Янтарная комната (сборник) - Дружинин Владимир Николаевич (читать полную версию книги .txt) 📗
«Почему бы не восстановить уголок Эрика, — подумал я. — Только вот вопрос — куда засунул Эрик свои сокровища? Скорее всего, в тумбочку. Если там нет, значит, в отведенном ему ящике комода».
Искать пришлось недолго. Хуже обстояло дело с кнопками — их я должен был пойти купить в лавочку в четырех кварталах от нас. Но надо же привести кубрик в божеский вид. Сперва я поместил было в центре египетские пирамиды, но они оказались явно не к месту. Нет уж, чем мудрить, лучше сделать так, как было у Эрика. А ка?к было — я помню прекрасно. В центре — Москва. Чем плох этот вид на Кремль, снятый с большой высоты, должно быть, с воздуха. Справа от Кремля я приколол вид московской площади с Мавзолеем Ленина, слева — улицу Ленинграда. Внизу поместил еще две русские открытки: на одной — собор в Ленинграде, а на другой — цветы. Да, обыкновенные полевые цветы. Не знаю, чем привлекла Юсси эта открытка. Должно быть, его поразило, что в России те же самые цветы, что у нас, есть даже иван-да-марья, который, говорят, бережет от дурного глаза. По бокам я прикрепил остальное: пирамиды, рощу финиковых пальм, набережную в Шанхае.
Я вдавливал кнопки, выравнивал открытки, и всё время у меня было такое чувство, словно Эрик стоит рядом и помогает мне.
23
В дни маневров что-то стряслось с диким Петером — смотрителем маяка Ялмарен.
Правда, люди и раньше стали замечать за ним некоторые странности. Когда на остров Торн и прилегающие к нему угодья явилась военная охрана и многие рыбаки, вытесненные оттуда, сделали остановку у маяка, дикий Петер обнаружил необычайный интерес к ним. Говорят, он ходил от одной группы моряков к другой и слушал. Давно он не видел на своем острове такой массы народа, и ему, верно, хотелось выяснить, что же привело их и почему они все так взбудоражены. Вот дикий Петер и вышагивал неторопливо по берегу, где разом заполнились все хижины и заполыхали костры; не здороваясь, задерживал свой взгляд на рыбаке, который разговаривал громче других. Внимание дикого Петера было мало кому приятно, нередко рыбаки умолкали при нем и к тому же иной раз грубовато спрашивали, что ему нужно. Всё это Петер, однако, сносил терпеливо. Передают, что под конец кто-то сжалился над ним, пригласил в хижину и даже попотчевал ухой.
Так или иначе, дикого Петера ввели в курс событий. А катера? с солдатами, шнырявшие мимо маяка, полеты разведчиков и, наконец, ночное нападение бомбардировщиков на остров Торн дополнили рассказы рыбаков.
Если оно в городе всех всполошило, то легко представить, что почувствовал дикий Петер в своей башне. Ведь он-то находился почти у самой мишени! Маяк, верно, покачивало, как дерево от порывов ветра, осыпалась штукатурка со старых, прокоптелых сводов. Если бы дикий Петер не был уже в какой-то мере подготовлен к происходящему, он, наверно, умер бы от страха.
Однако дикий Петер не умер, а, напротив, двигался в тот день с небывалой живостью. Чуть ли не у каждого рыбака, причалившего к маяку, Петер спрашивал: где шкипер Рагнар Ларсен, когда можно ждать его на Ялмарене.
Одним из этих рыбаков был старый Эркко. Только я улегся в постель, как он предстал передо мною, словно привидение, — скрюченный, в сером плаще с очень короткими рукавами, из которых вылезали худые, костлявые руки.
— Непременно побывай у дикого Петера, — сказал он. — Он очень хочет с тобой встретиться.
— Дикий Петер? — удивился я. — Никогда у меня с ним не было дел.
— Это ничего не значит, Рагнар, — умоляюще проговорил Эркко и оперся о спинку кровати.
Он тяжело дышал. «Должно быть, он спешил», — подумал я. И тут я понял, почему он спешил ко мне.
— Неужели насчет Акселя? — спросил я и спустил ноги с кровати.
— Кто его ведает. Мне сдается вот что: совесть у него пробудилась. Мы это заметили еще знаешь когда? У нас митинг был на Ялмарене…
— Слыхал, — вставил я. — Подвели Нильса под арест, вместо того, чтобы поспокойнее…
— Ты бы слышал, как Нильс говорил там, — продолжал Эркко, не обращая внимания на мои слова. — Эх, как он замечательно говорил! Как Скобе, заодно с американцами, обманывает народ, как настраивает против русских, в войну тянет нас. И смотрим — Петер стоит поодаль, глядит в сторону, как будто ему безразлично, но уши навострил всё же. Стоял до самого конца, пока все не разошлись.
— Ну и что с этого? — спросил я.
— Он очень встревожился тогда, как узнал, что опять пахнет войной. А тут еще бомбы! Я так понимаю — заговорила совесть, решился человек облегчить ее, хочет открыться тебе в чем-то. Он ведь при немцах еще служил на маяке. Рыбаки сразу так и решили: верно, знает что-нибудь про Акселя. Воля твоя, Рагнар, а я бы съездил к Петеру.
— Поеду, не уговаривай, — согласился я. — Слушай, Нильса навещать можно?
— Нет, пока не разрешают.
— Когда увидишь его, передай привет от меня. И скажи, нечего было шуметь, народ без работы не останется. Скажи, Ларсен уехал в экспедицию, добывать новые места для промыслов.
Я решил заехать на Ялмарен по дороге к старой лесопилке, и потому вышел в путь пораньше.
Дикий Петер ждал меня на берегу. Очевидно, он заметил «Ориноко» издали и вышел встречать. Высокая фигура дикого Петера неподвижно торчала среди зеленых, окутанных водорослями валунов. Рыжая куртка дикого Петера была на этот раз застегнута на все пуговицы и туго перетянута пояском. Сигаретка, зажатая в зубах, не дымилась. Он вынул ее изо рта и, против обыкновения, первый поздоровался со мной.
Потом он сунул сигаретку обратно в рот и с вызовом посмотрел на меня.
— Здравствуйте, господин смотритель, — ответил я.
Молча он повернул ко мне свою широкую спину и начал подниматься по откосу, усыпанному валунами. Я шел за ним и ждал, что он скажет. Но я слышал только хруст ракушек под нашими подошвами да шорох задетого сапогом можжевелового куста.
— Господин шкипер, — сказал он наконец. — У вас был сын по имени Аксель?
Ему что-то известно про Акселя! Да, это ясно. Я подумал, что в свое время дикий Петер услужил немцам тем, что отказался помочь нашим партизанам. Не от немцев ли дошло что-нибудь до Петера? Что могли гитлеровцы, контролировавшие маяк, рассказать Петеру, кроме того, что Аксель арестован и отправлен в концлагерь? Все эти мысли в один миг пронеслись в мозгу и, конечно, не породили доверия к дикому Петеру. Я ответил сухо и коротко:
— Совершенно верно.
— Я не из простого любопытства, господин шкипер, — сказал он.
— Хорошо. Что же вы хотите?
— Вашего сына держали в Штеттине? — спросил он. — Это верно, господин шкипер?
«А ты что делал в это время? — подумал я. — Подмигивал немцам своим фонарем?»
— В Штеттине, — кивнул я. — Но пока я, признаться, не понимаю, смотритель, почему вас это интересует?…
— А бежал он из Киля… — произнес дикий Петер тихо, как бы про себя.
— Что? Не понимаю. Как — бежал? Куда? Аксель бежал из лагеря? Понятия не имею. Стойте, объясните мне, что всё это значит, — сказал я и вытянул руку так, что он натолкнулся на нее, как на шлагбаум. — Когда Аксель бежал? Вы это всё — серьезно? Какого же черта вы молчали!
И тут я допустил неосторожность. Я забылся и вслух назвал его диким Петером.
Он отступил от меня на шаг и не сказал ни слова. Но в его глазах, красных от бессонницы, не было злости. Я не прочел в них решительно ничего. Он как будто весь ушел в себя, и я испугался: как теперь заставить его говорить?
— Я и теперь мог бы молчать, — проговорил он. — Бургомистр велел мне молчать.
Его лицо вдруг искривилось, и он выругался. Меня или бургомистра бранил дикий Петер — было неясно.
— Молчать о чем?
— Бургомистр прислал ко мне боцмана Лауриса, — сказал Петер, не обратив внимания на мой вопрос. — Бургомистр требует, чтобы я молчал.
Я вспомнил странную поездку Стига на маяк. Еще секунду назад мне казалось, что дикий Петер, может быть, просто-напросто не в своем уме и плетет что попало. Но Лаурис в самом деле хвастался какими-то поручениями доктора Скобе. При чем же тут Аксель? Ну, ладно, держись теперь, Петер. От меня не отделаешься. Я всё из тебя выжму, решил я. Если уж начал, — договаривай, дикий Петер.
