Чекисты. Книга первая - Марченко А. А. (бесплатные версии книг .TXT) 📗
— Нет уж, избавьте! — сказала Галина. — Эти зрелища не по мне.
Цигальков снисходительно проговорил:
— Ах, женщины! — и приглашающе указал на большую свежевыбеленную хату с голубыми наличниками на окнах: — Сюда, пожалуйста.
Уже возле самой двери их настиг истошный человеческий вопль: на площади началась экзекуция…
Нечипоренко в хате не оказалось. Хозяйка, пышная, дебелая молодуха, с насурьмленными бровями, сказала, что “батька пийшов на майдан, бильшаков вешать”. Цигальков предложил Алексею:
— Может, сходим все-таки?
Точно борясь с искушением, Алексей сказал:
— Хорошо бы… Только глаз много.
Цигальков понимающе кивнул.
— Тогда посидите здесь, я вас ненадолго оставляю. Галина Сергеевна, прошу извинить! — Он щелкнул каблуками и вышел.
Боровой положил мешок с “Ундервудом” на пол, отводя глаза, проговорил:
— Сходить, подывиться, що там… — и двинулся за Цигальковым.
В оставшуюся приоткрытой дверь снова ворвался дикий, исполненный нестерпимой боли крик…
Хозяйка охнула и закрыла дверь.
— Не можу терпеть! Я и скотину не гляжу, когда режуть. Вели бы у степ!
Галина опустилась на лавку и развязала косынку.
…Трудно передать чувства, владевшие Алексеем. Рядом умирали товарищи, неизвестные его друзья. Умирали мучительно. Что придумали для них бандиты? Поджаривают пятки? Ногти срывают? Вырезают ремни из спины? Лучше не думать об этом!..
Но как не думать, когда нервы натянуты до предела, а слух напряженно ловит каждый звук, доносящийся извне? Когда тебя, будто кипятком, захлестывает ненависть и кричать хочется от злобы и сознания собственной беспомощности?! А тут еще чужие следящие глаза…
Он заставил себя поднять с пола и вытащить из мешка “Ундервуд”. Не спеша расчистил место на столе, поставил машинку и принялся собирать отвалившиеся винтики и планки. Крики теперь стали глуше, но каждый раз, когда они пробивались в хату, было такое чувство, словно костлявая рука хватает сердце и безжалостно тискает его твердыми шишковатыми пальцами…
— Иди, ляжь, — предложила молодуха Галине. — Бачь, як втомилась с дороги!
— Я бы не прочь, — сказала Галина. — Где у вас можно?
Молодуха увела ее в другую половину хаты.
Когда через полчаса с улицы ввалились люди с есаулом Цигальковым во главе, Алексей по-прежнему возился с “Ундервудом”. Бандитов было пятеро. Боровой не пришел.
Цигальков представил Алексея Нечипоренко. Высокий дородный атаман был одет в английский зеленоватый китель и мерлушковую папаху с золотым шитьем на шлыке. Длинные пшеничные усы счесаны вниз, по-запорожски. Глаза маленькие, умные, в набрякших веках. Когда он снял папаху, оказалось, что его круглая правильной формы голова наголо выбрита. Оселедец бы еще — ни дать ни взять Тарас Бульба.
Нечипоренко протянул ему руку, и Алексей вчуже подумал, что может быть, этой самой рукой он только что убивал его товарищей.
— От Викентия? — спросил Нечипоренко. — Друкарню привезли?
— Так точно.
— Як звать?
— Седой.
— А де Галя?
— Спыть, — объяснила хозяйка, — поклала ее на свое лыжко.
— Есть до вас дело, — сказал Алексей, чтобы отвести разговор от машинки.
Нечипоренко поманил его в угол.
— Ну?
— Шаворский встретиться с вами хочет.
— Чому?
— Договориться о совместных действиях: он кое-что наметил.
— Где встретиться? Колы?
— Он предлагает Нерубайское, у священника. А когда — сами скажете. Чем скорее, тем, конечно, лучше. Кстати, велено передать, что там вы увидите немало интересного.
— Ага!
Вертя в пальцах какой-то небольшой блестящий предмет, Нечипоренко в задумчивости подвигал усами. На его мясистых щеках вздувались и опадали розовые бугорки.
— Гости пока, я все обмозгую…
Бандиты рассаживались за столом. Цигальков усадил Алексея неподалеку от себя. Хозяйка натаскала из печи тяжелых чугунов с жирно пахнущей едой, поставила два глиняных кувшина с самогоном. Когда расселись, угрюмый рябой парень с жестким чубом, прикрывавшим рубец на лбу, сказал:
— Вот кому прибыль — Феньке. Еще обоз возьмем — ей на год хватит!
— На вас напасешься! — сердито проворчала хозяйка.
— Не скупись! Тебе, небось, задешево досталось!
— Тоби задорого! — огрызнулась она. — Сонных повязать дурак сумеет…
— Фенька-а! — Нечипоренко повел на нее тяжелым, сощуренным взглядом.
Она, ворча, отошла к печи.
Пили долго, не спеша. По-видимому, в этой затерянной в степи деревушке бандиты чувствовали себя в безопасности. Говорили они на той помеси украинского и русского языков, которую иронически прозвали “суржиком”, и, прислушиваясь к их разговорам, Алексей многое узнал о последних минутах бойцов продотряда, замученных на деревенской площади. Возбужденные расправой, бандиты со вкусом смаковали подробности. Алексей улыбался. Во рту у него пересыхало, кусок не лез в глотку…
Захмелевший Нечипоренко размяк и снова вспомнил о Галине.
— А ну, Седой, разповидай, чи не совратив по дороге нашу непорочну пасхальну голубыцю?
Алексей посмотрел на него исподлобья и сплюнул на пол.
— На черта она мне сдалась! Селедка мореная! Нечипоренко повертел в воздухе пальцами.
— Э-э, це ты, хлопче, брешешь! Галя не селедка, Галя це… скумбричка!
— А я, может, белорыбицу люблю, — сказал Алексей. — Вон, вроде Аграфены!
За стойкой засмеялись.
— Ишь, губа не дура!
— Разбирается!
— Какая ж она белорыбица! Щука она! — пробурчал рябой парень. — Только попадись ей — со всей требухой сглотнет.
Чем-то этот бандит выделялся среди прочих собутыльников. Нахохленный, весь какой-то сосредоточенно-злобный, он был похож на волчонка в собачьей стае. Звали его Миколой.
Когда утихли гогот и сальные остроты по адресу дебелой хозяйки, Нечипоренко, забыв о Галине, заговорил о том, что часть отнятых у продотряда продуктов надо переправить в Парканы. Алексей не слушал его, он смотрел на руки атамана.
Нечипоренко закуривал. Он достал из кармана сборчатый кисет с кисточкой на шнурке, свернул “козью ножку” и щелкнул зажигалкой — это был тот самый белый блестящий предмет, который он все время вертел в пальцах. И при виде этой зажигалки хмель начал быстро улетучиваться из головы Алексея.
В первый момент он подумал: “Моя! Обронил где-то…” Но, сунув руку в карман, тотчас нащупал гладкое холодное тельце металлической куколки.
На свете были только две такие зажигалки — из полых внутри стальных китайских болванчиков.
“Синесвитенко!.. Петр Синесвитенко был среди тех, на площади…”
— Зовсим окосел! — услышал он как бы приглушенный расстоянием голос Феньки. — Шел бы на баз, а то после убирай за вами!
Едва ворочая языком, Алексей пробормотал, что оно, конечно… чего говорить… всякое бывает… встал и, пошатываясь, направился к двери.
В конце обширного Фенькиного баштана, где начиналась степь, находился сеновал с плетенными из лозы стенами и соломенным навесом. В низком закуте Алексей с головой зарылся в сено.
Вот, значит, какой обоз разгромили бандиты — простую рабочую артель, которая выменивала носильное барахлишко на продукты для голодающих семей! Вот кто принял мученическую смерть на площади во устрашение местных крестьян — Петр Синесвитенко!..
Не вчера Алексей стал чекистом, не впервой ему было попадать в сложные переделки, и он давно уже привык считать, что научился неплохо владеть собой и своими чувствами. Сейчас его уверенность была сильно поколеблена. Он чувствовал, что все в нем взбудоражено, перевернуто, потрясено…
Прошло немало времени, прежде чем он понял, что Синесвитенко уже не поможешь, а рисковать успехом операции он не мог, не имел права! Оставалось ждать, терпеливо ждать и делать свое дело.
Однако при мысли, что надо вернуться в хату и опять сесть за один стол с Нечипоренко и Цигальковым, ему стало тошно. Он всячески оттягивал этот момент, думал о Синесвитенко, об осиротевшем Пашке, о том, что, когда все кончится, мальчонку надо будет забрать в Херсон: пропадет один…