Мир без милосердия - Голубев Анатолий Дмитриевич (онлайн книга без TXT) 📗
Он вошел в темную прихожую, за которой лежала такая же темная, с зашторенным окном, комната, и нажал светящиеся кнопки выключателя.
Яркий свет настенных плафонов заставил его на мгновение зажмуриться, а когда открыл глаза, первое, что увидел, — потные, испуганные лица Мадлен и Жаки, сидевших голыми на широкой, будто во всю комнату кровати...
— Ты... ты... — глухо, не понимая, к кому — к Мадлен или Жаки — обращается, произнес Роже.
И вдруг все стало удивительно ясным и понятным, будто только сейчас, а не две минуты назад включил он яркий свет. Стало понятным и странное поведение Жаки, и этот детский обман с ключом...
Он хлопнул дверью с такой силой, что щелчок тяжелого замка прозвучал подобно пистолетному выстрелу, раздавшемуся в ответ на истошный крик Мадлен...
XV глава
ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ
В тревожной, полной обрывочных сновидений дремоте он изобретал, отменял, изобретал вновь десятки самых изощренных казней для Мадлен и Жаки. Вечером, вернувшись из гостиницы, сразу же лег спать. Дважды подходивший Оскар так и не решился его беспокоить. Скорее для очистки совести разок тихо позвал: «Роже...» Но Крокодил, как в детстве, когда предчувствовал наказание, притворился спящим. А почему, собственно говоря, бояться должен он? Разве виноват в чем-то, кроме того что не вовремя вошел в номер жены? Наоборот, он может играть роль разгневанного изменой мужа, да еще застигшего неверную супругу на месте преступления. Но играть почему-то не хотелось. Хотелось как можно быстрее сойти с этой идиотской сцены, остаться одному, забыть и о Мадлен, и о Жаки...
Сырой от утренней прохлады, полутемный гараж — самое страшное ночное видение Крокодила. Приближался завтрак, а перед завтраком он должен идти к Макаке за велосипедом. Роже никак не мог представить себе минуту, когда войдет в гараж, увидит Жаки и скажет... А вот что скажет — так и не придумал!
Роже одевался медленно, вместе с ребятами. По их виду понял, что те пока ни о чем не догадываются. Эдмонд сказал:
— Ну и счастливчик ты, Крокодил! Даже русские медведи на тебя работают.
Во дворе подходили и поздравляли с победой. А на душе Крокодила было чернее ночи. Он отклонял поздравления мрачно и довольно грубо. Многим, Роже чувствовал, его поведение казалось кокетством капризного баловня судьбы.
Крокодил отправился в гараж, так и не определив, как будет вести себя и что скажет Жаки. В таком неопределенном и смутном состоянии он вошел в действительно сырой от утренней прохлады, но залитый ярким светом гараж. Жаки сидел спиной к двери и возился с запасной трещоткой. По тому, как замерли его руки, Роже понял, что Жаки спиной угадал, кто вошел.
Когда Роже выводил из гаража велосипед, облегченный, специально подготовленный для скоростной гонки на время, только тогда Жаки обернулся. И уже на улице Крокодил услышал тихий, извиняющийся голос Жаки:
— Роже...
Но голос Макаки бичом полоснул по сердцу, и Крокодил рванулся прочь, будто воровал собственную машину. Жаки, наверно, догнал бы его, если бы шумной толпой в гараж не ввалились другие гонщики. Роже был рад, что объяснение не состоялось. Как бы оно ни проходило, чем бы ни закончилось, оно не могло не сказаться на сегодняшней гонке.
Была суббота, и сегодняшний этап по милости устроителей превращался в увеселительный аттракцион. Гонка состояла из двух полуэтапов. Тридцатимильный бросок на время здесь, в маленьком пригородном местечке Монреаля. Дыхание большого города сказывалось и на количестве зрителей, облепивших трассу, и на густоте автомобильного потока, подобно многоводной реке огибавшего с двух сторон место старта, оцепленное полицией. Второй полуэтап — индивидуальная гонка в тридцать кругов, — как объяснил Оскар, пойдет по аллеям Центрального парка Монреаля.
Роже стоял на светлом, солнечном перекрестке автострады, уходившей к Монреалю, и, раздавая автографы, подписывал программы, фотографии, записные книжки.
Роже так и не увидел до самого старта ни Жаки, ни Мадлен. Только где-то у трибуны с говорливым мэром он заметил белое, словно подвенечное, платье Кристины.
«Как суслики на поле — чуть тревога и один попался, — Роже усмехнулся. — Все остальные попрятались! А Оскар, видно, еще ничего не знает. Впрочем, кто ему мог рассказать? Жаки? Это не в его интересах. Макака, как всегда, уповает на время — забудется!»
Собрав команду в кружок, Оскар снова повторил, о чем надлежит помнить прежде всего: «Не разваливаться. Спринт для тройки разрешаю лишь на последнем километре».
Команды уходили с раздельного старта — разрыв одна минута. Перед французами стартовали русские, одетые в белые майки командных лидеров. Роже подошел к ним и отыскал номер 21. Похлопал паренька по плечу и показал большой палец. Тот весело закивал.
«Мальчонка, совсем мальчонка. Рыжий, худенький! Только вот ноги хороши — велосипедные ноги».
Роже еще не видел сегодняшних газет с подробностями дележа куска курятины и фотографиями русского парня с такой сложной фамилией. Сегодня русский был едва ли не самым популярным человеком на гонке: его узнавали по портретам.
Французы стартовали шестыми. Перед ними у белой черты уже замерли беленькие русские гонщики. Упал флаг, и, вытянувшись гусиным клином, командные лидеры начали исчезать в поднимающемся от асфальта зыбком мареве. Сначала казалось, что они идут по колено в воде и под ними не велосипеды, а какие-то бесколесные стульчики, на которых смешно дергают ногами капризные дети. Потом, когда команда ушла метров на пятьсот, марево как бы оторвало людей от полотна дороги, и они стали еще больше походить на гусиную стаю. Одно вызывало недоумение: почему они летят так низко над землей, когда безопаснее подняться в голубое небо?
— Надо достать лидеров. — Оскар кивнул в сторону ушедших русских. — И тогда этап у нас в кармане.
— А зачем он нам? — больше из чувства противоречия сказал Роже.
Но Оскар не ответил, сочтя слова Крокодила неуместной шуткой. Роже еще раз обшарил глазами все окрест. Ни Жаки, ни Цинцы, ни Мадлен на старте не было.
Снова упал флаг. Но теперь уже для французов. Выбравшись вперед, Роже сразу же начал наращивать скорость. Это было не совсем правильно. И Эдмонд сразу же окликнул:
— Эй, погоди, дай хоть разогреться!
— За, работой и разогреешься, — зло буркнул Роже, сам толком не понимая, почему злится. Присутствие на старте Жаки и Мадлен еще больше бы испортило настроение.
Вытянувшись в струну, команда начала работу. Пройдя в полную силу во главе струны, гонщики поочередно откатывались в хвост отсидеться.
«А мы в худшем положении, чем другие, — подумал Крокодил, как бы со стороны взглянув на укороченную струну французской команды. — Вот когда скажется отсутствие Мишеля. Мы должны будем отрабатывать еще и за него».
Первые тревожные признаки появились на пятнадцатой миле, когда, во время смены Гастон чуть не отвалился от колеса послед него. Последним был Роже. Вскрикнув от неожиданности, он чуть— чуть сбавил скорость и разорвал струну, чтобы подхватить Гастона. Крокодил едва успел вернуться в строй, как спереди вывалился очередной ведущий.
— Что с тобой?! — крикнул Крокодил, оглянувшись на Гастона. Тот молчал. Да и спрашивать, в общем-то, не следовало — достаточно было взглянуть на бледное, отливавшее синевой лицо Гастона, чтобы понять — скоростная гонка уже не для него.
«Черт возьми! Как сдали ребята!.. — Роже тряхнул головой, пытаясь освежить этим жестом воспаленное лицо. — Уже двадцать миль не выдерживают! Может, сбавить? А то лопнем как мыльный пузырь!»
При следующей смене Гастон вывалился еще дальше, но Роже все-таки вновь удалось его подхватить. Теперь уже не так удачно.
Отвалившийся спереди Эдмонд истошно завопил, увидев разрыв в хвосте. Первой тройке или надо было останавливаться, или команда разваливалась на две группы. И то и другое означало, что невидимый враг — время — побеждает легко и бесповоротно.
