Большевики по Чемберлену(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том ХХХ) - Тов. Инкогнито
Загадочный усмиритель
Петряк и Первин в потемках вечера подошли к дому, где находилась квартира штаба Бурсона. Окна дома сверкали огнями. Со стороны фасада они еще издали увидели часового и, шепотом меняясь друг с другом замечаниями, решили что отсюда, что-нибудь выследить безнадежно.
Тогда они сделали по каким то безмолвным переулкам круг и вышли в тыл главного дома.
Здесь в окнах тылового флигеля были более скудные огни, должно быть тут помещались солдаты и полицейские. Но этот флигель, во первых, имел с одной стороны конюшенные глухие постройки, во вторых, он был отделен от главного здания большим садом манговых, банановых и тиковых деревьев.
Петряк в чужой обстановке мало знакомой природы, непривычных строений и неведомой совершенно туземной атмосферы городка чувствовал себя не так уверенно, как это было бы с ним на родине. Но не выполнить задания руководителя отряда это значило бы опозорить себя не только перед Пройдой, а перед всей коммунистической ленинской молодежью и поэтому ему ни на одну минуту не пришла в голову мысль об отступлении.
Наоборот, перешептываясь с Первин, которую ему более всего хотелось уберечь от какого-нибудь несчастья, он подбадривал и девушку, вместе с ней делая продвижения от одного темного угла к другому.
— Ничего, козочка, — успокаивал он трепетавшую танцовщицу, — мы узнаем, что нужно товарищу Градимиру. Надо только нам забраться в кабинет этого вояки.
— У него вероятно и в кабинете солдаты.
— Посмотрим. Вот это дерево, веранда и занавесь хороший ход, чтобы забраться к нему в нору. Мы полезем на нее по дереву. Ты можешь лазить?
Разведчики из сада осмотрели на здание дома, в котором светилось два-три окна.
— А там не смотрит ли кто-нибудь?
— А мы сейчас узнаем. Тс!
Вслед за этим Петряк поднял что-то из под ног и ловко бросил поднятый предмет на веранду.
Брошенная сухая чурка дерева упала вверху и глухо стукнулась о пол.
Петряк полминуты обождал.
— Никого! — констатировал он, убедившись, что с веранды никто не подал признака жизни. — Теперь попробуем за занавесом.
Он бросил другую чурку в неподвижную полуоткрытую занавесь.
Но и на этот раз ничьего внимания стуж упавшего предмета не привлек.
— Хозяева заняты делами! — заключил Петряк, — гости могут чувствовать себя свободными.
Теперь предстояло сделать самое главное.
Сзади молодых отчаянных сорванцов-революционеров слышались иногда в тишине вечернего покоя возгласы выходивших из дверей и входивших в них людей. Затем этот шум замирал. Из конюшни доносилось редкое пофыркивание. Если еще не все спало, то скоро должно было уснуть. Но не было ли где-нибудь тут поблизости ночного сторожа? А между тем Петряку нужно было запечатлеть в натурограф по крайней мере хоть кабинет Бурсона, если не его самого. По всей видимости Пройда почуял в полковнике большую контрреволюционную птицу и через него может добраться до Икс-Ложи. Их шайка до сих пор орудует по всему миру беспрепятственно.
— Эх, если бы сцапать тут все их секреты!
И по мере того, как Петряк чувствовал близость врага, настроение его делалось все более повышенным, пока он не перестал думать о какой бы то ни было опасности.
Теперь он чувствовал, что Первин его стесняет. На секунду он нерешительно остановился, а затем шепнул ей:
— Мы сделаем вот что, сестричка, я не хочу, чтобы ты зря пропала. Ты войдешь к нам в комсомол, когда индусы прогонят англичан и мы вместе поедем в Москву, а тут нас обоих могут схватить. Ты обожди меня здесь. Влезь в кусты и лежи или сиди, как мертвая, пока я не возвращусь. А потом вместе уйдем.
— А если русского братика заметят и убьют?
— Тогда уходи скорее на берег в наш цирк.
— Нет! — казала вдруг нач-герл, выпрямившись и сердито вспыхнув. — Буду здесь…
— А что же ты будешь делать? Ведь двух нас, если мы полезем, скорее увидят или услышат…
— Русский бой пойдет один. Но я буду ждать: я выведу из конюшни двух коней. Открою засов в воротах. Если что-нибудь случится, братик Петряк прыгнет с веранды, и мы убежим…
У девушки, очевидно, тоже поднялось настроение, и она, высказав свое предложение, решительно взглянула из потемок на Петряка.
Парень схватил ее за руку.
— Молодец Первин, настоящая комсомолка. Теперь я знаю, что ты меня не забудешь.
Танцовщица склонила голову, скрывая волнение.
Петряк схватил ее за руку и потряс, потом, когда ему этого показалось мало, он вдруг поцеловал девушку и, не дав ей ничего ответить, ринулся к дереву возле дома.
Он снова почувствовал враждебную темноту сада, невидимую опасность веранды. Но теперь у него от боязни не осталось и следа.
Он быстро взобрался на верхушку дерева. Раскачавшись здесь на одной ветви, он бесшумно вцепился за выступ балкона. Секунду вслушивался в то, что было за занавесом, а затем очутился в его полотнище. Здесь снова остановился на полминуты. Он всмотрелся в темноту и почувствовал себя не ближе к цели, чем он был в саду: никаких признаков жизни ни было ни в том большом помещении, куда он попал, ни в примыкающим к ним комнатам.
Он однако различил, что прямо против выхода на ту веранду, у порога которой он скрылся, находится другой ход с такой же, очевидно, верандой.
Полминуты еще постоял он, чтобы убедиться, что близко никого нет. Осторожно поднял на полу веранды чурки, которые бросил из сада. Здесь он повторил тот же маневр. Он бросил чурку в очертание двери налево. Полминуты обождал. Ни звука в ответ.
Бросил другую чурку направо. Тоже самое. Тогда, осторожно, но быстро переступив босыми ногами через помещение, он очутился в складке занавеса второй веранды.
И здесь, взглянув вперед, он понял, почему пусто было в помещении, где он находился.
То, что они с Первин приняли за большой раскинувшийся на целый квартал дом, было квадратом строений, среди которых помещался небольшой внутренний сад. В том строении, которое выходило своим фасадом на улицу, ряд окон был освещен. На некоторых из них были кружевные гардины и тюль. Петряк увидел в числе освещенных комнат в верхнем этаже и кабинет Бурсона, а в нем человека, европейская внешность которого не вызывала сомнений насчет того, что он является тем именно субъектом, который больше всего интересовал компанию Пройды. Человек этот пил сироп шербета и что то рассматривал. У нижнего входа дома стоял часовой, также как снаружи на улице. Пристройки с боков пустовали.
Но как увидеть ближе полковника?
Можно было бы спрыгнуть в сад и попытаться проникнуть к балкону, пробравшись и дальше к нему по деревьям, но солдат мог услышать шум ветвей и тогда все пропало.
Петряк еще раз оглянулся и решил добраться до интересовавшего его места по плоским крышам строений.
Он, как кошка, пополз по плоскости из глины и досок.
Через пять минут он был над верандой и окном полковника.
Но здесь, вытянув осторожно голову, он вдруг увидел то чего не видел прежде: во первых, у входа веранды находился часовой, как внизу. Во вторых, полковник говорил с какой то женщиной, которая очевидно вошла, пока он пробирался по крыше.
Разговор был полезен Петряку в том смысле, что он помогал ему что-нибудь узнать. Часовой же все труды Петряка делал бесцельными, ибо благодаря ему нельзя было приблизиться больше ни на один аршин к окну, а вследствие этого парню не было ничего не видно, не слышно.
Всякого другого это обескуражило бы окончательно, но отчаянный Петряк уже наловчился выходить героем из таких положений, которые многих других ребят его возраста поставили бы в тупик.
Не составляло никакого сомнения, что часовой, сидя на табуретке возле входных дверей, дремал, кивая головой.
— Это нам дело знакомое! — мысленно ободрил себя Петряк. — Сейчас ты, бедняга, заснешь по-настоящему.
С этими словами молодой «домушник» вынул из сумки, с которой он еще ни на минуту не расставался, флакон с какой то жидкостью.
