Голубой пакет - Брянцев Георгий Михайлович (чтение книг .txt) 📗
После того как в среду в спальных вагонах поездов, следуемых в Москву, не оказалось Гарри, Шелестов и Петренко решили подвергнуть самому добросовестному осмотру все пассажирские поезда, идущие как с востока на запад, так и с запада на восток. В этой работе прошел четверг, не принесший никаких результатов.
Шелестов и Петренко занимали самые тревожные мысли и опасения. Все можно думать в таких случаях: Гарри почуял расставленную для него ловушку и умышленно не появляется; перепутаны даты; встреча, возможно, должна была иметь место не на Большом Невере, а на какой-либо другой станции, а Белолюбский, чтобы отвести удар от Гарри, назвал Большой Невер; наконец, могло быть и так, что на ту сторону проникли слухи о захвате самолета, и иностранная разведка, в целях сохранения "Гарри", решила не посылать его на встречу.
Белолюбский рассказал следствию, что на станции Большой Невер проживает еще один человек, известный только ему и Гарри. Этот человек, как сказал Белолюбский, является "запасным связником". Когда Шараборин отбывал наказание в лагерях, "запасной связник" приходил на рудник к Белолюбскому с поручением Гарри. Он хорошо в лицо знает Гарри и давно связан с ним по преступной работе.
Белолюбский назвал имя, отчество и фамилию "связника", рассказал, как и где его можно отыскать, сообщил пароль, по которому с ним надо установить контакт.
Белолюбский высказал даже мысль, что при содействии этого человека нетрудно будет встретить Гарри. Грохотов склонен был, после задержания "связника", решить на месте вопрос о возможности использования его. Но "связник", как установили Шелестов и Петренко, за два месяца до этого заболел и умер.
Положить предел всем сомнениям и тревогам, или же, наоборот, усилить их во много раз суждено было сегодняшним суткам: кануну пятницы и самой пятнице.
До прихода первого пассажирского поезда Владивосток-Москва оставалось два с половиной часа. Уже наступила темнота, и в поселке зажглись огни.
Петренко сидел за столом в маленькой, хорошо натопленной комнате и, совмещая обед с ужином, кушал. На столе урчал, поблескивая никелем, самовар, стояла деревянная миска с квашеной капустой, горка свежих беляшей, сливочное масло. Петренко неторопливо разрезал надвое горячие беляши, прикрывал каждую половинку тонким слоем ломкого промерзшего масла и, кушая с аппетитом, запивал сладким дымящимся чаем.
Лейтенант любил покушать и делал это всегда неторопливо, с непередаваемым наслаждением.
А майор Шелестов, заложив руки глубоко в карманы брюк, тут же медленно расхаживал взад и вперед из угла в угол по небольшой комнатушке. В его плотно сомкнутых губах торчала потухшая папироса, которую он изредка машинально посасывал.
"А что если Гарри и сегодня не появится? – думал он. – Каким же образом тогда его отыскать? Где его постоянная резиденция? Кто сможет назвать его фамилию? Ну хорошо, допустим, что Шараборину он известен только под кличкой, – а Белолюбскому? Неужели и Белолюбский ничего не знает? Не может быть. Не верится что-то. Уж не утаил ли Белолюбский от следствия свою осведомленность о Гарри? А может быть, мы уже прохлопали Гарри в среду? Может быть, он уже проезжал Большой Невер, но не владивостокским, а московским поездом? А мы его искали во владивостокском".
– Роман Лукич! – молящим голосом обратился Петренко.
Шелестов остановился, посмотрел на лейтенанта рассеянным взглядом. Он был занят своими мыслями.
– Садитесь, ради бога, за стол, – продолжал Петренко. – Одному и еда не лезет в горло. Честное слово.
Майор посмотрел на уменьшившуюся наполовину горку беляшей и усмехнулся. Нет, лейтенанту нельзя жаловаться на отсутствие аппетита.
– Не хочется что-то, – вяло ответил майор и провел рукой по жесткому ежику седеющих волос.
– А вы через силу.
– Это уже не впрок, – ответил Шелестов. – Кушать надо тогда, когда захочется. Пойду-ка я лучше пройдусь немного по воздуху. Может быть, аппетит нагуляю. А ты поспи. Обязательно поспи. Я зайду за тобой.
Петренко вздохнул:
– Вам бы тоже не мешало вздремнуть, Роман Лукич. Вы ведь, как и я, не спали ночь.
– Ничего, ничего. Молодым сон больше нужен.
Шелестов надел на себя длиннополую тяжелую доху из собачьего меха с большим, нависающим на лицо капюшоном, прихватил меховые рукавицы, закурил новую папиросу и вышел.
Он постоял немного на ступеньках, вглядываясь в темное звездное небо, и зашагал по узенькому переулочку, стиснутому заборами и заваленному снегом.
Колючий ветерок бродил по уснувшему поселку. Мела пороша. Вдоль улицы тянулась колонна автомашин. На скатах побрякивали тяжелые цепи. Шелестов уступил дорогу машинам и сошел на обочину.
Он долго бродил по главной улице из конца в конец, потом заглянул в гостиницу и отправился на станцию.
Там у дежурного он навел справку, не опаздывает ли владивостокский поезд, и, получив ответ, что поезд идет точно по графику, вышел на перрон.
Старик, одетый в большую овчинную шубу, посыпал песком площадку около будки с горячей водой.
В свете вокзальных фонарей переливалась и искрилась снежная пыль. Прогнувшись, свисали отяжеленные снегом провода. Снегом были засыпаны крыши вагонов, платформы и разбегающиеся лучами в стороны железнодорожные пути. На путях в ночной темноте вспыхивали и гасли желтые, красные и белые огоньки.
Шелестов стоял, прислушиваясь к разным звукам. Маленький маневровый паровоз "овечка", кряхтя и посапывая, бойко бегал по рельсам, волоча за собой цепочку вагонов. Когда паровоз скрылся, Шелестов подошел к багажному складу. Со склада вывозили на тележках изготовленные по стандарту аккуратные белые ящички, обтянутые проволокой.
Шелестов бродил по безлюдному перрону, уже ничего не замечая, углубившись в собственные думы.
Он вспоминал погибших инженера Кочнева, дедушку Быканырова, раненого колхозника Очурова и не хотел смириться с мыслью, что Гарри не явится на Большой Невер и минует руку правосудия.
Шелестов сказал самому себе:
"Чего я, собственно говоря, волнуюсь и переживаю? Из-за того, что Гарри не было в среду и в четверг? Но для встречи избраны три дня недели: среда, четверг и пятница. Почему надо обязательно думать, что он должен явиться сюда именно в первый или на второй день, а не на третий? Ерунда какая-то!"
Но и это не успокоило. А потом Шелестов опять стал обдумывать различные варианты, пытался, как всегда в таких случаях, отыскать в собственных действиях что-то неправильное, непродуманное, упущенное, непредусмотренное, что могло повести к срыву встречи.
Пытался, но не находил и сердился на самого себя за наивность и глупость. Мысль о том, что, не зная в лицо Гарри, не имея пароля для связи с ним, он лично идет на риск, сейчас совершенно не занимала его. Волновало одно, что задание может оказаться не выполненным и враг минует его руки.
"Ну… сегодняшние сутки решают все", – подумал Шелестов, посмотрел на часы и с тем же настроением, с каким и вышел, отправился домой.
Петренко спал сном праведника и даже не шелохнулся, когда вошел майор.
– Ничего не поделаешь, придется будить, время не ждет, – сказал Шелестов и громко позвал: – Грицько! Пора, брат…
Лейтенант поднялся не сразу. Вначале он раскрыл глаза, которые, кажется, ничего, кроме недоумения, не выражали, поморгал, осмотрелся и, увидя майора, стоявшего посередине комнаты, быстро сбросил с себя меховой пиджак и вскочил.
– Я и не раздевался, – сказал он, как бы оправдываясь.
– Ну и хорошо сделал, – одобрил Шелестов. – Надевай пиджак, скоро подойдет владивостокский.
Чтобы надеть пиджак, шапку, шарф и рукавицы, потребовалось две-три минуты.
– Оружие? – спросил Шелестов.
Петренко похлопал рукой по боку.
– На ремне, товарищ майор. Все в порядке.
Когда майор и лейтенант подошли к перрону, в радиорупоре объявили, что на второй путь прибывает поезд Владивосток – Москва.
