Люди, горы, небо - Пасенюк Леонид Михайлович (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Вот как. Подобно Вольфу Мессингу, я могу читать мысли на расстоянии. Мне кажется, что я могу их читать. И читать в том виде, в каком они меня больше устраивают.
Костер мало-помалу затухает, и мало-помалу шумными ватагами расходимся мы по палаткам.
Но я еще долго сижу у припорошенных перхотью золы углей. Становится все темней. Почему-то нет луны. Луна за горами. И они – пик Инэ, Джугутурлючата, Софруджу – сейчас зловещи, обескровлены, сухи до звона. Перекатываются по их острым ребрам громы камнепадов. От них исходит первобытный мрак, напластовываясь повсюду тенями, зла. В долине, окруженной такими горами, должны происходить жуткие вещи, чудеса первородные, колдовские ритуалы.
Да, да! Но вот вспыхивают в девичьих коттеджах живые огоньки. Как в пантомиме, в окнах кружатся и мелькают шаловливые силуэты. Ничего жуткого. Тут везде люди. А где люди, тьма исчезает.
Ага, вот и луна! Выбравшись из-за тучи, она повисает ослепительным диском на тонкой нитке, протянутой между шпильками звезд.
Начинается сказка.
Я человек взрослый, кандидат наук, и не даю разыгрываться воображению. Сказки для меня – пройденный этап. Но, правда, иногда я об этом грущу.
ГЛАВА ПЯТАЯ
На завтрак – манная каша. В альплагерях ею злоупотребляют больше, чем горохом. Видимо, она полезна не только детям.
Тутошкин быстренько очистил миску и уже поет:
– Каша манная да ночь туманная, да ты ушла от меня, окаянная…
С нами сидит, новый инструктор Алим – «такой щебетун, рот большой, зубы большие, а вообще почему-то симпатичный».
– Каша манная – это вещь, – говорит он, тщательно облизывая ложку. – Вот, помню, спускались мы однажды вниз и, как часто водится, опаздывали к контрольному сроку. А опаздывали потому, что, где другие обошлись бы сухомяткой, мы разводили варево. Вот и в тот раз сварили на последнем биваке огромную кастрюлю манки, всю осилить в один присест не смогли и тащили впереди поочередно, как барабан. Доедали на ходу. Старший не вытерпел, приказал выбросить к черту, а мы на такое кощунство не осмелились, выскребли ее до донышка уже у ограды лагеря. Восхождение нам, правда, засчитали, мы возвратились почти в срок. Но она же нам и сил придала!
Алим говорит почти без акцента, но очень быстро. Масляно-черные его глаза смеются. Он ужасно к себе располагает. Чувствуется, что с ним мы заживем душа в душу.
С шутками и прибаутками идем получать трехкилограммовые палатки-памирки и прочее снаряжение: готовимся к Софруджу.
– Софруджу – это что, – сверкает большими зубами Алим, – мы ее раскусим в два счета.
– Ну да, оно и видно, – недоверчиво тянет Володя Гришечкин, глядя на ее сияющий пик.
Алим хлопает его по плечу.
– Во-во! Насчет этого у альпинистов уже анекдот сложен. Приезжают в лагерь новички – и глаза у них круглые: «Вот это и есть вершина?! О-го-го!! А это рюкзак?! Ну и горб! А это инструктор?!. Однако рожа!» Приезжают значкисты: «Как, эта горка?.. Подумаешь, добежим! Гм, этот рюкзачок?.. Пустяки!» И наконец, мастера: «Это стенка? Что это за стенка! Да мы по потолкам ходили!»
Смеемся вместе с Алимом.
Но «мадам» Персикова не дает нам развлекаться – того и гляди подсунет какой-нибудь брак. Дело в том, что она, вероятно, уже отходила свое «по потолкам» и теперь предпочитает более спокойное занятие – работает в альплагере кладовщицей. Все-таки горы, чистый воздух, можно бегать по лагерю только в шортах и майке, демонстрируя незаурядную для женщины мускулатуру. Да и к мужу поближе, а то ведь бродят тут вокруг да около разные ольги семеновны.
На лекцию «Опасности в горах» опаздываю – бегал в почтовый киоск дома отдыха «Солнечная поляна» за свежими газетами и журналами.
Лектор отчитывает меня за недисциплинированность и сразу же использует в качестве иллюстрации к очередному тезису:
– Вот вы и есть самая доподлинная ходячая опасность! С вашей разболтанностью…
С этим я согласиться не могу, но помалкиваю: лучше не дразнить собак…
Другими опасностями – пожалуй, с большим основанием – он считает камнепады, снежно-фирновые лавины (сухие, влажные и мокрые), солнце в любом случае, даже если туман (оно способно прежде всего вызвать ожог сетчатой оболочки глаз), оледенение скал, дождь и вообще любую погоду… В горах даже безобидный зверь может быть грозен для альпиниста. Например, туры в поисках соли охотятся по склонам гор за консервными банками, которых тут множество, это Кавказ, а не Восточный Саян, и лижут их, и могут вызвать камнепад даже там, где его обычно не ждешь.
Здесь, кроме того, есть такие горы, куда лучше не ходить, хотя с виду они, может, и безобидны. Например, Эрцог. Ее альпинисты избегают. Тогда как везде может быть хорошая погода, над Эрцогом любое легкое облачко способно извергнуть громы и молнии, из ледорубов буквально «течет» электричество.
Лектор долго еще распространяется на эту тему и, наконец, заканчивает свое выступление двумя анекдотами - что называется, «на массу сработал».
Вскользь рассказав об Эрцоге, он дает толчок воспоминаниям, а вспомнить мне есть что… Но только не вслух. Хотя, конечно, даже новички, с которыми я нынче хожу,- народ не слабонервный. Считая и девушек.
Вспомнилось, какая у нас в одном из восхождений – лет этак шесть-семь назад – подобралась неунывающая, прямо сказать, боевая группа. Вспомнил Тосика. Чем-то он напоминал Алима, тоже был страшный говорун, что-то даже во сне рассказывал, и всегда смешные вещи…
Когда однажды мы попали в грозу и спустились от греха на одну из углубленных скальных полочек, а потом еще дальше от себя спустили на веревке все ледорубы, кастрюльки и прочее, а сами сидели мокрые и стучали зубами, этот самый Тосик для полной безопасности предложил спустить и ботинки, ведь они с триконями.
Мы послушались его – смерть хоть кому не мила, зачем дразнить ее, лучше немного померзнуть. Потом глядь через полчаса, а Тосик, оказывается, только спровоцировал нас, сам же как ни в чем не бывало сидит себе в ботинках.
Мы возмутились, и кто-то намекнул кстати, что у Тосика во рту металлические зубы: «Слушай, дорогой, а ты не боишься, что тебя молнией по зубам долбанет?»
Мы ему отомстили! Он выпучил глаза, наглухо прикрыл рукой рот и сидел так битый час, не проронив ни слова. Даже смотреть было жалко.
Но в другой раз, когда мы снова попали в грозу, было уже не до смеха. В той группе, правда, не было Тосика – не скажу, как он повел бы себя.
Ну, опять все свое железо подвесили пониже, затем растянули палатку…
Ни за какие коврижки не хотелось бы оказаться еще раз в том месте во время грозы. Молнии барабанили вокруг палатки точно град (потом мы видели гребень, сплошь оплавленный электрическими разрядами). Иногда они шипели, как головки отсыревших спичек. Волосы топорщились. Почему-то казалось мне, что даже очки мои неприятно щиплются.
У одного из ребят подкачала психика, в нервном расстройстве он распорол ножом палатку, выскочил наружу – и стал (этакий неуравновешенный столб!) мишенью для первой же молнии. И она ударила в него – вход обозначился розовой точкой на лбу, а рваный выход был на бедре. Удивительно, что он остался жив, – мы сделали для этого все, что могли. Обожгло тогда и нас: к контрольному сроку не пришли и спустились вниз через четверо суток благодаря помощи спасателей.
Потом я еще раз видел, как в человека ударяет молния: он лежал ниц, на нем тлела одежда и совершенно обуглились ботинки. Он тоже остался жив!
Но молнии нередко бьют насмерть. Лучше этого не видеть. Лучше не видеть, как вокруг товарища летает особо изощренная смерть – шаровая молния. Она жужжит вокруг твоего спутника, точно рассерженный шмель, и у него волосы становятся седыми в считанные секунды. А потом, смотришь, позабавится эта бестия и куда-то улетит, исчезнет с глаз долой.
