На семи дорогах - Хаидов Юсуп (читаем книги .txt) 📗
Старая мудрость не зря говорит, что при виде золота и Хызр потеряет голову. Что касается Ходжанепеса то он изменился, еще и не увидев золота. Впрочем, он был далеко не Хызр...
Присев чуть поодаль от костра, Ходжанепес принялся искоса поглядывать на Бабакули, ища причину для ссоры.
Бабакули, однако, ничего не замечал. День выдался трудным, он устал и очень хотел горячего чаю. Подкла-дывая поленья в огонь и пододвигая кумган поближе к пламени, он беззаботно болтал, не замечая надвигающейся грозы,
— Непес, родственничек, у меня к тебе есть одна просьбица, — произнес он.
— Ну?
— Когда возвратимся домой, продай этот кумган мне.
— Сколько заплатишь?
— Сколько скажешь!
— Зачем он тебе?
— Возьму молот и разобью его на мелкие кусочки. Видишь, никак закипать не хочет, словно дразнит меня.
Ходжанепес вскочил на ноги. Долго сдерживаемая ярость прорвалась в злобном крике:
— Я сейчас вдребезги разобью кумган о твою дурную голову. А еще лучше — твою голову о кумган!
Однако вспышка угасла так же внезапно, как и возникла. С погасшими глазами Ходжанепес тяжело опустился на землю.
Кумган наконец закипел.
Бабакули приготовил чай. Глубоко задумавшись, вы-пил с жадностью пиалу, налил вторую.
Мысли Бабакули безрадостны. В глубине души он начал сомневаться в успехе их предприятия. Зря он пошел на поиски золота, да еще с этим разбойником Ходжанепесом.
Налив третью пиалу, Бабакули погладил камень, лежащий на полу пещеры, и негромко позвал.
— Непес...
— Что тебе?
— Хочу тебе покаяться, как родному. Одно дело сотворил необдуманно.
Ходжанепес рывком повернулся к нему, расплескав из пиалы чай:
— Что натворил?
— Когда мы уезжали, я предупредил братьев, что если не вернусь, через определенный срок, то в этом будет виноват только Ходжанепес. Честное слово, я так теперь жалею об этом, что просто не могу найти себе места. Ведь наша с тобою жизнь зависит от аллаха, вернемся мы с тобой, скажем, через шесть месяцев, или не вернемся. А мои бездельники подождут-подождут, да и подумают, что это дело рук Ходжанепеса. И тогда... — Бабакули запнулся.
— Договаривай.
Тогда начнут мстить твоей семье, — докончил Ба-бакули. — Ах, зачем я эту глупость сотворил? — закричал, запричитал вдруг он. — Возьми лучше кумган и разбей мою дурную голову!..
Лицо Ходжанепеса залилось краской.
— Нет, нет, ты, ради аллаха, ничего не подумай, — торопливо заговорил Бабакули. « У меня нет и никогда не было никаких дурных мыслей или подозрений по отношению к тебе. Ну разве я тебя когда-нибудь хоть чем-нибудь обидел? Моя мама говорила, что когда мы были маленькими, нас кормили одной грудью. Ведь мы как родные братья.
— Потому-то я и решил ничего не скрывать, рассказать тебе все, как родному брату. Не нужно мне было дома говорить такие глупости, — проговорил Бабакули, Выражая сожаление, он кусал губы и покачивал головой.
Напившись чаю, они начали подремывать около догоревшего костра.
Ходжанепес, сбросив с плеч чекмень, укутал им Бабакули и произнес:
— Так тебе будет теплее.
Прежде Ходжанепес не отличался бессонницей: засыпал сразу и спал как убитый. Однако в эту ночь он потерял сон — вскакивал и садился от малейшего движения Бабакули. Бабакули же, чувствуя, что Ходжанепес начал беречь его, спокойно уснул и столь же спокойно проснулся.
Теперь Ходжанепес не давал ему палец о палец ударить: сам беспокоился о конях, сам кипятил чай. А Бабакули, когда оставался один, весело посмеивался своей ловкой выдумке.
Летнее утро предвещало пыльный, жаркий день. Ходжанепес и Бабакули решили раскапывать отмеченную вчера могилу, которую украшал бунчук.
На двоицу них была одна лопата.
Когда пришли на место, Ходжанепес взял лопату, поплевал на ладони и проговорил:
— Ты, Бабакули, стой рядом и вдохновляй меня!
С этими словами он глубоко вонзил лопату в самую верхушку могильного холма.
Разгоряченный Ходжанепес в течение нескольких минут разрыл холм.
Однако дальше дело пошло хуже: под холмом ока-валась очень твердая почва.
— Тут не то что лопатой — топором не пробьешься, — проворчал Ходжанепес, вытирая потный лоб.
— Погляди-ка, — указал Бабакули Ходжанепесу. — Здесь, возле бунчука, почва вроде немного разрыта а взрыхлена.
Действительно, почва в этом месте оказалась помягче, и потерявший было надежду Ходжанепес снова принялся за работу, воспрянув духом.
Через какое-то время, когда Ходжанепес выбросил очередную лопату с землей, в глубине ямы показалась небольшая дыра, величиной с кулак.
Ходжанепес от неожиданности оступился, и почва хлынула в отверстие.
— Ты неуклюжий! Золото перемешаешь с землей. Давай сюда лопату, — сказал Бабакули.
Он спрыгнул в яму и принялся с большой осторожностью расширять отверстие.
Ходжанепес стоял рядом.
Бабакули неожиданно замер, вглядываясь в отверстие.
— Непес, я что-то плохо вижу, в глазах туман... Глянь-ка в отверстие.
— А что?
— Мне кажется, там что-то лежит.
Оба, нагнувшись, некоторое время пристально вглядывались в темное отверстие, из которого тянуло сыростью.
— Да, там явно что-то есть, — подтвердил Ходжанепес дрожащим голосом. — Какой-то предмет округлой формы.
— Значит, не зря люди говорили, что бай зашил все свое золото в верблюжью шкуру, — радостно произнес Бабакули. — Видимо, это оно и есть.
— Дай бог.
— Ну-ка, попробуй осторожно достать его, — посоветовал Бабакули.
Ходжанепес, подчиняясь его словам, стал на колени, засунул руку в отверстие, ухватился за неизвестный предмет и радостно закричал:
— Ты прав, Бабакули! Это не что иное, как золото, зашитое в верблюжью шкуру.
— Тащи его.
— Ой, какая тяжелая, руки отрываются! Давай помоги мне, — сказал Ходжанепес.
Бабакули, опустившись рядом на колени, тоже просунул в отверстие руку, но в этот самый момент Ходжаиепес выронил предмет, упавший на дно с глухим звуком.
— Упала, — с досадой сказал Бабакули.
— А ты почему не помог сразу? — рассвирепел Ходжаиепес. — Ждешь особого приглашения, что ли?
Бабакули предложил:
— Давай сначала расширим отверстие.
Оба, позабыв обо всем на свете, волнуясь и мешая друг другу, принялись за дело.
Внезапно в двух шагах от них послышалось громкое шипение. Ходжанепес и Бабакули вскочили.
Из малозаметной норы, прорытой среди камней, высунул половину туловища огромный зверь желтовато-песочного цвета. Это был гигантский зем-зем — разновидность ящерицы.
Время от времени зем-зем открывал пасть и высовывал устрашающий язык, раздвоенный на конце, при этом продолжая раздуваться.
Ходжанепес вытащил наган:
Бабакули удержал его руку:
— Тогда мы погибнем. Это аллах являет нам чудо! Нужно бежать отсюда.
И оба поспешно покинули разрытую могилу.
* * *
Пока басмачи во главе с Менджаком сидели вокруг костров и обгладывали жирные бараньи ребрышки, чабаны по приказу Джомарт-бая перегоняли баранов в низину. Стадо медленно двигалось, поднимая тучи пыли и громко блея.
После еды Джомарт-бай произнес молитву. Затем поднялся и обратился к басмачам. Говорил он негромко, но каждое его слово слышали все:
— Джигиты! Спасибо за то, что вы перешли под мое начало. Аллах благословит вас! А пока, как и обещал, дарю каждому из вас по двадцать баранов. Если вы уже отдохнули после долгой в трудной дороги, то подойдите к отаре, выберите себе каждый по два десятка баранов и поставьте каждый свое клеймо. И знайте, джигиты: слово Джомарт-бая святее материнского молока!..
Едва бай произнес последнее слово, как басмачи, вытаскивая на ходу клинки из ножен, бросились к отаре.
В низине поднялся ужасный шум. Крики басмачей смешивались с блеянием баранов.
Сверкающие клинки отсекали бараньи уши, и трава в низине стала алой от крови.
Менджак, заклеймив двадцать баранов, раньше других возвратился к Джомарт-баю, рядом с которым сидели Иламан и Байхан. Оба угрюмо опустили головы.
