Пещера Лейхтвейса. Том первый - Редер В. (читаем книги бесплатно txt) 📗
Но старый граф не воспользовался примером владетельного герцога, упоминаемого в рассказе. Он не последовал примеру того, который предпочел посвятить палача в рыцари, чем допустить посрамление герба графов фон Берген. Он резко отвернулся от Лоры, которая хотела подойти к нему, и хриплым голосом воскликнул:
— Уйди! Не отравляй мне последних дней твоим ненавистным видом. Я любил тебя больше всего на свете; тебя я боготворил и от тебя же ожидал радости и утешения на склоне своих дней. Но ты осквернила честь моего имени, и потому между нами не может быть мира. Даже та Адельгейда, которая уронила себя до того, что отдалась палачу, избрала человека, который казнил преступников, а ты опустилась еще ниже. Ты отдала себя не палачу, а самому преступнику — ты сделалась женой разбойника.
— Довольно, — холодно произнес Лейхтвейс, — наше присутствие, граф фон Берген, не будет вам больше в тягость. Лора исполнила свой долг, придя к вам с просьбой о прощении. Довольно! Да, я разбойник, которого люди отвергли и изгнали, но моя честь жива в моей груди и дорога мне не менее, чем честь живущего одними только предрассудками. Лора, жена моя. Наша честь повелевает нам более не унижаться перед этим упрямым стариком. В последний раз ты посетила дом своего отца, и после его смерти ты не будешь молиться у его гроба. Пеняйте на себя, граф фон Берген. Когда вы будете лежать на смертном одре, никто не прольет ни одной слезы печали.
— Боже праведный! Что за ужас! — простонала Лора и закрыла лицо руками.
Лейхтвейс обнял ее и увлек к окну. Она все еще протягивала руки к отцу, все еще надеясь, что жестокосердный граф смилуется над своей дочерью.
Лейхтвейс уже собирался помочь Лоре взобраться на окно, как вдруг услышал звук столь потрясающий и страшный, что он и Лора остановились как вкопанные. Когда Лора пошла к окну, старый граф выпрямился во весь рост. Страшная внутренняя борьба потрясла все его тело, и… он наконец простер руки к своей дочери.
— Лора, — прохрипел он.
Но возглас этот замер в каком-то невнятном бормотании.
Старик вдруг побледнел, глаза вышли у него из орбит, и с глухим стоном он упал на пол.
— Отец! — пронзительно вскрикнула Лора. — Он умирает!
Обезумев от ужаса и волнения, она опустилась на колени у тела отца. Лейхтвейс тоже наклонился к нему и поспешил разорвать на нем жилет и сорочку, чтобы дать ему возможность свободнее дышать. Он сейчас же убедился, что всякая помощь излишня. Старого графа во второй раз поразил удар, на этот раз смертельный.
На громкий крик Лоры прибежал из своей комнаты старик Христиан. При виде лежавшего на полу старого графа он не стал терять время на расспросы, каким образом здесь в комнате очутились Лейхтвейс и Лора и что произошло между ними и графом. Вместе с Лейхтвейсом он поднял старика и перенес его на диван.
— На то, вероятно, была Божья воля, — произнес он затем, — что вы, графиня, должны закрыть глаза вашему старику отцу. Вы сделались свидетельницей его смерти.
Лора с грустью покачала головой.
— Я не вправе оказать моему отцу эту последнюю услугу. Мне нельзя прикоснуться к нему. Его проклятие еще тяготеет надо мною — он не снял его, ушедши в лучший мир, и всю свою жизнь я должна буду сознавать на себе всю тяжесть его ужасных слов.
Вдруг умирающий сделал слабый знак рукой. Христиан взял его под руки и приподнял. Старый граф поднял свою правую руку и опустил ее на голову стоявшей перед ним на коленях Лоры.
— Благословляю, — дрожащим, еле слышным голосом произнес он, — снимаю проклятие. Благословляю.
Лора, заливаясь слезами, не могла произнести ни слова.
Старый граф еще раз встрепенулся. Казалось, он не исполнил еще всего того, что хотел сделать. Он протянул руку Лейхтвейсу.
Лора от изумления даже вскрикнула.
— Дай мне руку, Лейхтвейс, — проговорил граф, — прощаю тебе во имя твоей любви к Лоре. Ее любовью ты заслужил милость Господню. Прощаю тебя.
Лейхтвейс опустился на колени перед умирающим старцем и дрожащим от волнения голосом произнес:
— Благодарю вас, отец мой. Вы совершили великое дело всепрощения, и я никогда не забуду ваших слов. Клянусь вам, вся моя жизнь принадлежит вашей дочери, моей возлюбленной жене.
Но умирающий граф, по-видимому, еще не успокоился. Глаза его блуждали кругом, он порывисто дышал. Казалось, что он хочет что-то сделать, привести в порядок какое-то дело.
— Христиан, — пробормотал он, — верный слуга мой. Благодарю тебя за то, что ты не бросил меня, когда все другие меня оставили. Скорее, Христиан!.. В черном железном ящике под моей кроватью лежит завещание. Скорее… возьми… ключи у меня… на груди… достань завещание… я хочу подписать… ты свидетель… я хочу исправить… отдать все моей дочери… скорее, Христиан… не то… поздно будет.
«Боже милосердный, — подумал старый слуга, доставая ключи из-под жилета умирающего графа, — если мы промедлим несколько минут, то все огромное состояние достанется другим, а законная наследница графа фон Бергена останется ни с чем».
— Торопитесь! — воскликнул Лейхтвейс. — Я помогу вам.
— Боже! У меня ноги дрожат. Графиня Лора, возьмите, приготовьте чернила и перо. Они стоят вон там, на маленьком столике, подвиньте их сюда. Боже праведный! Помоги моему господину, чтобы он мог покончить с этим делом и исправить завещание в пользу графини Лоры.
Страшно было смотреть, как старый граф боролся со смертью, как он пытался сохранить еще хоть на короткое время угасающие силы, чтобы выиграть еще несколько минут, от которых зависело все благополучие его дочери.
Когда граф фон Берген в свое время вернулся из зала суда, где Лора открыто признала себя женой Лейхтвейса, он в тот же день в присутствии нотариуса и старика Христиана составил завещание, согласно которому отписал все свое огромное состояние из земельных угодий, замков, лесов и пастбищ, драгоценных вещей и бумаг каким-то дальним родственникам, отчислив в пользу Лоры один медный грош.
Ныне же умирающий старик молил Бога даровать ему возможность изменить его завещание. Но лицо старика уже побледнело, подбородок его отвис, и смерть начертала свое клеймо на челе графа; дыхание его становилось все реже и реже, глаза как бы заволоклись туманом, и по телу пробегала дрожь.
Лейхтвейс вместе с Христианом побежали в спальню старого графа, где под кроватью стоял железный ящик, в котором хранилось завещание вместе с другими документами.
Сердце Лоры усиленно билось. Минута проходила за минутой, и она сознавала, что жизнь ее отца все более и более угасала. Она обняла его обеими руками, ощущая на своем лице его все более слабеющее дыхание.
— Отец! Ты еще слышишь меня? — шепотом спросила она, наклонясь к умирающему.
Старик слабо кивнул головой, поднял руку, как бы желая убедить Лору, что еще сумеет держать перо, раскрыл губы и прошептал:
— Не волнуйся, дитя мое. Я успею устроить и исправить все.
Движимый непоколебимой силой воли, старый граф боролся со смертью.
Наконец Лора услышала хлопанье дверей и шаги. Лейхтвейс и старый камердинер вернулись. Христиан держал в руке завещание. Умирающий граф как будто снова ожил при виде документа. Почти без посторонней помощи он приподнялся и произнес твердым голосом:
— Дайте перо и чернила. Дайте бумагу.
Христиан предусмотрительно принес с собою деревянную подставку с доской, которую и подсунул своему господину, положив на нее документ. Лейхтвейс достал со стола серебряный канделябр и осветил завещание. Лора подала письменные принадлежности. Старый граф посмотрел на завещание, взял дрожащей рукой и проговорил:
— Достаточно будет несколько слов. Я напишу здесь, что беру назад первоначальное завещание и подпишу свое имя, а ты, Христиан, распишешься в качестве свидетеля. Тогда все будет в порядке. Второй экземпляр завещания, который хранится в суде в Висбадене, тогда потеряет свою силу, и ты, Лора, получишь все.
Он уже хотел начать писать, как вдруг хрипло произнес:
— Это не завещание. Христиан, ты подал мне не ту бумагу.
