В исключительных обстоятельствах 1986(сборник) - Писманик Моисей Львович (электронные книги бесплатно .txt) 📗
– Это кто? – настороженно спрашивает Люк.
Я перевожу взгляд с него на Эрлиха и говорю:
– Гестапо!…
Тишина чистая и прозрачная, как в лесу,'
– А! – только и говорит Люк и опускает руку в карман. Я хватаю его за плечо и повисаю на нем. Эрлих, быстрый и точный, бьет Люка в живот, пригибает к полу, умудряясь при этом отобрать пистолет…
– Ты не понял! – кричу я, – Подожди, Анри… Ты ни черта не понял!… Я все объясню…
Дикие глаза Люка. Эрлих с пистолетом. Больц, влетевшая на шум, – маленький «вальтер» в руке… Бац! Искры, огромные, как елочные звезды, сыплются у меня из глаз. Рука у Люка тяжелая… От второй затрещины я, покачнувшись, натыкаюсь на стол, а от третьей, стягивая за собой плюшевую скатерть, сажусь на пол…
– Подлец! – с омерзением произносит Люк.
– Я все объясню, – хриплю я, слизывая кровь с разбитой губы.
– Успокойтесь, мсье Маршан, – по-французски говорит Эрлих и, выбросив обойму из пистолета, кладет его на стол. Следующую фразу он произносит на скверном английском: – И в гестапо могут быть друзья, согласитесь, сэр!
Люк – увы! – не владеет английским, но реакция у него превосходная.
– Изъясняйтесь по-немецки, – зло говорит он на правильном хох-дейче.
– Все в порядке, – улыбается Эрлих. – Лотти, вы нам мешаете… Сейчас вы все поймете, мистер Маршан.
Люк угрюмо опускает глаза.
– Тут все ясно, – говорит он. – Сколько вы заплатили этой сволочи?
Не меняя позы, Люк выслушивает Эрлиха. Штурмбаннфюрер со штабной краткостью и деловитостью обрисовывает обстановку и в заключение протягивает Люку руку. Я все еще сижу на полу и страхуюсь на тот случай, если Анри решит еще разок разыграть приступ ярости… Рука Эрлиха повисает в воздухе, а я хвалю себя за благоразумие: саксонская ваза превращается в многообразные по форме осколки, один из которых царапает мой лоб.
– Не верю! – ревет Люк и ищет еще что-нибудь, чтобы запустить в Эрлиха.
Он отлично ведет себя, старина Маршан, и, будь мы в школе, я не колеблясь выставил бы ему в дневнике высший балл… Целых полчаса уходит на то, чтобы успокоить Люка и убедить его, что Эрлих – друг, а не враг. – Люк недоверчиво листает документы, то и дело прерывая чтение вопросами. Меня он игнорирует, адресуясь исключительно к Эрлиху.
– Что вас заставило?
– Диалектика. Динамика развития, – мистер Маршан.
– Исход войны, – вмешиваюсь я. – Здесь собрались умные люди, Анри. Вспомни, разве не мы с тобой докладывали Лондону, что второй фронт многих отрезвил? К тому же русские вот-вот забьют гвозди в крышку гроба империи, а наш друг Эрлих не из тех, кто хочет оказаться под этой самой крышкой.
– Это так, – кротко говорит Эрлих.
– Он реалист, и ты, Анри, на его месте действовал бы так же.
Постепенно и неохотно Люк дает убедить себя.
– Извините, сэр, – говорит он мне, предусмотрительно придерживаясь хох-дейча; по-английски он владеет тремя фразами: «О'кэй», «Ай эм вери, вери сори» и «Гуд бай, сэр». – Все слишком неожиданно.
– Не беда, – отвечаю я прокровительственно и встаю с пола.
– Я бы выпил чего-нибудь, – говорит Люк.
– Сейчас устроим.
Пожалуй, теперь уже ничего не стрясется, если побудут с глазу на глаз… Решив так, я отправляюсь на кухню, где Микки помогает мне отыскать перно и шнапс. Она ставит бутылки и стаканы на поднос, и я смотрю на ее шею, нежный затылок с завитками волос и думаю, что выбора у меня нет… Микки и не охает, падая без сознания; я здоровой рукой подхватываю ее, пристраиваю в уголке и, затянув рот платком, связываю упаковочным шпагатом. Его у хозяйственной Больц сколько угодно – целая бобина, – подвешенная к посудной полке. Шпагат тонок, и мне приходится истратить добрую его половину, пока руки и ноги шарфюрера Лизелотты Больц не кажутся мне лишенными возможности выполнять свои функции. Прихватив «вальтер», я поправляю бутылки и хрусталь на подносе и возвращаюсь в комнату.
– Долго же вы, – говорит Эрлих. – И слава богу! Мы, кажется, нашли общий язык… Пожалуй, я тоже выпью. Прозит!
– Прозит! – в тон отвечаю я и поднимаю рюмку. – Значит, вы пришли к соглашению?
– Не совсем, – поправляет Люк. – Мистер Эрлих против подписок.
– Это так! – говорит Эрлих. – Судите сами, господа. Вас – будем мыслить здраво! – могут случайно взять. Обыск – и мне конец.
– Завтра же она уйдет в Лондон. Вы не рискуете, Эрлих. Говоря, я подхожу к окну и, словно невзначай, оглядываю улицу. Пост у афиши вакантен. Нет людей и у подъезда… Не пора ли?
Я отхожу от окна и, подмигнув Люку, приставляю «вальтер» к шее Эрлиха.
– Руки на затылок. И, пожалуйста, тише.
Люк, не давая штурмбаннфюреру опомниться, выворачивает его карманы.
Эрлих не шевелится; лицо его застывает, и голос ровен, когда он говорит словно бы про себя:
– Зачем все это, господа?
– Для уверенности, – отвечает Люк.
– Неумно, Стивенс. Сами все портите.
– Скажи ему, Огюст! – советует Люк.
– Пусть так – я дам обязательство.
– Не спешите, – говорю я; рука у меня начинает болеть.- Бумагу вам дадут, ручку тоже. Обязательство – это потом. Сначала напишите, в силу каких причин бригаденфюрер Варбург пошел на измену рейху. Мотивы! Оставьте историю с начинкой об «игре» и перевербовкой.
– Скомпрометируете Варбурга?
– Все в свое время, Эрлих. Будете писать?
– Ваши аргументы неотразимы…
Он еще ничего не понимает по-настоящему, а я не тороплюсь объяснять.
Исповедь на двух страницах. Эрлих четко расписывается и ставит дату. Я читаю текст, а Люк держит штурмбаннфюрера под прицелом. «Учитывая обстановку на фронте… бригаденфюрер Варбург склонил меня к измене… по его поручению…» Все как следует.
– Теперь подписка? – говорит Эрлих, массируя уставшую ладонь.
– Да, – говорю я и передаю листки Люку. – Пишите: «Я, Карл Эрлих, штурмбаннфюрер СД, обязуюсь сотрудничать, начиная с сего, 14 августа 1944 года, с военной разведкой Генерального штаба Советской Армии».
Вот когда его проняло!… Люди белеют по-разному. Один начинает бледнеть с шеи, у другого кровь отливает сначала от щек, но чтобы человек серел вот так сразу и весь целиком – это я вижу впервые. Готов поручиться, что у него и спина не розовее штукатурки…
– Нет… – говорит Эрлих.
– Не позерствуйте! – втолковывает Люк.
– Нет! – Он еще раз повторяет: – Нет, – непреклонно и жестко.
Люк настороже, но перехватить Эрлиха ему не удается. Мы падаем все трое, свиваемся клубком; боль в руке заставляет меня кричать: я откатываюсь и пытаюсь помочь Люку, прижатому к паркету. Эрлих бьет его в шею, в ямку у ключицы. Двести английских фунтов веса – ровно столько наваливается на штурмбаннфюрера, когда я, пересилив боль, повисаю у него на спине… Возня; тяжелые вскрики; минуту или две мы барахтаемся, пока Люку не удается надавить на сонную артерию Эрлиха… Я встаю на колени и дышу широко открытым ртом.
– Здоров!… С-сильный гад… – бормочет Люк и садится, подобрав пистолет. – Надо его связать…-
– Да, – говорю я и заставляю себя подняться, чтобы пойти в кухню за шпагатом. В дверях я поворачиваюсь и вижу, что Эрлих открывает глаза.
Я не успеваю добраться до кухни – хлопок, возня и крик Люка:
– Огюст! Скорее назад!
– В чем дело?
– Смотри…
У Эрлиха – бывшего штурмбаннфюрера СД Эрлиха – нет лица. Крошечный «вальтер», точная копия того, что я отобрал у Микки, валяется на сбившемся ковре.
– Что ты наделал, Люк! – говорю я.
– Он сам… Хотел в меня… Я пытался отнять…
Какая теперь разница, где ухитрился прятать Эрлих второй пистолет. Я сажусь на диван, почти совершенно обессиленный.
– Дерьмо дело… – говорю я. – Вы должны были выйти вместе…
– Здесь есть черный ход?
– Нет.
– Пожарная лестница?
– Что толку? Нас накроют и перестреляют. Эрлих держит на улице людей, они должны вести тебя до квартиры.
Люк бешено оскаливает зубы.
– Пробьемся, дружище, меня прикрывают двое парней из группы…
