В исключительных обстоятельствах 1979 - Воробьев Борис Никитович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Кирилл облизнул пересохшие губы. Теперь ему стало понятно, что происходит. Мираж! Обыкновенный мираж! Физика от начала и до конца. Собаки Эттуланги и Тынгей здесь ни при чем: там, на небе, он видит самого себя и свою упряжку!
Кирилл рассмеялся. Ну и денек выдался! Сначала Побережный со своим нелепым перевоплощением, теперь это. Эх, жаль, нет Женьки! Такие вещи существуют на свете специально для него. А может, Женька сейчас тоже все видит? Не обязательно же быть именно в этом месте. Видели же, кажется, в Германии битву при Ватерлоо.
Собаки продолжали выть, и Кирилл прикрикнул на них. Потом подошел к Ытхану и опустился перед ним на корточки. Призрак на небе проделал то же самое, причем облака странно заколебались, словно призрак обладал плотью.
Ытхан дрожал, как перед схваткой, и глухо рычал. Шерсть на его загривке стояла дыбом. Чтобы успокоить собаку, Кирилл стал чесать Ытхану за ушами. Пес положил голову ему на колени, но не жмурился, как обычно, а, не мигая, смотрел на своих двойников в небе, и в глазах пса видны были ужас и лютая злоба.
— Ладно, — сказал Кирилл, поднимаясь, — посмотрели — и хватит! Нам еще о-е-ей сколько топать!
Он растащил собак по местам и скомандовал:
— Кса! Вперед, звери!
Но собаки не пошли. Поджав хвосты, они оглядывались на Кирилла, скулили, а некоторые легли. Один Ытхан, которому команда, видимо, напомнила о его ответственности, рванулся вперед.
— Дела! — сказал Кирилл, — Похоже, барбосы и верно перетрусили.
Он поглядел на небо. Призраки по-прежнему находились там и не думали убираться.
И тут Кириллу пришла в голову дикая мысль.
— Минуточку, — пробормотал он, подбегая к нартам и доставая из-под мешков винтовку. — Посмотрим, как о н и на это прореагируют.
Он передернул затвор и, прицелившись в тех, на небе, выстрелил. Трескучий звук, отдаваясь звонким эхом от скал, сотрясая воздух, покатился над островом. Эффект превзошел все ожидания: Кирилл ясно увидел, как фантомы, словно живые, дернулись и стали медленно терять очертания.
— Ага, — сказал Кирилл, — не понравилось!
Уже не целясь, он раз за разом стал нажимать на спусковой крючок, и пули, как когда-то стрелы Тынгея, находили свои жертвы, одного за другим сбрасывая Псов в гудевший под ними Провал. Когда кончилась обойма и грохот смолк, там, где только что был мираж, остались лишь медленно колыхавшиеся, иссеченные пулями облака.
Кирилл опустил винтовку. Возбуждение улеглось, и он вдруг почувствовал усталость и что-то похожее на раскаяние. Это было смешно, но ему казалось, что он расстрелял живых псов. Он спрятал винтовку подальше от глаз и молча погнал собак на вершину тягуна.
* * *
— Сегодня — на Почтарево, — сказал Побережный, — Пока погода. А то начнется рыданье… Где Женька?
— К собакам ушел.
— Ладно, полчасика есть еще в загашнике. А я пока бумаги оформлю.
У Кирилла тоже было дело: нужно было приготовить кое-что на дорогу. Он принес из коридора пустой ящик из-под масла, разломал его и быстренько наладил печь. Сухие, промасленные доски горели как порох, и через пять минут плита накалилась. Вскипятив воду, Кирилл остудил ее, добавил клюквенного экстракта и сахара. Получился отличный морс, который в поездках был просто необходим. Он лучше всякого пива утолял жажду и восстанавливал силы, как живая вода.
Вошел озабоченный Женька.
— Ты чего? — спросил Побережный.
— Ытхан совсем расхромался, шеф. Все лапы посек до крови. Наст-то не держит как следует, а Ытхан все время впереди.
— А я сколько раз говорил — сшей бахилы. Возьми брезент и сшей. Тебе же хоть кол на голове теши!
Женька презрительно скривился.
— Ытхан не какой-нибудь карликовый пинчер, шеф. Знаете, по Москве старушки водят, в лапотках такие? Думаете, я не пробовал? А Ытхан те бахилы — зубами. Это только у Джека Лондона собаки сами просили обуть их.
— Тогда замени — и дело с концом. У тебя что, собак мало?
— Нечувствительный вы человек, шеф. Я вам про попа, а вы мне про попову дочку. Конечно, заменю!
— Возьми вот квитанцию. Да заставь Парамонова расписаться как следует. А то поставит закорючку, разбирайся потом. Ну, готовы?
— Айн момент, шеф, — сказал Женька. Он уселся у печки и стал переобуваться.
Побережный смотрел на него с состраданием.
— Шеф, — сказал Женька, — надо бы нам устроить большой выходной. А, шеф? Страна давно перешла на пятидневку, а мы все по старинке вкалываем. А у меня собаки. Они морально износились, шеф.
— У тебя язык не износился?
— Я серьезно. Собаки окончательно озверели. Подтверди?
Побережный досадливо отмахнулся.
— Нужны мне его подтверждения! Ты мне уже всю плешь проел с этим износом, парень! Целое лето баклуши бьешь со своими собаками, и все износ, износ…
— Конечно, — сказал Женька, — за меня дядя работает. Вам не стыдно, шеф? — Он встал, притопнул унтами. — Подарили бы лучше портянки, чем обижать. Сотрудников иногда нужно премировать.
— У меня не склад, — сказал Побережный. — Я тебе уже давал одни. Куда ты их дел?
— Вспомнили! Это было давно, и неправда, шеф. А потом они были б/у, ваши портянки, и я стал мыть ими полы.
— Вот и мой. Мой на здоровье.
— Значит, не дадите?
— Тьфу! — плюнул Побережный. — Ну что ты пристал как банный лист! Нет у меня портянок! Хошь вон носки бери. Вигоневые.
Женька засмеялся.
— Я знал, шеф, что у вас добрая душа. Так и быть: вернемся — подарю вам одну маленькую штучку. — Женька сделал таинственное лицо.
— Какую еще штучку? — насторожился — Побережный. — Не надо мне никаких штучек. Мне твои штучки надоели.
— Шеф никак не может забыть галифе, — сказал Женька.
— Никакие не галифе, — стал оправдываться Побережный горячее, чем следовало. — А что галифе? Если хочешь, такие же брюки.
— Не бойтесь, шеф, на этот раз это будет нечто другое. Ты скоро?
— А я и не боюсь, чего мне бояться, — пробормотал Побережный. Когда речь заходила о галифе, он чувствовал себя не очень уверенно.
Кирилл закинул за плечи рюкзак с припасами.
— Пошли, — сказал он.
Как всегда, увидев хозяев во всеоружии, собаки заволновались, запрыгали, затявкали от нетерпенья.
— Придется Куцего вместо Ытхана поставить. Он у него дублер.
— Сумасшедший этот Куцый. Ему орешь, орешь, а он глаза вылупит — и знай себе прет.
— Заполошный, это точно. Зато — вожак. Любого на место поставит. Кроме Ытхана, конечно.
— Да чего спорить! Куцего так Куцего, какая разница?
— Не скажи! Ты поставь попробуй хотя бы Варнака. Он из тебя душу вынет! И собак взбаламутит. Им нужно, чтобы впереди был вожак, а Варнак в этом смысле ни рыба ни мясо. А в середине он на месте.
Женька, наверное, долго бы еще разглагольствовал на эту тему, но тут из дома вышел Побережный.
— У вас совесть есть, ироды?! Чего вы резину тянете? Ждете, когда я за вас поеду?
— Все, все, шеф, — успокоил Побережного Женька, — Маленькое производственное совещание. Летучка. Закройте глаза, шеф, и нас уже здесь не будет!..
На обратном пути Женька все чаще посматривал в сторону моря, над которым, как колбасы воздушного заграждения, стали собираться раздувавшиеся туши туч, и торопил собак.
И все-таки они не успели. Пурга началась сразу, без раздумий и намеков, как бывает только в этих местах.
Ветер вдруг завыл на угрожающей ноте и, задрав шерсть на собаках, бешено погнал впереди себя поземку. Пространство наполнилось сухим шорохом и треском, словно по насту побежали мириады бойких рыжих тараканов. Вмиг сделалось темно. Потом, будто выдохнувшись, ветер стих. И ударил уже с другой стороны, в лицо, сатанея с каждой минутой.
— Оля-ля! — сказал Женька. — Неужели прихватило? Держись! Кса, Куцый, кса! Вперед!
Тощий длинноногий пес с обрубком вместо хвоста, словно понимая положение, взвыл и рванул постромки. Поддерживая порыв вожака, остальные собаки тоже залаяли и завыли. Нарты понеслись, едва не опрокидываясь на поворотах. Каким-то чудом Женька успевал вовремя подправлять их.
