В поисках белого бизона - Рид Томас Майн (книги онлайн полные TXT) 📗
Коршун продолжал крепко держать змею своим мощным клювом. Теперь он завоевал преимущественное положение. Он не собирался медлить и хотел использовать свое превосходство. Быстро перевернувшись при помощи крыла, он впился в землю когтями одной лапы и стал подтягивать голову змеи поближе к себе, пока она наконец не оказалась в пределах досягаемости другой его лапы. Затем одним яростным ударом он захватил горло врага когтями и стал сжимать его, точно тисками.
Это положило конец борьбе. Красные кольца ослабли и соскользнули. Змея еще слегка шевелилась, но это были уже предсмертные судороги. Через несколько мгновений тело ее лежало, вытянувшись на траве, без сил и без движения.
Коршун вскоре вырвал клюв из челюстей змеи, поднял голову, расправил крылья, чтобы удостовериться, что свободен, и с победным криком поднялся в воздух, а за ним потянулось, точно шлейф, длинное тело змеи.
В это время другой крик достиг ушей юных охотников. Его можно было бы принять за эхо первого крика, но он прозвучал более дико и громко. Все устремили глаза туда, откуда он послышался. Мальчики хорошо знали, кто это кричит, они слышали подобный крик и раньше. Они знали, что такие звуки издает белоголовый орлан.
Юные охотники тут же и увидели его. Он парил высоко в голубом небе, распустив большой хвост и раскинув широкие — семи футов в размахе — крылья.
Орлан летел по прямой, направляясь к коршуну, и явно желал отнять у того только что завоеванную добычу. Коршун услыхал крик, прозвучавший как эхо его собственного, и, понимая его значение, сразу напряг всю силу крыльев, чтобы подняться повыше в воздух. Он, казалось, твердо решил не отдавать добычу, которая досталась ему с таким трудом, или, по крайней мере, не уступать ее без боя.
Птицам его породы иногда удается улететь от орла, то есть от некоторых орлов, так как эти царственные птицы отличаются друг от друга по быстроте полета, как собаки от лошади по быстроте бега. Коршуны тоже бывают разные, и тот, о котором идет речь, будучи абсолютно уверен в мощи своих крыльев, думал, наверно, что сумеет потягаться со своим преследователем, который мог оказаться слишком жирным, слишком старым или слишком молодым, для того чтобы обладать необходимыми для полета силами.
Во всяком случае, коршун решил заставить орлана погоняться за собой, предполагая, если тот догонит его, быстро положить конец преследованию, уступив врагу добычу, как частенько вынужден делать сородич коршуна — скопа. Поэтому коршун стал набирать высоту, делая круги по пятидесяти футов в диаметре.
Если коршун предполагал, что его преследователь слишком стар, молод и жирен или в какой-то мере медлителен, ему предстояло скоро в этом разувериться. Те, которые наблюдали за полетом этой птицы, не разделяли точки зрения коршуна, — наоборот, юные охотники подумали, что никогда еще не приходилось им видеть более замечательного представителя орлиной породы.
У орлана было пышное оперение, а голова и кончик хвоста — белые как снег. Крылья широкие, четкого рисунка. Птица была очень большая, и это доказывало, что перед ними самка, а не самец. Как ни странно, природа, кажется, изменила себе в отношении этих птиц; самки их всегда ярче по оперению, крупнее, быстрее в полете, сильнее и даже свирепее, чем самцы…
Коршун устремляется все выше, изо всех сил напрягая свои остроконечные крылья, — вверх по спирали, как бы ввинчиваясь в воздух. Вверх устремляется и орлан, тоже по спирали, но более широкими кругами, которые охватывают орбиту полета коршуна. Обе птицы летят концентрическими кругами. Вот орбиты их полета пересекаются; теперь они кружат параллельно. Коршун взлетает еще выше. Преследующий его орлан тоже взмывает вверх. Они все больше приближаются друг к другу. Круги их становятся все уже, но это только кажется, так как они поднялись очень высоко. Вот коршун превратился в точку и кажется неподвижным; вот он совсем пропал из виду. Орлана еще видно, но сверкает только маленькое пятнышко, точно кусочек белого облака или снега на голубом небе, — это кончик его хвоста. Наконец и оно исчезло — и коршун и орлан словно растаяли в воздухе.
Чу! Сс-сс-ш!.. Вы слышали этот звук, точно свист ракеты? Посмотрите, что-то упало на верхушку дерева и сломало несколько веток. Смотрите, это коршун! Он мертв, и из раны на плече сочится кровь.
Чу, опять! Фш-ш-ш! Это орлан. Видите, у него в когтях змея!
Орлан камнем ринулся вниз. Полет его был так стремителен, что за ним нельзя было проследить глазом. В двухстах-трехстах ярдах от земли он расправил крылья и распустил, как веер, хвост, что сразу затормозило его движение вниз. Затем несколькими размеренными взмахами крыльев он медленно поднялся над верхушками деревьев и уселся на вершину засохшей магнолии.
Базиль схватил ружье, чтобы выстрелить. Ему негде было спрятаться, так как дерево, на которое опустился орлан, стояло на голом месте. Юный охотник знал по опыту, что приблизиться к птице верхом на лошади было единственным шансом, поэтому он выдернул колышек, к которому был привязан Черный Ястреб, и, вскочив в седло, поскакал меж кустов. Не прошло и нескольких минут, как послышался выстрел, и орлан свалился с дерева.
Это было последним звеном в цепи разрушений.
Базиль возвратился, неся большую птицу. Это была самка, как и сказал Люсьен, очень крупная — более двенадцати фунтов весом, а размах крыльев ее равнялся семи футам. Обычно вес птицы этой породы редко превышает восемь фунтов и сами они бывают небольшими.
— Как цепь разрушений! — воскликнул Люсьен. — Одно существо служит добычей другому.
— Да, — сказал Франсуа. — И как интересно: это началось с птицы и кончилось птицей. Посмотрите на них обеих!
Говоря это, он указал на крошку-колибри и на огромного орлана, которые лежали в траве рядом и представляли собой резкий контраст по величине и внешнему виду.
— Ты забываешь, Франсуа, — сказал Люсьен, — что в этой цепи были еще два звена, а может быть, и больше.
— Какие же другие звенья? — спросил Франсуа.
— Колибри, как вы помните, подверглась нападению в то время, когда она сама являлась разрушителем — она убивала синекрылую мушку.
— Да, это, конечно, другое звено… Но кто убил орлана?
— Думаю, это Базиль. В таком случае, он является последним звеном в цепи разрушений.
— И, может быть, самым преступным, — сказал Люсьен, — потому что ему это было меньше всего необходимо. Остальные существа руководствовались лишь инстинктом к добыванию пищи, тогда как целью Базиля было стремление к бессмысленному разрушению…
— Я не согласен с тобою, Люс! — сказал Базиль, резко прерывая брата. — Дело совсем не в этом. Я застрелил орлана за то, что он убил коршуна и отнял у него добычу, вместо того чтобы потрудиться самому и добыть себе пищу. Вот почему я добавил это звено к твоей цепи.
— С этой точки зрения, тебя, пожалуй, можно извинить, — отвечал Люсьен, улыбаясь брату. — Хотя трудно понять, почему орлан больше виноват, чем коршун: он взял только одну жизнь, так же как и коршун.
Базиль, казалось, был немного рассержен тем, что его обвинили в бессмысленной жестокости.
— Но, — возразил он, — помимо того, что орлан лишил жизни свою жертву, он обокрал ее. Он совершил грабеж и убийство, а коршун виновен только в убийстве.
— Ха-ха-ха! — рассмеялись вместе Люсьен и Франсуа. — Вот так рассуждение!
— Люс, — спросил Франсуа, — а что ты имел в виду, когда говорил, что в этой цепи могло быть еще много звеньев?
— Кто знает… может быть, синекрылая мушка сама питалась какими-нибудь другими, еще более мелкими существами, а те, в свою очередь, — другими, мельчайшими, которые, хотя и невидимы простым глазом, все же являются живыми существами. Кто знает, зачем природа создала эти существа… Чтобы они служили пищей друг другу? Вот вопрос, на который мы не можем найти удовлетворительный ответ.
— Как знать, Люс, — сказал Франсуа. — Как знать… Может быть, есть еще одно звено, по другую сторону этой цепи… Базиль, а что скажешь ты? Может быть, мы еще встретимся с медведями гризли? — И Франсуа рассмеялся.
