Оборотни Индии - Баширов Андрей Львович (читаем книги онлайн TXT) 📗
Поделить добычу было, совсем непросто; кроме того, драгоценные камни немало потеряли бы в цене, если раздать их по отдельности каждому, поэтому было решено поделить только деньги, и также некоторые личные вещи сахукара и наименее ценные ткани. Остальное, как условились мы, будет продано в Хайдарабаде за хорошие деньги. К тому же, заметил отец, товар сахукара теперь позволит нам самим выступить в роли купцов и их охраны. Было решено, что отныне отец будет представляться всем встречным как приказчик своего богатого хозяина, отправившийся из Хиндустани продать товар в Хайдарабаде, я — начальником охраны, а остальные — охранниками.
Хайдарабад — жемчужина Декана
Через много дней пути нам остался всего лишь один переход до Хайдарабада. Мы решили не торопиться с выступлением из нашего последнего лагеря, чтобы прибыть в город в разгар дня, когда через ворота города будут проходить тысячи людей, и не привлекать к себе внимания, поскольку наш отряд был весьма велик. Мы разбились на три группы: одну вел отец, другую — я, а третью — друг моего отца Сарфраз Хан, который примкнул к нам по дороге. Мы условились встретиться все вместе в одном из многочисленных хайдарабадских караван-сараев, где раньше случалось останавливаться Сарфраз Хану. Мой отряд шел первым, а отец решил выйти попозже вместе со всей нашей поклажей, с тем чтобы не торопясь пройти посты на дороге рядом с городом и уплатить положенные пошлины за провоз товаров.
Мы тронулись в путь прекрасным, прохладным утром: было холодно, но не так, как бывает в это время года в наших, более северных, краях, когда на землю ложится иней и замерзшая трава похрустывает под ногой путешественника, пока не поднимется солнце и не согреет своим светом все вокруг.
Клочья тумана повисли над холмами, громоздившимися слева от дороги, по временам скрывая от нашего взора огромный водоем, раскинувшийся у их подножия. Когда легкий ветерок наконец разогнал туман, я увидел гигантские груды огромных камней, скорее, скал, которые выглядели так, будто их сложила на этом месте человеческая рука. Я был поражен видом этих скал и обратил на них внимание Бадринатха — тот с большой охотой поторопился открыть мне тайну их появления здесь.
— Тебе, наверное, приходилось слышать об одной из наших священных легенд — Рамаяне, — сказал Бадринатх. — Она рассказывает о войнах богов. Так вот, там сказано, что негодяй демон Равана при помощи злых духов ракшасов украл красавицу Ситу, жену бога Рама. Она была увезена на остров Ланка и спрятана там. Рам не находил себе места от горя и отчаяния, не зная, куда подевалась его жена. Рам позвал на помощь Ханумана, царя и бога обезьян. Этот Хануман был на редкость мудр и хитер. Нынешние обезьяны похожи на него только хитростью, хотя что говорить об обезьянах, если с тех пор и сами люди заметно поглупели. Впрочем, это так, к слову… Что же, Хануман пожалел Рама и отправился на поиски Ситы. Долго бродил он по разным странам и землям, пока не обнаружил ее, убитую горем, на Ланке. Радостный, поспешил он с этим известием к Раму, и помог ему собрать огромную армию для завоевания острова. Однако, когда армия дошла до края земли, возникло серьезное препятствие. Прямо перед ними простиралось бурное море, которое с таким диким ревом кидалось на прибрежные скалы, что устрашились и самые храбрые из храбрейших, и даже сам Рам. Да, Ланка лежала за морем, но как туда прикажешь попасть? Лодок у них не было, да и будь они — что толку?! — ибо великая армия состояла из миллиона богоподобных существ, каждое высотой в десять локтей! Рам был уже готов сдаться и повернуть обратно, однако Хануман одним прыжком перескочил на Ланку и тут же вернулся, уверяя Рама, что он сможет построить здесь мост и что он и его помощники будут работать день и ночь, пока не соорудят его.
Так вот, эти самые скалы, которые ты видишь у дороги, лишь малая часть тех огромных валунов и камней, которые принес сюда Хануман и его обезьяны. Где он взял столько камней, ты спрашиваешь? В Гималаях, конечно! Построив мост, они оставили лишние глыбы камня здесь, в виде больших груд, ибо именно так, грудами, они несли эти камни с гор. В доказательство правдивости моих слов я должен сообщить тебе, что останки этого моста можно видеть до сих пор. Многие паломники, ездившие на самый юг Индии для поклонения богам, уверяли меня, что проплывали на лодках вдоль небольших каменистых островов, тянувшихся чередой друг за другом до самой Ланки. Никакие это не острова, а гигантские глыбы, которыми мостили путь от самого юга Индии до Ланки Хануман и его друзья. Кстати, обрати внимание, что нигде более, кроме как вот тут, у Хайдарабада, ты не увидишь таких аккуратных груд валунов, взгроможденных друг на друга. Именно они и останутся единственными, вечными свидетелями подвига Ханумана и Рама даже тогда, когда солнце остановит навсегда свой бег по небосводу, настанет конец света и человечество навсегда прекратит свое существование.
— Аллах велик! — воскликнул я. — Отличная история и, что касается моста, похожа на правду. Мы, мусульмане, рассказываем ее, впрочем, совсем иначе. Как ты знаешь, Адам, первый человек, которого сотворил Бог, жил в райском саду, а Ланка и была этим садом. Жил он там довольно долго, пока не стало ему тоскливо и печально одному. Тогда бог сотворил из ребра Адамова женщину и повелел ей быть с Адамом. Все было хорошо, но бес искушения подвинул Адама совершить грех с этой женщиной, и Бог, придя в ярость, прогнал обоих и сделал этот мост, чтобы они могли уйти.
— Да! — сказал Бадринатх. — Забавно, но верится с трудом. Моя история куда более правдоподобна. Ты взгляни только — эти скалы аккуратно сложены друг на друга, как будто бы так, чтобы их было удобнее нести. Богу это было бы ни к чему. Вот лежат валуны побольше — их принесли обезьяны, которые были посильнее, а вот камни поменьше — их, конечно, принесли те, кто были послабее. Что скажешь?
— На все милость Аллаха! — решил я прекратить этот спор. — Одно скажу — это были очень изрядные обезьяны! Хорошо, что таких больше не водится, иначе бы они прогнали всех людей, индусов и мусульман, забросав нас камнями.
Бадринатх, с которым мы так оживленно беседовали, был невысокий, плотный, подвижный человек. Он хотел стать джемадаром, и не без оснований, поскольку был одним из самых опытных и предприимчивых среди нас и, кроме того, уже несколько раз сам удачно выводил «на охоту» небольшие группы тхагов. Кроме того, он был одним из самых лучших сотха, т. е. разведчиком, который находил добычу и заманивал ее в наши сети.
Во время стоянок было очень забавно смотреть, как он ест. Обед его состоял из тридцати-сорока лепешек, топленого масла и большого кувшина молока, в который входило никак не менее сира. Глядя на него, усевшегося на ковре напротив горы лепешек, казалось, что ему нипочем с ней не справиться; однако одна за другой они исчезали у него во рту, каждая запиваемая огромным глотком воды или молока, который мог бы удовлетворить умирающего от жажды аравийского верблюда. Когда же груда лепешек подходила к концу и челюсти отказывались жевать более, а брюхо раздувалось до удивительных размеров, Бадринатх прекращал свое занятие и ложился на бок. Полежав так некоторое время, он переворачивался на другой бок, затем он вставал и, шумно рыгая, начинал энергично гладить брюхо обеими руками сверху вниз, как бы утрамбовывая содержимое своей утробы. После этого он вновь принимался за еду и, как правило, успешно завершал ее.
Каждый раз вокруг него вертелись две-три голодные бродячие собаки. Роняя слюну, смотрели они на гору лепешек и масла, провожая завистливыми взглядами каждый кусок, исчезавший во рту Бадринатха. Когда Бадринатх уже никакими силами, казалось, не мог заставить себя есть и, тихо постанывая в изнеможении от сытости, в тягостном раздумье мял в руках последнюю лепешку, псы с горящими от надежды глазами подбирались как можно ближе, готовясь ухватить на лету брошенный им кусок. Действительно, изредка, когда, несмотря на все свои старания и ухищрения, Бадринатх больше уже никак не мог вместить ни кусочка, перепадало и им, однако в большинстве случаев — увы! — собакам оставалось только отложить свои упования на щедрость Бадринатха до его следующей трапезы.
