К вам идет почтальон - Дружинин Владимир Николаевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без txt) 📗
«Ушел» — это слово стеной встало между мной и Эриком. Глупо было думать, что он боится меня и из-за этого не вернулся домой. Хватит считать его ребенком, которого надо заставлять или уговаривать. Нет, он не ребенок, и я не подойду первый к нему. Он ушел, он заодно с Нильсом и другими. И с Эркко. Он хочет жить по-своему. Пусть попробует.
«Что ты притащился, старый дурак, — сказал я себе с досадой. — Сматывай-ка удочки, пока тебя не подняли на? смех».
Кажется, никто не заметил, как я попятился, стараясь не шуметь, и шагнул к двери.
10
Я свернул с тропы, чтобы никому не лезть на глаза. Под ногами зашумела каменистая осыпь, кое-где скрепленная колючим кустарником. Впереди, в полумраке, обозначился дом Нильса, обращенный ко мне безглазыми задворками.
Надо бы сказать Асте: незачем давать мерзавцу складную кровать. Пусть валяется на полу.
Но я, конечно, не зашел. Я взял в сторону от дома Нильса. Вдруг послышались голоса Нильса и Асты. Я остановился. Аста давала мужу поручение — посмотреть мимоходом, не отвязалась ли коза. Ответа его я не разобрал. Затем Аста сказала, что скоро заберет козу в стойло.
Да что я хожу и подслушиваю чужие разговоры! Какое мне дело до них всех!
Я двинулся дальше. Нильс, по-видимому забегавший домой перекусить, пошел своей дорогой. Я мог бы окликнуть его. Но к чему? О чем мне толковать с Нильсом?
Фигура Нильса удалялась. Я еще раз подумал, что с Нильсом у меня не может быть общего языка. И в этот момент, словно нарочно, словно издеваясь надо мной, запиликала губная гармошка Нильса. Сам он давно исчез за косогором, а гармошка разливалась, разливалась без удержу.
Проклятая гармошка! Я готов был заткнуть уши, чтобы не слышать ее. Она преследовала меня. Был как раз тот час затишья, какой обычно бывает вечером, когда ветер делает передышку, прежде чем задуть с новой силой.
Я ускорил шаг, расстояние между нами быстро увеличивалось, но от музыки Нильса решительно невозможно было отвязаться. Без работы остался, а играет! И чего он радуется!
Нильс где-то в темноте поднимался в гору по крутой тропе, которую выбили в камне каблуки с гвоздями, и швырял оттуда свою бесшабашную плясовую. Она неслась за мной по деревянному тротуару, кружилась по улице, как бешеная, обегала столбы, цеплялась за палисадники, колола меня и дразнила.
Кажется, до самого дома проводила она меня.
Бабушке Марте я объявил, что Эрик нанялся на траулер — промышлять у Птичьих островов.
— У Птичьих? — она приподнялась на постели, глаза ее блуждали. — Господи, там же немцы.
— Опомнись, какие теперь немцы. Мальчишке полезно… побыть одному. Ему хорошо заплатят.
Успокоившись, она спросила, как я управлюсь без Эрика. Я уверил ее, что это нетрудно.
— Возьму на бот Агату, — сказал я. — Она рыбачила с мужем, не впервой ей. Вообще, свет клином не сошелся на Эрике. Плавать со мной всегда охотники найдутся. Одно беспокоит, не вывесили бы завтра «штаны».
Штаны — так зовется в просторечье сигнал шторма, флажок с двумя язычками, запрещающий выход в море. Я еще некоторое время распространялся об этом, доказывая бабушке Марте и себе, что другой заботы у меня нет.
Ветер опять разошелся. Всю ночь он наскакивал на наш дом и молотил по крыше — чертов ветер. А внизу гремела посудой прислуга таможенного чиновника. Удивительное дело, сколько там успевают напачкать посуды за день. Задремал я только под утро, и то ненадолго. Почудилось — кто-то прошел за ширму, где уголок Эрика. Такой у нас дом — весь он набит стуками, шорохом, скрипом, и вся эта путаница шумов собирается к твоему изголовью. Однако когда я поднялся, то первым долгом заглянул за ширму.
Там было пусто. Слепило солнце. Я сел на койку Эрика и положил ладони на одеяло. Набежало облако и затенило комнату, погас переплет окон, отброшенный на стену и койку, но ворсистое сукно хранило тепло.
«Нет у тебя больше семьи», — сказал я себе. Мне представилось, что Эрик завтра или послезавтра заявится и потребует, чтобы я его выделил. Потребует долю имущества: свои резиновые сапоги, которые он так еще и не удосужился залатать, денег или… ну не знаю, что еще. Я позабыл на минуту, что мы не в Сельдяной бухте и никакого имущества, собственно, нет. Но Эрик, пришедший за своей долей, обрисовался передо мной очень ясно, и злость снова поднималась во мне, а сонливость пропадала. Черта с два ты проживешь на кухне у Нильса! Умолять будешь меня, в ногах будешь валяться!
Я решил не терять из-за него ни минуты. Пусть висят «штаны» на мачте у порта — я всё равно пойду в море. Я прошмыгну так, что никто не заметит и не успеет помешать.
Если за маяком Ялмарен разбушевались волны, то есть же тихие заливчики у острова Торн. Найду, куда опустить сеть.
Во всяком случае, я не могу сидеть на месте. Пусть там, в порту, вывешивают, что? хотят.
Я выпил кружку кофе и снял уже зюйдвестку с гвоздя, как постучал Пелле-почтальон.
— Заходи, — сказал я, впуская его в комнату. — Только потише, бабушка Марта спит.
Сейчас он спросит: неужели я всё еще не помирился с Эриком. И я отвечу, что молодым людям полезно бывает пожить самостоятельно. Я давно приготовил такой ответ. Но тут мне пришло в голову — в городе, может быть, стало известно, что я вчера искал Эрика и лазал на карьер. Значит, нужен какой-то другой ответ. Однако Пелле, слава богу, не проявил любопытства.
Он вытащил, из сумки газету. Водя пальцем по строчкам, покашливая, Пелле прочел:
— «Двое подростков совершили не лишенное приключений путешествие в чужом автомобиле от южной набережной до северной окраины столицы, где они вошли в резкое соприкосновение со столбом. Радость оптовика Хенриксена, обретшего машину, была омрачена печальным ее видом».
— Черт с ним, с видом, — сказал я. — Нынче подростки на всё способны. Нет ли поважнее новостей?
— Что вас интересует, господин Ларсен?
— Ты, наверно, в курсе, Пелле. Что за история с Гейнцем Янзе, с голландцем?
— Утверждать затрудняюсь, — ответил Пелле, пощипав щетинку на подбородке. — Коммунисты говорят, он служил у немцев в офицерах, был с ними в Эстонии. Утопил в проруби женщину, которая помогала партизанам. А горбун из ратуши уверяет, что это всё враки.
— И я тоже считаю, — сказал я. — Наш бургомистр не стал бы давать приют в городе нацисту. Наш Скобе не меньше нас с тобой ненавидит коричневую сволочь. А коммунисты на голландца злы, потому что он взялся работать в порту, а они не хотели, вот и всё. Так что всё ясно.
— А давно он здесь?
— Голландец? Понятия не имею.
— С прошлого года, как будто, — сказал Пелле. — Черт его знает, откуда он взялся.
— Во всяком случае, власти знают — откуда, — заявил я. — Был бы он нацист, несдобровать бы ему. Скобе строг к таким.
Наконец Пелле попрощался. Я вышел вместе с ним. «Штанов» на мачте не было, но бухта хмурилась.
11
Как я и ожидал, Агата согласилась сразу. Она сказала, что всегда рада помочь мне. Это чистая правда. Я видел, как заблестели ее глаза, а концы платка разлетелись в стороны. Она побежала давать наставления дочке.
И непогодь вам нипочем, фру Агата. И хозяйство вы готовы доверить десятилетней дочке, лишь бы помочь мне на промысле. Значит, не так еще стар шкипер Ларсен? Так, что ли, фру Агата? Держу пари, сегодня же кумушки начнут судачить, что шкипер Ларсен неспроста взял вдову Агату на свою посудину.
Так думал я, пока Агата разговаривала с Минной и одевалась. Не очень-то быстро она покончила со сборами. Пришлось поторопить ее.
Ветер благоприятствовал, я решил беречь горючее и поднял парус.
Огромный кошель древесины лежал на поверхности бухты. Извольте обходить.
— Эй, вы, — крикнул я плотовщикам, — какого дьявола раскатали свои палки? Подвязать нечем?
— Ах, господин Ларсен, — улыбнулась Агата. — Бабушка Марта вам задала бы.
— Да, она посулила бы мне гвоздик в язык на том свете. Им там не напасти гвоздей, а?
