Масорка - Эмар Густав (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Она у меня грязная, не совсем чистая! — сконфуженно пробормотал командир, не решаясь дать Росасу свою окровавленную руку.
— Подойдите поближе, друг мой, и не смущайтесь, ведь это кровь унитариев. — И как бы испытывая особое наслаждение от прикосновения к этой руке, Росас удержал ее довольно долго в своей, дружески пожимая.
— Ну, идите с Богом, Китиньо. Тот откланялся и вышел.
Росас проводил его глазами, в которых светилось какое-то странное, непонятное выражение. Он, так сказать, любовался и как бы измерял силу этого человека, который действовал исключительно под влиянием его воли. Все эти грязные подонки общества, выведенные из грязи и трущоб на свет божий этим тираном, чтобы сделать из них орудия своей власти, все они были давно приучены им к безусловному повиновению.
И в страшный час, когда несчастный Буэнос-Айрес переживал агонию своей свободы, прав и законов, Росас, мессия этой подлой черни и яркий представитель самого возмутительного абсолютизма, действительно, был желанным вождем темной черни, фанатичной и невежественной, которую он грозно гнул под свое железное иго, и Китиньо, это чудовище, едва ли имевшее в себе что-либо человеческое, был одним их тех, кто с окровавленными руками воспевал своего вождя и повелителя.
— Спокойной ночи, донья Мануэла! — сказал Китиньо, повстречав ее, когда она возвращалась вместе с Корваланом в кабинет отца.
— Спокойной ночи, — ответила она, прячась за Корвалана и сторонясь как можно дальше от него, как будто она опасалась прикосновения этого чудовища, от которого еще пахло свежей человеческой кровью.
— Корвалан, — приказал Росас, — пойдите и приведите сюда сейчас же Викторику.
— Он только что прибыл и находится в бюро, лишь несколько минут тому назад он у меня осведомлялся, не соблаговолит ли ваше превосходительство принять его.
— Пусть идет.
— Я пойду позову его.
— Нет, подождите. После того как вы пошлете сюда Викторику, садитесь сами на коня и, не теряя ни минуты, скачите к английскому консулу, там вызовите его самого и скажите ему, что мне сейчас необходимо переговорить с ним, что я прошу его немедленно приехать ко мне.
— А если он спит?
— Пусть его разбудят.
Корвалан низко поклонился и вышел, поправляя на ходу свой красный шелковый пояс.
— Чего это вы, ваше преподобие, изволили так сильно испугаться? — спросил Росас, обращаясь к мулату, — придвиньтесь же к столу, вы там точно паук прилепились к стене. Итак, чего вы испугались?
— Его руки, — отвечал падре Вигуа, с нескрываемым облегчением придвигаясь к столу, когда бандит вышел.
— Дурак! — проворчал в бороду Росас. — А ты, Мануэла, ты не совсем здорова, кажется?
— Нет, почему вы так думаете, татита?
— Да питому, что я заметил, что тебе было не совсем по себе, пока здесь был Китиньо.
— Но ведь ты видел?
— Я все вижу, но ты должна уметь скрывать. Для таких людей, как тот который сейчас вышел, нужна здоровая дубина, это их сразу делает приниженными, кроткими, а легкие уколы заставляют их вскочить как от укуса змеи.
— Мне было страшно, сеньор.
— Страшно! — презрительно уронил Росас, — я этого мерзавца одним взглядом могу уничтожить.
— Мне был страшен не он, меня испугало то, что он сделал.
— То, что он сделал, он сделал для твоей и моей безопасности; никогда не истолковывай иначе то, что тебе придется видеть и слышать здесь; я хочу, чтобы эти люди понимали меня и знали, что я хочу чтобы они беспрекословно исполняли то, что я от них потребую, только тогда я буду этим доволен. И ты должна быть этим довольна и стараться приобрести среди них популярность, во-первых, потому, что это в твоих интересах, а во-вторых, потому, что я тебе это приказываю. Войдите, Викторика, войдите, — продолжал он, обращаясь в сторону двери, за которой послышался шум мужских шагов.
ГЛАВА IX. Дон Бернардо Викторика
Сеньор дон Бернардо Викторика, начальник полиции Ресторадора законов, вошел в столовую Росаса.
Это был человек лет пятидесяти, среднего роста, плотного телосложения. В волосах его было много седины, лицо медно-красного цвета, широкий, очень выпуклый, нависший над густыми бровями лоб и маленькие, темные, чрезвычайно блестящие, бегающие глаза, лукавый бойкий взгляд, да две глубокие борозды морщин от ноздрей до углов рта придавали этому лицу злое, жестокое и притом старческое выражение. Казалось, это лицо состарилось не столько под влиянием страстей, сколько под влиянием прожитых лет, и никогда оно не оживлялось приветливой человеческой улыбкой.
Одет он был в черные брюки, синюю куртку и ярко-красный жилет. Вокруг высокой тульи шляпы обвивалась широкая полоса ярко-красного крепа, знак траура по умершей супруге Ресторадора. В руке у него был короткий, но толстый хлыст с серебряной рукояткой.
Поклонившись почтительно, но без жеманства, Росасу и его дочери, он сел по приглашению хозяина на тот самый стул, на котором раньше сидел Китиньо.
— Вы прямо из полицейского участка?
— Прямо оттуда.
— Случилось что-нибудь?
— Привезли тела тех, которые намеревались отплыть сегодня ночью, вернее три трупа и одного умирающего, который теперь уже скончался.
— А кто он был?
— Полковник Саласар.
— Известны вам имена остальных?
— Да сеньор, кроме Саласара, в остальных признали Пальмеро, Сандоваля и молодого Маркеса.
— А бумаги?
— Ничего не было найдено.
— Вы заставили Кордову подписать донос?
— Да, сеньор, согласно приказанию вашего превосходительства, я заставляю подписывать все доносы.
— Он при вас?
— Вот, извольте, — отвечал начальник полиции, доставая из бокового кармана своей куртки большой кожаный бумажник и, выбрав из множества содержавшихся в нем бумаг одну, он развернул ее и положил на стол перед Росасом.
— Прочтите! — приказал Росас.
Дон Бернардо взял со стола бумагу и стал читать.
Хуан Кордова, уроженец Буэнос-Айреса, по ремеслу временно мясник, член Народного общества, временно зачисленный в секретную полицию по особому приказанию его превосходительства славного Ресторадора законов, явился к начальнику полиции 2-го числа текущего месяца в час пополудни и сообщил, что, узнав от служанки дикого унитария Пальмеро, с которой он состоял в тайных сношениях, о том, что господин ее имел намерение бежать вМонтевидео, явился в тот же день поутру к вышеупомянутому дикому унитарию Пальмеро, которого он знал вот уже несколько лет, и просил его одолжить ему, Кордове, пятьсот пиастров, так как он якобы собирался дезертировать и бежать в Монтевидео и что без этих денег побег его не мог состояться. Сумму эту, по его словам, требовали те хозяева китобойных судов, которые занимались перевозкой эмигрантов.
Вследствие всего этого Пальмеро, в свою очередь, признался ему, что он и четверо его товарищей также задумали бежать, но находятся в затруднении, не зная ни одного из владельцев китобойных судов; затем Пальмеро предложил Кордове восемь тысяч пиастров, если он поможет им бежать. Торг состоялся тотчас же, и побег был назначен на четвертое число, в десять часов вечера, причем было условлено, что Кордова должен зайти к Пальмеро четвертого числа около шести часов вечера, чтобы узнать, в каком месте и в каком доме должны сойтись все эмигранты.
Все это заявитель сообщил начальнику полиции, чтобы тот уведомил об этом его превосходительство как об исполнении им, Кордовой, его обязанностей как защитника священных интересов федерации, присовокупив, что во всем этом деле он особенно заботился о том, чтобы действовать во всем сообща с доном Хуанито Росасом, сыном его превосходительства, и согласно его совету.
Подписал в Буэнос-Айресе 3-го мая 1840 г.
Хуан Кордова
Закончив чтение этой бумаги, начальник полиции тотчас же сложил ее и сказал:
— Вследствие этого заявления я и получил от вашего превосходительства те приказания, которые я должен был передать Кордове, с тем чтобы он сговорился с командиром Китиньо.
