Оборотни Индии - Баширов Андрей Львович (читаем книги онлайн TXT) 📗
— Этот вексель выписан в пользу Камаль Хана — так зовут вашу милость, я полагаю, — на получение суммы в четыреста рупий от господина Гопалчанда Вишнучанда, проживающего на Бегум Базаре. Вексель выписан Бири Малом из Нандияра и должен быть оплачен в течение десяти дней с момента предъявления.
— Правильно ли он составлен? — спросил я.
Человечек еще раз внимательно прочитал текст, осмотрел вексель с обеих сторон и, пожав плечами, вернул его мне с вопросом:
— Может быть, у моего господина есть какие-то подозрения? По-моему, вексель в полном порядке.
— Хвала Аллаху! — воскликнул я. — Окажись это не так, я и мой достойный компаньон — я показал на Моти Рама — оказались бы разорены, поскольку у нас есть еще несколько векселей, но на значительно большие суммы.
— Они тоже вполне в порядке, — заверил меня человечек, осмотрев и их. — Вам надо только предъявить их Вишнучанду, и вы получите ваши деньги. Он весьма известный в этих краях делец по долговым бумагам, и в его надежности можно не сомневаться.
— Где, ты говоришь, он живет?
— На Бегум Базаре. Если ваша милость пожелает, я готов проводить вас туда.
— Хорошо, будь добр, — согласился я. — Мы здесь впервые, и нам будет нелегко найти его дом. Веди нас, а мы позаботимся о вознаграждении тебе за беспокойство.
Мы вышли из города через небольшие ворота, расположенные в конце одной из улиц, идущих прямо от Чар Минара, и, свернув налево и перейдя через реку, оказались в богатом и людном пригороде. Главная улица, по которой мы шли, была загромождена мешками с зерном, тюками товаров, повозками, буйволами и прочим, так что нам с большим трудом удавалось держаться вместе. Кроме того, толпы народа, торгующего на улице и на базарах, выкрикивающего цены на зерно и прочие товары, вопли и проклятия возниц и тысячи других звуков создавали такой шум, которого ранее мне не приходилось слышать. Тем не менее, отчаянно толкаясь и работая локтями, мы пробились через толпу и оказались у дома, где жил Вишнучанд.
Не будучи до конца уверен в успехе дела, я все же собрался с духом и протянул Вишнучанду один из векселей, решив про себя, что я и Моти вооружены и сможем постоять за себя, если меняла вдруг что-то заподозрит.
Вишнучанд достал очки в круглой железной оправе из складки своего тюрбана, нацепил их на кончик носа и стал очень внимательно читать вексель, время от времени бросая на меня подозрительный взгляд поверх очков.
— Я хотел бы сказать вам несколько слов. Не будете ли вы добры проследовать за мной в соседнюю комнату? — с этими словами меняла встал и жестом пригласил меня идти за ним.
— Где вы его взяли? — строго спросил он, когда мы уединились. — И кто вы такой?
— Не важно, кто я такой. Вам достаточно знать, что я должен получить деньги по векселю, который у вас в руках, а также и вот по этим, — и показал ему остальные бумаги.
— Удивительно! — воскликнул Вишнучанд. — Я что-то не понимаю! Почему их предъявляет не их держатель, а кто-то еще? Молодой человек! Кто уполномочил вас получить по ним деньги?
— Тот, на чье имя они выписаны! Кто же еще?
— Имя этого человека, то есть получателя, и того лица, который их выписывал?
— Камаль Хан. Другого зовут Бири Мал.
— Нет, так не пойдет! — заявил меняла. — Их имена вам мог назвать любой.
— Может быть, это поможет вам разобраться, — я достал из пояса перстень сахукара с его личной печатью и протянул его меняле.
Тот внимательно оглядел его, а затем вынул из медного ящика, стоявшего на столе, кипу бумаг и стал ее перелистывать.
— Ага, вот они! — он достал из кипы несколько документов. — Счета Камаль Хана. Сейчас мы все проверим, сличив печати на них и на перстне, что вы мне дали. Берегитесь, молодой человек, если вы затеяли подлог.
Должен признаться, я испытывал немалое волнение, ибо если я предъявил не ту печать, то мне было не миновать разоблачения. Но нет — ведь я снял этот перстень с руки самого сахукара и других у него не было!
— Сейчас мы их сравним! — заверил меня меняла. Он натер печатку чернилами и, лизнув листок бумаги, занес над ним перстень. — Ну! Ставлю?
— Конечно! — подтвердил я, незаметно положив руку на рукоять своей сабли.
Меняла приложил перстень к бумаге и отнял его; получившаяся печать в точности повторяла те, что были на счетах Камаль Хана.
— Все верно! Совпадают! — сказал меняла после длинной паузы. — Я не знаю фарси, на котором составлен текст печати, однако буквы, кажется, одинаковые, и размер тот же. У меня нет более сомнений, но все равно — странно!
— Могу сообщить вам, — сказал я, — что ваш покорный слуга — особо доверенное лицо сахукара и он лично поручил мне забрать деньги. Впрочем, если вы не хотите платить, то так и скажите — я напишу ему об этом.
— Нет, не надо, деньги готовы, — заверил меня меняла. — Но все-таки — почему уважаемый сахукар не приехал сам?
— Так сложились его обстоятельства, — пояснил я.
— А где он сейчас?
— Этого я никому сообщить не могу, на что у меня есть указания сахукара. Можете быть уверены, что, когда придет время, он не преминет заехать к вам, — твердо сказал я, подумав про себя: «Конечно, заедет, но не раньше, чем в день Страшного суда».
— Ну что же! — вздохнул меняла. — Когда вы хотите получить деньги? Вексель предусматривает оплату в течение десяти дней.
— Прямо сейчас, ибо у меня нет времени ждать. Утром я уезжаю обратно. Можете вычесть из этой суммы проценты за десять дней. Да, кстати! — продолжил я. — Сахукар просил передать, что если он вам остался что-то должен, то вы можете вычесть этот долг из тех денег, что отдадите мне, для окончательного расчета.
— Хорошо! — ответил меняла. — Сейчас посмотрю. Значит, так: за вычетом долгов сахукару причитается семь тысяч триста сорок три рупии.
Вишнучанд позвал слугу, которому велел зарегистрировать векселя сахукара, приготовить расписку и принести деньги.
— Как вы собираетесь нести столько серебра? — спросил меняла, когда деньги были пересчитаны и отданы мне. — Здесь опасно, да к тому же темнеет.
— Не беспокойтесь! Нас двое, и мы вооружены. К тому же, — обратился я к писцу, который привел нас сюда, — ты ведь не откажешься помочь нам за приличное вознаграждение?
— О да! Видит Бог, я ничего не ел с самого утра, и несколько рупий мне не помешают.
— Хорошо! Сколько ты сможешь унести?
— Две тысячи рупий, думаю, я осилю, — ответил писец, взявшись за один из мешков.
Попрощавшись с менялой, мы отправились в караван-сарай. По дороге я тихо сказал Моти Раму на нашем условном языке рамаси, которым уже довольно хорошо владел:
— Менялы нам бояться нечего; он никогда никому не рассказывает о своих делах. А вот этот несчастный? Что ты думаешь? По-моему, ему лучше не жить для нашей безопасности.
— Я согласен с тобой, — ответил Моти Рам. — Его тело можно будет бросить в колодец. Тут как раз неподалеку есть один — сегодня утром я совершал там омовение.
— Очень хорошо. Дай знать, когда мы подойдем к нему. Я же рассчитаюсь с этим беднягой за все причиненное беспокойство и заплачу ему, что причитается.
Мы подошли к колодцу, и Моти Рам подал сигнал; я был готов, однако писец отчаянно сопротивлялся и, поскольку он нес на плечах мешок денег, мне было не совсем ловко набросить мой платок. Все же он умер, и мы сбросили его в колодец, привязав к его одежде тяжелый камень. Надо заметить, что, хотя этот человечек уверял нас в своей бедности, мы нашли в его одежде целых сорок три рупии.
Взбесившийся слон
У нас оставалось немало свободного времени, и Моти Рам предложил мне посмотреть на то, как отмечают годовщину гибели внука пророка, забравшись на крышу «вон того высокого дома» — показал он рукой на какой-то заброшенный дворец. Мы поднялись по крутой винтовой лестнице на самый верх, с которого открывался вид на Чар Минар, озаряемый последними лучами солнца, и ближайшие к нему улицы, до отказа забитые народом.
