Чистое сердце - Эмар Густав (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Если так, выслушайте меня внимательно и обдумайте хорошенько ваш ответ, прежде чем открыть рот.
— Говорите, генерал!
— Вы сейчас же, слышите, сеньор, сейчас же должны сказать мне, где тот человек, который передал вам это письмо, или вы…
— Или я?.. — перебил его с насмешкой американец.
— Или вы через десять минут будете повешены на одном из суков дерева, под которым стоите.
Джон Дэвис бросил на генерала презрительный взгляд.
— Клянусь честью, — сказал он, — у вас, мексиканцев, оригинальная манера обращаться с парламентерами!
— Я не признаю за негодяем и отщепенцем, голова которого оценена, права посылать ко мне депутатов и считать меня себе равным!
— Человек, которого вы так стараетесь очернить, генерал, имеет благородное сердце, и вы это знаете лучше, чем кто-либо другой! Но как у всех высокомерных людей, чувство благодарности в вас подавлено, и вы не можете простить особе, о которой теперь идет речь, что она спасла вам не только жизнь, но и честь!
Джон Дэвис мог бы еще долго говорить. Генерал, бледный как мертвец, с искаженными от внутреннего волнения чертами лица, тщетно силясь справиться со своим волнением, казалось, не мог произнести в ответ ни слова.
В это время полковник незаметно приблизился к кружку офицеров, стоявших возле генерала. Полковник Мелендес уже в течение нескольких минут прислушивался к словам, которыми со все возраставшим гневом обменивались между собой собеседники. Сочтя необходимым вмешаться в этот. разговор, пока тот не дошел до крайности, что повлекло бы за собой полную невозможность соглашения между спорящими, он положил руку на плечо Джону Дэвису и сказал:
— Замолчите, вы находитесь в когтях льва! Берегитесь, он может растерзать вас!
— В когтях тигра, хотите вы сказать, полковник Мелендес! — воскликнул тот возбужденно. — Как, неужели я могу допустить, чтобы в моем присутствии оскорбляли великого и благороднейшего человека, самого преданного и искреннего патриота, и не сделать попытки защитить его от клеветы? Полноте, полковник, это было бы низостью с моей стороны, а вы достаточно знакомы со мной, чтобы знать, что никогда я не сделаю ничего подобного, даже из чувства самосохранения!
— Довольно! — перебил его генерал повелительно. — Человек этот прав: под влиянием тяжелых воспоминаний я позволил себе произнести слова, о которых теперь я искренне сожалею. Оставим этот разговор!
Джон Дэвис вежливо поклонился.
— Генерал, — сказал он почтительно, — благодарю вас за справедливое отношение, я ничего другого и не мог ожидать от такого честного человека, как вы!
Генерал ничего не ответил на это. Он стал ходить взад и вперед по площадке и, видимо, был очень взволнован.
Офицеры, крайне удивленные происходившей перед ними странной сценой, значения которой они не понимали, только обменивались друг с другом тревожными взглядами, не смея явно обнаружить своего недоумения.
Генерал подошел к Джону Дэвису, остановился перед ним и сказал ему коротко:
— Мистер Джон Дэвис, вы — человек, который твердо держит свое слово, и сердце у вас благородное! На этом мы покончим. Возвращайтесь к тому, кто вас послал, и скажите ему следующее: «Генерал дон Хосе-Мария Рубио ни в каком случае не согласен вступить с вами в переговоры. Он питает к вам личную ненависть и не желает видеть вас иначе, как с оружием в руках. И до того времени, пока вы не дадите ему того удовлетворения, которого он требует от вас, он не согласится рассуждать с вами о каких бы то ни было политических вопросах». Запомните хорошенько эти слова, сеньор, чтобы передать их слово в слово известному вам лицу.
— Я передам их слово в слово.
— Отлично! А теперь ступайте! Нам не о чем больше говорить. Полковник Мелендес, потрудитесь приказать подать лошадь этому господину и проводить его до аванпостов.
— Еще одно слово, генерал!
— Говорите!
— Как мне передать вам ответ этого лица?
— Лично, если вы не боитесь прийти сюда еще раз.
— Вы прекрасно знаете, генерал, что я ничего не боюсь! Я доставлю вам ответ.
— Рад буду получить его. Прощайте.
— Прощайте, — ответил американец, и поклонившись всем собравшимся, он ушел в сопровождении полковника.
— Вы играли в опасную игру, мистер Дэвис, — сказал ему последний после того, как они прошли несколько шагов, — генерал мог приказать повесить вас!
Американец пожал плечами.
— Он не посмел бы сделать этого, — ответил он пренебрежительно.
— О-о! А по какой причине, позвольте вас спросить?
— Какое вам до нее дело, полковник? Ведь я, кажется, на свободе, и этим все сказано.
— Действительно.
— Это должно быть для вас вполне достаточным доказательством того, что я не ошибаюсь.
Полковник привел американца к своей квартире и попросил его зайти на минуту, пока будут готовы лошади.
— Мистер Джон Дэвис, — сказал он, — потрудитесь выбрать из этого оружия, за качество которого я отвечаю, то, которое будет вам по вкусу.
— Зачем? — спросил тот.
— Caspita! Вы пойдете ночью, мало ли кто может вам встретиться! Мне кажется, что при таких обстоятельствах не мешает принять кое-какие меры предосторожности.
Оба собеседника обменялись взглядом — и поняли друг друга.
— Действительно! Вы правы, полковник, — сказал небрежным тоном американец. — Вы меня навели на хорошую мысль: дороги не безопасны. Если вы предоставляете мне право выбора, я возьму эти пистолеты, вот эту саблю и этот нож.
— Сделайте одолжение. Только не забудьте запастись порохом и пулями, без них огнестрельное оружие будет для вас бесполезным.
— В самом деле! Вы, полковник, обо всем помните! Вы просто милейший человек, — добавил он, заряжая пистолеты и ружье и наполняя пороховницу порохом, а сумку — пулями.
— Вы мне льстите, мистер Джон Дэвис; я в данном случае делаю только то, что и вы сделали бы на моем месте.
— Согласен! Но вы все делаете с такой любезностью, что мне просто неловко.
— Перестанем говорить друг другу комплименты. Вот и лошади поданы.
— Их две. Разве вы намерены проводить меня за границу аванпостов?
— О, лишь несколько шагов, если только мое общество не будет вам неприятным.
— Ах, полковник! Я всегда буду счастлив видеть вас своим спутником.
Разговор двух собеседников происходил в самом любезном тоне, в котором, однако, просвечивала тонкая и едкая насмешка. Оба они вышли из дому и сели на лошадей. Ночь была светлая и теплая. Тысячи звезд сияли на небе, отчего оно казалось как будто усеянным бриллиантами, луна спокойно плыла по небосклону, разливая повсюду свой бледный, фантастический свет. Таинственный вечерний ветерок наклонял ветвистые вершины деревьев и покрывал мелкой рябью серебристые воды реки, волны которой в любовной неге замирали у ее берегов.
Оба всадника ехали рядом. Часовые по молчаливому знаку полковника пропускали их беспрепятственно. Вскоре они спустились с холма, миновали передовые посты и очутились в открытом поле. Каждый из них, погруженный в свои мысли, с отрадным чувством отдавался ощущениям безмятежной ясности и покоя, разлитых в природе, и, казалось, совсем забыл, что он не один. Так ехали они на протяжении часа и наконец приблизились к перекрестку двух дорог, образовавших нечто вроде ущелья, в центре которого поднимался крест, словно зловещий предвестник гибели. Крест был поставлен в память о каком-то убийстве, совершенном некогда в этом пустынном месте.
Точно сговорившись, обе лошади офицеров разом стали, вытянули шеи, заложили уши назад и зафыркали. Оторванные так неожиданно от своих грез и возвращенные к действительности, оба всадника выпрямились и оглянулись. Ни малейший звук не нарушал ночной тишины. Окрестность была пустынна и безмолвна, как в первые дни сотворения мира.
— Вам угодно дать мне возможность еще некоторое время пользоваться вашим приятным обществом? — спросил американец полковника.
— Нет, — ответил коротко молодой человек, — я здесь остановлюсь.
