал быт раскалённого трюма: «Люди пораздевались донага. Пот лил со всех ручьями, как в бане. Грудь сжимало и в глазах мутило. Казалось, что голова сейчас лопнет от боли. У многих все тело покрылось нарывами, из которых сочился гной. Это – так называемая тропическая сыпь. Появились смертные случаи от тепловых ударов… Как только с кем-либо случался обморок, кричали часовому; он давал свисток; являлись два санитара и уносили беднягу на палубу. Большинство не возвращались уже оттуда. После я узнал, что почти все они умерли и их спустили в море зашитыми в холст».
По статистике, в ходе каждого рейса от Одессы на Сахалин через Египет из 500–700 каторжников умирало от 5 до 30 с лишним человек. Трупы хоронили, сбрасывая в море. Идущие на Сахалин тюремные пароходы имели специальное оборудование: проходящие через все помещения для заключенных специальные трубы, по которым из корабельных топок можно было подать раскалённый пар – «идеальное» техническое средство на случай бунта сотен каторжников в открытом море…
«Кривошейные» работы
На Сахалине каторжники в основном добывали уголь, а также валили лес, строили дороги и всю иную инфраструктуру, необходимую для освоения острова. Труд в угольных шахтах по праву считался самым тяжелым и страшным. Никакой механизации не было, всё делалось вручную силами каторжан. «Работа во всех рудниках была организована довольно первобытным способом…» – так в самом начале XX века сообщал о каторжной угледобыче горный инженер Константин Тульчинский, занимавшийся исследованием полезных ископаемых Сахалина.
Петербургский журналист Влас Дорошевич в 1897 году посетил Сахалин и оставил впечатляющее описание угольных шахт, в которых работали каторжане. «В руднике чёрная тьма. – описывает Дорошевич свою вылазку в каторжные недра Сахалина. – Чёрные стены каменноугольного пласта поглощают лучи света, свечка еле-еле освещает какой-нибудь шаг впереди… В параллели сыро, тяжко, трудно дышать. Вода просачивается, капает на вас большими, тяжёлыми, холодными каплями, руки хватаются за мокрое, холодное, скользкое, вы ползёте по чёрной жидкой грязи…»
В сопровождении горного инженера Дорошевич рискнул проползти вглубь шахты, чтобы увидеть, как работают каторжане: «Словно какие-то черви, мы ползли в недрах земли по узеньким, кривым, извилистым параллелям… На четвереньках идти можно было только местами, в виде роскоши. По большей же части приходилось ползти на животе. Схватиться правой рукой за какой-нибудь выступ в стенке и притягиваться на мускулах, в левой держа свечу…
– А рабочим здесь постоянно приходится лазить. Немудрено, что ходят все в лохмотьях.
– Здесь были «кривошейные» работы! – говорил инженер, когда мы отдыхали где-нибудь на скрещении параллели со штреком, где можно посидеть.
«Кривошейными» работами называются такие, когда рабочий, лёжа, скривив шею, чтоб не ударить себя в голову, впереди себя продалбливает в каменноугольном пласту кайлом такую дыру, чтоб в неё можно было пролезть одному человеку. Работы эти считаются не только самыми трудными изо всех существующих, но и прямо убийственными…»
По узким подземным лазам Дорошевич с сопровождающим инженером добрались до забоя, где каторжане добывали уголь: «Мерные удары слышатся всё яснее, громче. Ближе, ближе. Послышался глухой человеческий говор и мы, наконец, друг за дружкой, выползаем в забой. Работа останавливается. Рабочие снимают шапки…
В каменноугольном пласту от угля душно и жарко. Чёрные стены. Пылает, еле освещая забой, несколько керосиновых факелов, – в забое, вместо воздуха, крутится какой-то вихрь керосиновой копоти. Люди одеты в невероятные лохмотья, сквозь которые на каждом вершке видно голое, чёрное тело. Только арестантские шапки остаются целы на рабочих и составляют резкий контраст с остальными лохмотьями.
