За секунду до выстрела - Чергинец Николай Иванович (читать книги регистрация .txt) 📗
— Знаем, Хохлов, все знаем. Так чего же вы проехали сейчас мимо поселка и не подбросили к дому погибшего документы и деньги?
— Светло было. Решил это сделать в следующий раз.
— А где они?
— Вот, у меня, — и он негнувшимися пальцами с трудом расстегнул карман брезентовой куртки, достал завернутый в тряпицу сверток и протянул его Славину.
Владимир обратился к понятым:
— Давайте посмотрим, товарищи, что здесь?
Он развернул сверток, и все увидели в нем деньги и документы на имя Литвина...
Славин с участковым решили официально оформить задержание Хохлова, осмотр машины и факт изъятия у него денег и документов погибшего. А затем они машину оставили в поселке, а Хохлова вдвоем на леспромхозовской машине доставили в отделение милиции...
13
ЖОВЕЛЬ
Маню Жовель Купрейчик застал за тем же занятием, что и накануне. Она парила ноги и пыталась срезать мозоли. Увидев входящего в комнату капитана, женщина поморщилась.
— Ты что, милок, забыл что-нибудь у меня вчера? — не отвечая на приветствие, хмуро спросила она.
— Нет, Мария Григорьевна, ничего я не забыл. Решил облегчить ваши страдания и принес вам вот это, — Алексей протянул Жовель небольшой пакетик.
— Что здесь? — Хозяйка взяла пакетик и с удивлением посмотрела на капитана.
— Может, эти лекарства помогут вам бороться с проклятыми мозолями, — усмехнулся Купрейчик.
В это время в комнате собралась вся семья Жовель. Не ожидая приглашения, капитан сел на стул и спросил:
— Дети-то хоть накормлены?
— Если бы они у меня голодали, то не все стояли бы перед тобой, а так видишь — все семь. — И она усталым голосом добавила: — Скорей бы выросли они, и мне бы легче стало.
— Да, это верно, — согласился Алексей, не зная, как вести разговор в присутствии ватаги детворы. Жовель, словно понимая это, протянула пакетик старшим дочери и сыну:
— Нате, вы грамотные, разберитесь, что мне подойдет лучше всего. А пока все выйдите, нам поговорить надо.
Дети послушно вышли из комнаты. Наступила неловкая пауза. Купрейчик помнил вчерашнюю неудачу и не торопился заводить разговор. Он смотрел на эту женщину и думал, что она старается казаться хуже, чем есть на самом деле. «Во время оккупации, рискуя не только своей жизнью, но и жизнью детей, спасла двух человек от неминуемой смерти. Значит, мне, офицеру милиции, надо найти ключ к ее сердцу, убедить сказать правду». Он понимал, что так сразу Жовель не раскроется, и Алексей был готов к длительной и настойчивой работе с этой женщиной, которая прожила нелегкую жизнь.
— Мария Григорьевна, как же вы справляетесь с детьми?
Она вяло провела рукой по лицу и подняла на Купрейчика глаза.
— Ты не смотри на меня, как на бандершу какую-нибудь, сама я никогда ничего не украла, хотя не буду врать, и темную шмотку кое-когда принесут, а я возьму ее и продам. А как же иначе? С чего мне жить?
— Ну, а пенсия на детей?
— Какая там пенсия! — махнула она рукой. — Если бы мы жили только на нее, давно бы ноги протянули.
— Мария Григорьевна, а вот дети ваши... — Купрейчик никак не мог подобрать слова, чтобы не обидеть женщину. Та, наверное, догадалась, что смущает его, и невесело улыбнулась:
— Ты хочешь сказать, как я могла столько байстрюков наплодить?
— Нет, я хотел спросить об их отце...
— Этих отцов у меня трое было. От первого двое детей осталось. Пропал он у меня в тридцать пятом.
— Как пропал? — не понял Купрейчик. — Сбежал?
— Нет, не сбежал... Просто пропал, и все... Однажды не пришел с работы домой... как в воду канул.
Купрейчик понял, что Жовель что-то недоговаривает, и не стал допытываться. А она после непродолжительного молчания снова заговорила:
— В начале тридцать шестого вышла замуж за другого человека. Красавец, а не мужчина. Родила я от него троих детей, а он вором оказался. Посадили, а через три месяца сбежать вздумал, так его и подстрелили. В конце тридцать девятого вышла в третий раз замуж. — Жовель посмотрела в глаза Купрейчику. — Спросишь, зачем сделала это? Детей же кормить надо было, а Антон человек степенный и толковый был. Жена его первая померла, а двое взрослых сыновей уже были женатые, своих детей имели и жили в другом городе. Не знаю, чем я ему понравилась, но женился он на мне, не посмотрел, что пятеро детей. Кто знает, человек он мягкий был, может, пожалел меня, поэтому и женился. Родила я ему шестого, а когда война началась, в октябре сорок первого, появился и седьмой. Муж тогда на фронте, конечно, был. И только когда наши освободили Минск, узнала я о его судьбе. Зашел в июле сорок четвертого ко мне сержант, который с Антоном воевал. Он рассказал, что дружили они и что Антон погиб под Витебском. Отдал он портсигар, фотокарточку Антона, где мы с ним еще до войны вдвоем сфотографировались, а сам пошел дальше воевать. А что мне делать? Поохала, поплакала, а жить-то надо, поесть семи ртам — дай несколько раз в день, одень всех... Но видишь, живу!
Купрейчик, сам не зная зачем, спросил:
— Сколько вам лет?
— Через год пятьдесят будет. Что удивляешься? Старухой стала? Нелегко при такой жизни молодой выглядеть, такую ораву одной воспитывать.
Купрейчик сочувственно молчал. А Жовель, как бы спохватившись, спросила:
— А что ты меня о Вовке не спрашиваешь?
— Мне вчера показалось, что вы не хотите о нем говорить.
— Да, не хочу. Я вообще ни о ком не хочу ничего говорить. Но, скажу тебе по правде, понравился ты мне, тронул мое сердце своим участием. Значит, думаешь не только о том, чтобы кому-то солнечную камеру предоставить. — Она неожиданно засмеялась своим необычным смехом. — Надо же такое придумать — лекарства принести. Ну ты, парень, хоть и милиционер, но хват, ничего не скажешь! А, ладно, — решительно махнула рукой Жовель, — слушай, все, что знаю, скажу! Не думай, что я ничего не понимаю. Запомни фамилию: Драбуш. Живет по Старовиленской, звать Мишкой. Он и есть дружок этого Вовки. До войны сидел два или три раза. Последний срок не отсидел — немцы пришли. Вот он — хлюст! Не то что я — Маня, которая сама ничего не украла, а если кто из детей сопрет булочку в магазине, то это не значит, что они вырастут ворами. Они у меня знают, что я им все, что могу, отдаю и не дай бог им ослушаться!
— Мария Григорьевна, Драбуш с Коруновым давно подружились?
— А черт их знает, но знакомы они давно.
— Вовка знает о продавце пива?
— Леве? А кто не знает? Конечно, знает. Я сама у Левы не раз видела этого Володьку.
— Он живет у Драбуша?
— Нет. Драбуш не такой дурак, чтобы зэка у себя в доме держать, он не фраер. Говорят, что Вовка живет у одного из его друзей, а вот у кого — хоть убей, не знаю. — Она повернулась к дверям и громко позвала: — Толька, а Толька, иди сюда!
Из соседней комнаты вышел уже знакомый Купрейчику парень. Капитан подумал: «Дети от разных отцов, а как похожи между собой. Все в мать пошли».
— Толя, ты Вовку, дружка Драбуша, знаешь?
— Того, что лицо в угрях? Ага, знаю. Он раньше к Драбушу приходил, но уже недели две как не появляется у него.
— А ты откуда знаешь, появляется он или не появляется? — спросил капитан.
Парень хмуро взглянул на Купрейчика и сказал:
— А я у него дома часто бываю.
— Зачем?
— В гости хожу...
Парень еще что-то хотел сказать, но его перебила мать:
— Ты как разговариваешь с человеком?
— «Как-как»? Нормально.
— Иди вон отсюда, смойся с моих глаз, паршивец!
Парень повернулся и молча вышел.
— Толя дружит с сыном Драбуша и часто бывает у них.
— А он не скажет этому Драбушу о нашем разговоре?
— Не беспокойся, могила. Чего-чего, а молчать все мои дети умеют.
— Работает ли Вовка, вы не знаете?
— Нет, не интересовалась.
— Мария Григорьевна, вот вы говорили, что Драбуш не будет у себя дома зэка держать. Вы считаете, что Вовка был судим?
— Конечно, здесь и сомневаться нечего. Я же говорю, по-моему, они вместе и срок тянули. Они и во время войны друг дружки держались. Даже когда Красная Армия пришла, они же и от фронта вместе увильнули. Правда, Драбушу это труда не составляло: хромает на одну ногу, а вот как Вовке удалось это сделать, не знаю. Вы бы его послушали, у него же законченный блатной жаргон.
