Охотники за каучуком - Буссенар Луи Анри (книги онлайн полностью .txt) 📗
Первый день этого плавания был особенно счастливым.
Шарлю удалось поймать огромную сонную черепаху, и эта черепаха надолго обеспечила пропитание маленького общества. Маркиз, которого смазали с ног до головы жиром игуаны, почувствовал себя несколько лучше.
Что же касается Хозе, то спокойно проведенная ночь и половина дня вернули ему отчасти его силы. Вкусный и большой кусок черепахи, съеденный сырым, довершил его выздоровление.
Теперь он уже был в состоянии помогать товарищам в управлении плотом, управлении весьма не трудном, заключающемся главным образом в том, чтобы удерживать плот посредине течения.
Местами они перескакивали через небольшие быстрины или пороги, но так как вода была высока, а плот очень легок, то он беспрепятственно проносился над этими преградами, и только быстрота хода его на время увеличивалась от этого.
Благодаря прочности, гибкости и необычайной легкости своего строительного материала, плот превосходно держался на воде. Единственным его неудобством являлось то, что временами его захлестывало водой, и плотовщики стояли по щиколотку в воде, но при температуре в 40 градусов это не так страшно.
Так прошло двое суток. На ночь приставали к берегу; по-прежнему питались сырым мясом черепахи, но общее настроение заметно улучшилось. Маркиз уже не бредил, только экзема по-прежнему мучила его.
На третий день, поутру, Шарль заметил, что Курукури быстро расширяется. От берега до берега расстояние увеличивается до ста метров и даже больше. Это заставляет его предполагать, что они приближаются к слиянию этой реки с Оуанаму, совместно с которым она образует Рио-Тромбетта.
Товарищи разделяют с ним это мнение, совершенно справедливое, и радуются, что вскоре будут всего в каких-нибудь тридцати лье от Тумук-Хумак.
Однако Шарль встревожен и озабочен: ему слишком хорошо известен характер рек Гвианы, чтобы не знать, что они все изобилуют стремнинами и водопадами страшной, вышины, а потому отсутствие такого серьезного водопада на всем этом протяжении крайне удивляет его. Он опасается, что в последний момент они вдруг встретят такую преграду, и ему невольно вспоминается Арагуари в верхнем течении, воды которого вдруг низвергаются со стены высотою в двадцать метров. Шарль предчувствует, что и на Курукури их ждет нечто подобное.
И вдруг, когда он предается этим тревожным ожиданиям, его слуха достигает глухой рокот и шум воды.
– Я так и знал! – восклицает он. – Эта проклятая река похожа на другие здешние реки.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил эльзасец.
– Нам надо скорее пристать к берегу, друзья, если только не поздно уже; не то нас сбросит в пропасть этот водопад! Эй, дружнее, ребята! Налегайте на шесты! Скорее к берегу!
Все хватаются за шесты, погружают их в воду, упираются, и вдруг Винкельман воскликнул:
– Гром и молния! Я не нахожу дна!
– И я тоже! – почти одновременно вскрикивают Маркиз и Хозе.
– Ах, если бы у нас был канат, один из нас доплыл бы до берега и причалил плот!
– Что делать? Боже мой, что делать?!
– Поздно! Нас уже несет течением.
Шум и рокот воды все ближе и ближе; зеленые воды летят вперед с быстротой птиц; река внезапно суживается, образуя воронку между отвесными скалами.
Менее чем в двухстах метрах впереди река вдруг обрывается и падает глубоко вниз. Втянутый водоворотом плот вертится и неудержимо мчится вперед, затем на мгновение задерживается на хребте водопада, соскальзывает и сразу скрывается в бездне, вместе со всеми четырьмя пассажирами, уцепившимися за его переплеты и поперечины.
ГЛАВА XVI
Усадьба «Бонн-Мэр» на Марони (Голландская Гвиана) 15-е августа 188…
«Мой милый Фриц!
Завтра утром с Марони отправляется голет, который привезет вам всем вести о нас. Господин Шарль написал своему отцу подробный отчет о путешествии, совершенном нами по Независимой Гвиане, или спорной территории. Но так как его реляция останавливается на колоссальном прыжке в воду, проделанном нами на одной из тысячи и одной рек, встреченных нами на пути, то наш добрый господин поручил мне рассказать вам эту анекдотическую часть нашей экспедиции.
Прежде всего я должен сказать тебе, мой милый Фриц, что ты вполне можешь гордиться своим превосходным и благородным братом: это в полном смысле слова герой, человек, исполненный мужества, самоотверженности и доброты сердечной.
Что бы с нами было, если бы не он! Особенно я, о котором он заботился и за которым ухаживал, как самая нежная мать; при одном воспоминании об этом у меня туманятся глаза и выступают слезы.
Никогда бы я не мог предположить столько физической силы, столько нравственной энергии и столько сердечной доброты, слитых вместе в одном человеке. Здесь, в этом письме, я по крайней мере имею возможность свободно высказать свои мысли и чувства, а то при первых же словах благодарности, с которыми я обращаюсь к этому удивительному человеку, он спешит зажать мне рот, как будто мое чувство признательности к нему стесняет его. Однако, перейдем к фактам.
Мы очутились в самом ужасном и самом жалком положении, когда после исследований, произведенных нами в хинных лесах, после благополучного бегства от индейцев, покушавшихся на наши голени, готовых изготовить из наших костей свирели или тромбоны для своего увеселения, плыли на легком бамбуковом плоту по Курукур-Оуа все четверо.
В особенно жалком положении был я, прихвативший в этой проклятой местности болезнь, которую здесь называют empigen, и которая, в сущности, есть особый вид чудовищной экземы, представляющей собою миллионы нарывчиков, придающих человеку чрезвычайно неопрятный вид.
Твой добрый брат тащил меня на своих плечах Бог знает сколько времени, до того момента, когда я, наконец, очнулся, как от тяжелого кошмара, на плоту.
В течение трех суток у нас не было никакой другой пищи, кроме сырого черепашьего мяса. Мы были счастливы, что наше путешествие совершалось с такой относительной легкостью. Как вдруг нас подхватило бешеное течение.
Плот наш не поддавался больше управлению; шесты не доставали дна; мы кружимся, вертимся, как пробка на реке. Едва успеваем пожать друг другу руку на прощание, полагая, что наша песенка спета, как вдруг нас со всех сторон обдало громадное облако алмазной, искрящейся водяной пыли, брызжущей от воды, падающей с отвесной скалы, с высоты тридцати футов. Только я подумал в этот момент, что жизнь – прекрасная штука, даже когда живешь впроголодь, когда все суставы опухли и затекли, точно к ним привязали гири, и когда вся кожа покрыта нарывами, как вдруг я чувствую, что лечу стремглав вниз…
Гуль… гуль… гуль… бурчит вода у меня в ушах; я ничего не вижу, бьюсь в воде, как рыба на суше, машу руками и ногами, глотаю воду, как будто хочу осушить всю реку, и машинально вцепляюсь сам не зная во что.
Но предмет, за который я уцепился, не поддается, и я как сквозь сон слышу чей-то голос, поминутно прерываемый чиханиями и фырканьем, который произносит следующие слова:
– Скотина! Ведь он и себя, и меня утопит! Подожди! ..
И вот я получаю по носу такой удар, что у меня сразу в глазах потемнело и память отшибло.
А затем растирания, которые я только из вежливости назову энергичными, не находя другого выражения, чтобы передать их силу, приводят меня в чувство после продолжительной потери сознания, длительность которой я не могу определить с точностью.
И что же? Это опять же твой брат работает надо мной в поте лица. Мосье Шарль, вижу, делает то же самое над Хозе, у которого даже череп наполовину проломлен, так как его угораздило удариться головой о скалы.
