Пылающий берег (Горящий берег) - Смит Уилбур (е книги .TXT) 📗

— Майкл был для нас совсем особенным человеком, и теперь ты займешь его место в наших сердцах.

Позади Руфь стояла молодая женщина. Сантен узнала ее мгновенно по фотографии в рамке, которую генерал Кортни держал при себе во Франции. Сторм Кортни была еще красивее, чем на снимке, с восхитительной кожей на лице, прозрачной и нежной, словно лепестки роз, с сияющими еврейскими глазами, которые она унаследовала от матери. Но ее прелестный рот был капризно надут, во взгляде темных глаз сквозила сварливость, присущая обычно сварливому ребенку, избалованному до крайности. Сторм приветствовала Сантен по-французски:

— Comment vas-tu? [136] — Она говорила с чудовищным акцентом. Обе посмотрели в глаза друг друга. Мгновенно возникшая антипатия была взаимной и сильной, они почувствовали это сразу.

Подле Сторм стоял с серьезным видом высокий и стройный молодой человек с необычайно добрыми глазами. Марк Андере был личным секретарем генерала. Сантен он инстинктивно понравился так же быстро, как не понравилась Сторм.

Подхватив Сантен под одну руку, а жену под другую, генерал повел их в дом.

Хотя две усадьбы разделяли каких-то несколько миль, дома были разительно непохожи друг на друга. Желтый паркетный пол Лион Копа сверкал, натертый воском, картины на стенах были выдержаны в светлых и радостных тонах — в одном из полотен Сантен угадала работу Поля Гогена из его таитянского цикла, повсюду стояли вазы со свежими цветами.

— Если позволят дамы, мы с Гарри покинем вас на несколько минут, а Марк вас развлечет.

Шон увел брата в свой кабинет, пока его секретарь разливал дамам прохладительные напитки.

— Я был с генералом во Франции, и ваш городок Морт Омм хорошо знаю, — сказал Марк, поднося Сантен бокал. — Мы были расквартированы там, пока не ушли на передовую.

— Ах, как чудесно, что вы вспомнили сейчас мой дом! — воскликнула Сантен, невольно коснувшись руки Марка. Сторм Кортни, усевшись с ногами на шелковую кушетку в другом конце и напустив на себя вид скучающего безразличия, бросила в ее сторону такой ядовитый взгляд, словно желая испепелить на месте.

— Alors, cherie! Значит, вот так! — И, повернувшись к Марку, выразительно посмотрела ему прямо в глаза, продолжая говорить, преувеличенно картавя французский. — Так вы, возможно, помните шато за церковью севернее городка?

Она явно приглашала к разговору на запретную тему, однако Руфь Кортни, интуитивно почувствовав запах пороха, мягко вмешалась, поменяв тему.

— Ну, Сантен, садись рядом со мной и рассказывай. Я хочу услышать все о твоих невероятных приключениях:

И наверное, в пятидесятый раз Сантен повторила тщательно отредактированную ею самой версию гибели их судна и рассказ о скитаниях по пустыни Калахари.

— Потрясающе! — в какой-то момент воскликнул Марк Андерс. — Я часто восхищался наскальной живописью в пещерах горы Дракенсберг, потому что некоторые из рисунков действительно на редкость красивы, но я и не подозревал, что дикари-бушмены существуют до сих пор. Охотники выкурили их из тех мест свыше шестидесяти лет назад. Судя по всем описаниям, это опасные и предательски ненадежные маленькие злодеи, настоящий бич племен; я был уверен, что их всех давно истребили.

На диванчике в другом конце комнаты Сторм Кортни театрально вздрогнула.

— Я просто представить не могу, как ты могла позволить хоть одному из этих маленьких желтых чудовищ прикоснуться к тебе, cherie. Я наверняка умерла бы от ужаса!

— Bien sur, cherie, — конечно, дорогая, тебе бы не пришлось бы насладиться едой из живых ящериц и кузнечиков, правда? — милейшим голосом спросила Сантен, отчего лицо Сторм пошло пятнами.

В этот момент в комнату, громко топая, вернулся Шон Кортни и прервал их разговор.

— До чего приятно видеть, что ты, Сантен, уже настоящий член нашей семьи. Ты и Сторм будете, похоже, большими приятельницами, разве нет?

— Несомненно, отец, — промямлила Сторм, а Сантен рассмеялась.

— Ваша Сторм такая милочка, я уже ее полюбила. — Она безошибочно выбрала один из тех эпитетов, из-за которого розовое личико Сторм побелело от ярости.

— Ну и прекрасно. Но не пора ли обедать, любовь моя?

Руфь, поднявшись с кресла, взяла Шона под руку и повела их всех на веранду, где под раскидистой кроной цветущей жакаранды был накрыт стол. Сам воздух, казалось, окрасился в лиловый и зеленый цвет, проникая сквозь яркие гроздья на ветвях, ощущение было таким, словно они попали в подводный грот.

Слуги-зулусы, собравшиеся неподалеку в ожидании сигнала Шона, унесли Шаса на кухню, будто заморского принца. Восторг Шаса был написан у него на лице, впрочем, и черные лица слуг излучали неменьшую радость.

— Они его быстро избалуют, если ты только допустишь это, — предупредила Руфь Сантен. — Единственное, что зулусы ценят и любят больше, чем домашний скот, это ребенка-мальчика. А сейчас, дорогая, не могла бы ты сесть рядом с генералом?

Во время обеда всеобщее внимание было привлечено к Сантен, в то время как Сторм, стараясь напустить на себя вид отчужденный и скучающий, уселась на краю стола.

— Ну, дорогая, я хочу услышать все.

— О, Боже, отец, мы только что все прослушали, — закатила глаза Сторм.

— Следи за своим языком, Сторм, — сурово произнес Шон, поворачиваясь к Сантен. — Начни с того дня, когда я видел тебя в последний раз, и не пропускай ничего, слышишь? Ни единой детали!

Гарри во время обеда сидел какой-то отрешенный и не проронил ни слова, что совсем не походило на то радостно-возбужденное настроение, которое позволило ему развить кипучую деятельность в последнее время. После кофе он тут же вскочил на ноги, когда Шон шутливо возвестил:

— Извините все, но мы с Гарри на несколько минут забираем у вас Сантен для короткой беседы.

Кабинет генерала был весь выдержан в красно-коричневых тонах: стены были отделаны красным деревом, тома в бордовых переплетах из телячьей кожи заполняли книжные полки, кресла обтянуты коричневой кожей.

На полу лежало несколько ковров в восточном стиле, а на письменном столе возвышалась маленькая бронзовая скульптура работы Антона Ван By — по иронии судьбы, это было изображение охотника — бушмена с луком в руках, пристально вглядывающегося в пустынную даль. Фигурка столь живо напоминала О-хва, что у Сантен перехватило дыхание.