Невидимый враг - д'Ивуа Поль (читать книги .txt) 📗
«Корсар Триплекс мог бы, конечно, наказать Оллсмайна за преступления. Для этого достаточно было бы повесить его за шею, а не за плечи. Если он не сделал этого, то лишь потому, что предоставляет это британскому правосудию, у которого рано или поздно, откроются глаза на этого человека».
— Готово! — разом объявили репортеры. — Теперь мы переходим к третьему делу. Соблаговолите, сэр, сообщить нам впечатления повешенного.
При этом коварном вопросе Оллсмайн не мог удержаться от ругательства.
— Убирайтесь к черту! — вскричал он.
Но представителей газет было не так-то просто смутить такими пустяками.
— Не торопитесь, подумайте, — продолжали они тем же любезным тоном. — Мы подождем. Этот вопрос даже интересен с философской точки зрения. Ваши рассуждения должны быть очень занимательны. Насколько нам известно, вы первый из всех повешенных имели в своем распоряжении столько времени, чтобы разобраться в собственных впечатлениях.
Видя, что Оллсмайн молчит, один из репортеров достал портсигар и предложил сигару своему собрату, выбрал сигару себе, и оба спокойно принялись курить.
Несмотря на свой гнев, Оллсмайн понял, что приходится смириться.
— Господа! — сказал он.
— Что прикажете, сударь?
— Я готов ответить на ваши вопросы. Но, черт возьми, поторопитесь. У меня все тело затекло!
Репортер «Инстантейниос» стал задавать вопросы.
— Когда вы увидели себя на виселице, каковы были ваши мысли?
— Не из приятных.
— Я тоже так думаю. Но каково было ваше главное ощущение? Страх?
— Нет, я понимал, что моей жизни не грозит опасность.
Репортеры одобрительно кивнули головой.
— Это подтверждает надпись корсара Триплекса, видимо, он вполне порядочный человек.
Ничто не могло так раздражить повешенного, как этот одобрительный отзыв о его враге.
— Он — негодяй! — вскричал сэр Тоби, забыв свое напускное хладнокровие.
— Извините, — спокойно возразил репортер, — он объявляет, что не хотел вашей смерти, и вы это подтверждаете. Значит, он — порядочный человек.
— Бандит, способный на всякие гнусности, — прорычал Оллсмайн, будучи вне себя.
— Пожалуйста, повежливее, сэр. Мы не решимся опубликовать подобные отзывы о джентльмене, который с таким уважением относится к печати.
Оллсмайн закусил губу, чтобы не осыпать ругательствами и своих мучителей.
— Ну, мы подходим к концу. Последний вопрос. Напала ли полиция на след этого Триплекса?
Репортер как будто нарочно задавал такие вопросы, которые для Оллсмайна были самыми неприятными. Но, понимая, что смирение — лучшее из способов выйти из неприятного положения, он сдержался и проговорил сдавленным голосом:
— Нет, до сих пор у полиции нет никаких точных сведений.
Записав и эту фразу, репортеры спрятали карандаши и записные книжки.
— Премного вам благодарны, сэр. Теперь мы пойдем к садовнику и пришлем вам лестницу.
— Нет, нет, меня и так уже видело слишком много народу. Я не вынесу, если сюда заявятся еще и сторожа.
— Значит, вы хотите, чтобы мы сами принесли сюда лестницу.
— Если бы вы были так любезны.
— Хорошо, мы согласны, идем, дорогой собрат, освободим сэра Оллсмайна и тогда начнем свой матч.
В восторге от своей удачи молодые люди быстро скрылись в боковой аллее.
Нет никакого сомнения, что повешенный втихомолку осыпал их всеми проклятиями, которые могло только измыслить англосаксонское воображение. Теперь он испытывал уже настоящие мучения. Кровь с трудом обращалась в его онемевших членах, минуты казались ему столетиями. Наконец, послышались шаги.
— Они, — пробормотал он.
Но он ошибся. На площадке появился человек, совершенно незнакомый Оллсмайну. Это был Арман Лаваред, явившийся на свидание, назначенное анонимной запиской.
При виде виселицы парижанин в изумлении остановился. Он пробежал глазами надпись на доске, украшавшей грудь Оллсмайна, и пробормотал вполголоса:
— Сэр Тоби Оллсмайн! Я знал, что англичане эксцентричны, но не думал, что они доходят до таких крайностей!
Это замечание вызвало новую вспышку гнева у повешенного.
— Убирайтесь к черту! — вскричал он, когда Лаваред поклонился и назвал себя. — Вы пришли слишком поздно!
— Извините, сейчас ровно шесть! — ответил француз, доставая часы из кармана.
И как бы в подтверждение его слов на башне раздался бой часов.
— Слышите? — спросил Лаваред.
— Не в этом дело. Став жертвой глупой шутки, я рассчитывал, что вы освободите меня, прежде, чем молва об этом разнесется по городу.
— Нет ничего легче.
— Поздно, говорю я вам! Меня уже видели два репортера. Сейчас они меня снимут, но зато пропечатают об этом в газетах.
— Ну, статью можно и опровергнуть, — улыбнулся Лаваред, — это в обычаях правительства.
— Так-то так! Но есть нечто другое, чего не опровергнешь.
— Что именно?
— Фотографии.
— Не понимаю.
— У репортеров были фотоаппараты и теперь у них есть негативы…
— От которых вы были бы не прочь избавиться?
— Разумеется… Но замолчите. Они идут.
Действительно, репортеры показались на площадке, неся в руках двойную лестницу. Подойдя к Оллсмайну, они тщательно установили ее под виселицей. Лаваред вежливо поклонился.
— Я ваш французский собрат, господа, — сказал он в ответ на удивленные взгляды репортеров.
— Собрат! — радостно вскричали репортеры. — В таком случае, позвольте поручить вам освобождение сэра Оллсмайна. Мы страшно торопимся.
Лаваред отрицательно покачал головой.
— Мне, иностранцу, неудобно вмешиваться между бандитами и правосудием. И потому, к моему глубокому сожалению, я не смогу оказать вам этой услуги.
— Вы совершенно правы, — отвечали англичане. — Ну что же делать. Придется немного опоздать. Поднимемся оба, благо лестница двойная, и когда отцепим сэра Оллсмайна, то будем совсем уже свободны.
Они уже собирались поставить ноги на первую ступеньку, но Лаваред остановил их.
— Вы не боитесь, господа, за судьбу ваших фотоаппаратов? — спросил он, указывая на кожаные футляры, висевшие через плечо у обоих репортеров.
— Да, действительно, как бы не разбить.
Они оглянулись, куда бы положить камеры.
— Позвольте, я подержу их!
— Пожалуйста.
Журналисты быстро взобрались по лестнице и принялись распутывать сэра Оллсмайна.
«Стоит уничтожить негативы, и я — друг Оллсмайна. А с его помощью мне будет легче отыскать Робера. За дело, Арман!»
Легким нажатием пальца он поднял на несколько секунд обтюраторы и снова опустил их. Снимки, не подвергнутые еще закреплению, погибли окончательно. Наконец, журналистам удалось распутать Оллсмайна. Они почти снесли его на землю.
Лаваред, как ни в чем не бывало, вернул им их камеры. Репортеры сердечно пожали ему руку.
— Итак, перемирие окончено, — сказал один.
— Окончено, — подтвердил другой.
— Матч начинается.
— Начинается.
— Десять фунтов стерлингов тому, кто первый выпустит статью.
— Идет.
И соперники быстро удалились, оставив Лавареда наедине с полицейским.
Глава 8. Слежка
Сэру Тоби понадобилось по крайней мере минут десять, чтобы расправить онемевшие члены. По счастью, ум его пришел в нормальное состояние несколько раньше, так что Лаваред мог объяснить ему, как просто удалось уничтожить фотографические снимки. Узнав, в чем дело, Оллсмайн блистательно доказал восстановление своих физических сил, чуть не раздавив руку парижанина, которую пожал так, как это умеют делать только англичане.
Новые друзья тут же отправились по направлению к дому Оллсмайна. Дорогой Арман представил свой рапорт, и Оллсмайн с неслыханным бесстыдством обещал сделать все, что будет угодно Арману, и тут же отрядить целую бригаду полицейских, чтобы искать беглеца. Тем не менее он тут же заявил, что в первый раз слышит о Танисе, о Робере Лавареде и о Ниари.