Медная гора - Занадворов Владислав Леонидович (книги онлайн полные версии TXT) 📗
Так умирает жизнь.
Но экспедиция пробилась сюда, чтобы возродить этот край, чтобы омолодить его свежим дыханием жизни. Пройдут годы, и по следам геологов протопчут на север дороги толпы строителей и горняков, отряды агрономов, мелиораторов, звероводов; и там, где сейчас тянутся бесконечные болота, станет колоситься тучная рожь, на вершинах сумрачных гор вспыхнут созвездия рудников, по молчаливым северным рекам потянутся длинные караваны свежесрубленного леса.
Пройдут годы… А пока Буров внимательно рассматривал шероховатые ледниковые шрамы, которые точно показывают теперь направление, в котором двигался ледник. Это на ранней заре человечества, много тысячелетий назад ледники огромными длинными языками медленно сползали со склонов Уральского хребта. Они разрушали горные породы, сглаживали хребет и обнажали глубинные породы, к которым приурочено большинство рудных ископаемых Урала. И теперь, зная направление движения ледника, по отдельным валунам можно сказать, какие породы залегают за много километров отсюда.
Буров ориентировочно наносил на карту замкнутые бессточные озера, круглые, как фарфоровые блюдца. Эти озера образовались при таянии ледника.
Вечером пятого дня Буров вернулся в лагерь. В тот же день группа завхоза прибыла с водораздела. Утром седьмого дня Буров дал распоряжение готовиться к выходу. Он рассчитывал часам к четырем пополудни прибыть к Шайтан-горе и там встретиться с Корневым.
…Тропка извивалась вдоль невысокого кряжа, минуя покатые заболоченные долины и быстрые горные потоки. Привычным людям, закалившимся в утомительных переходах, пройти двадцать километров, пожалуй, было не труднее, чем горожанину совершить прогулку по прохладным аллеям тенистого парка. Но обнажения, то и дело попадавшиеся по дороге, задерживали Бурова. Вместе о ним останавливался и весь отряд. Поэтому к Шайтан-горе они подошли поздно вечером, когда окрестные горы уже растаяли в мутном сумраке северной ночи. Но синяя до черноты Шайтан-гора встретила геологов глубокой тишиной.
— Я думал, что опоздали. Совестно было, — с облегчением сказал Буров, оглядывая гору.
— Ну и они скоро подойдут. Андрей не такой человек, чтобы слово свое не сдержать, — ответил Угрюмый.
Но и утром прежняя тишина висела над Шайтан-горой. Угрюмый поднялся на отвесную скалу, что нависла над сонной заводью небольшого озерка. Он осторожно вслушивался в шорохи леса и долго-долго смотрел в дымную даль, в ту сторону, где лиловели зубчатые контуры хребта. Сумрачный, озабоченный, он спустился со скалы и на вопрос Бурова: «Не видно ли костра?» — отрицательно покачал головой.
Чтобы не терять даром времени, Буров отправил часть рабочих обратно в лагерь: сложить каменную печь, заготовить хлеба, починить разорванные палатки. Сам Буров пока что решил провести несколько маршрутов, выбрав исходным центром Шайтан-гору.
Но группа Корнева не вернулась и к вечеру девятого дня. Четверо оставшихся для встречи молчаливо сидели на сучковатых колодинах. Они беспрестанно подбрасывали в костер кучи сырого мха и в душных клубах дыма спасались от назойливых комаров. А над всем: над бескрайним простором синей тайги, над крутыми зигзагами горных рек, над гнетущей тысячелетней тишиной — черным вороном распласталась Шайтаи-гора. Казалось, что ворону надо сделать последнее усилие — и лопнут каменные цепи, что накрепко приковали его к земле, и он медленно поднимется в воздух, и его огромные широкие крылья повиснут над тайгой.
Но громадная черная птица уже потонула в непроглядной темноте, а у подножия горы все еще потрескивал одинокий огонь, и на влажной траве, на темных стволах деревьев ломались угловатые тени сгорбившихся людей. Люди говорили вполголоса, как будто боялись спугнуть торжественную тишину ночи, и за короткими задумчивыми фразами следовали долгие промежутки молчания. Разговор вертелся вокруг Корнева. Трудно было говорить и еще труднее было поверить, что Корнев мог заблудиться в тайге, которую он исходил вдоль и поперек за долгие годы скитальческой жизни.
Угрюмый длинным прутом ворошил в костре жаркие рубиновые угли. Медленные слова тяжко падали с его губ:
— Непохоже это на Андрея. Он человек расчетливый.
— Что же будем делать, Василий Иванович? — привстал Буров.
— А что делать? — Угрюмый выколотил пепел из трубки и для чего-то стянул с головы поношенный кожаный картуз. — Утро вечера мудренее, завтра и обсудим.
…Солнце только-только успело осветить далекие вершины гор, а Угрюмый уже прокладывал дорогу к лагерю. Вначале он послушно подчинялся причудливым поворотам узкой оленьей тропы, но вскоре свернул с нее и зашагал напрямик, по тысяче незаметных примет угадывая верное направление.
Через пять часов он уже был в лагере. А еще через полчаса в сопровождении трех рабочих, лучших ходоков экспедиции, направился к далекому водоразделу.
Оттуда нужно было принести динамит, капсюли гремучей ртути, свертки бикфордова шнура. На высоких вершинах взлетят столбы громовых взрывов, и Корнев увидит, услышит эти мгновенные маяки и, ориентируясь по ним, выйдет из тесного кольца гор, что где-то там, на северо-западе, вплотную зажали озеро Амнеш.
Буров с двумя оставшимися рабочими поднялся на вершину Шайтан-горы. Они нагребли большую кучу сухого ягеля, притащили охапки еловых ветвей и сырого прошлогоднего валежника. Буров чиркнул спичкой. Вскоре дым повалил густыми, тяжелыми клубами. Они отвесно поднимались к облакам, и над горой, над лесом, над безлюдным простором, словно сказочный маяк, закачался высокий столб дыма. Все подняли головы и с надеждой следили за ним.
Буров отошел к краю обрыва и всмотрелся вдаль.
На востоке до самого горизонта тянулась полоса пологих зеленых увалов. Где-то далеко-далеко, то пропадая в пепельной дымке солнечного марева, то вновь пробиваясь сквозь нее, маячила высокая вершина Ялпин-Нёра — Сосьвинского молебного камня. Ближе к Шайтан-горе подбегали массивные чашеобразные горы. Полоса леса, словно вырубленная по нитке, обрывалась на их склонах и обнажала голые, неуютные вершины, лишенные древесной растительности. Эти горы когда-то служили очагами местных ледников. Ледники сползали по их ложбинам, в порошок стирали твердые горные породы и несли с собой валуны, гальку, песок. Ледники сгладили рельеф. В память о себе они оставили дымчатые зерна озер, всюду разбросанные между гор. Они заполнили широкие низины бурыми пятнами топких моховых болот. А в долинах, словно серебристая рыбья чешуя, сверкали на солнце изогнутые линии горных рек и ручьев.
Буров видел, как разветвлялись реки и тонкими зигзагами тянулись дальше на запад, на северо-восток, туда, где угрюмо синел главный массив Уральского хребта.
Там, в этой дымной, неизведанной дали, пропал отряд Корнева.
Буров еще долго стоял на краю обрыва, прямо по местности намечая маршруты для поисков Корнева. Наконец он подошел к костру.
— Ты остаешься здесь, — сказал Буров одному из рабочих, Григорию Хромых. — Будешь с утра до ночи жечь костер. И смотри, чтобы дым далеко было видно. — А ты пойдешь со мной, — повернулся Буров к Никите Власову. — Вернемся дня через четыре, к приходу Угрюмого.
Буров хотел осмотреть весь район, прилегающий к хребту, зажечь на высоких вершинах сигнальные костры и оставить там краткие записки. Он быстро шагал по извилистым горным тропинкам, время от времени останавливался, вынимал горный компас. Никита Власов едва поспевал за ним.
Голубые сумерки застали их верстах в двадцати от Шайтан-горы.
— Что ж, заночуем? — обратился Буров к своему спутнику.
— По мне, все одно. Притомились порядком, а тут сухо, вода близко.
Пока Никита разводил огонь и готовил ужин, Буров решил забраться на соседнюю гору, благо бледные сумерки еще позволяли различать окрестность.
Никита общипывал убитую утку, когда Буров, порывисто дыша, прибежал назад.
— Что больно быстро, Евгений Сергеевич?
— Давай ружье. Некогда, — прохрипел Буров.
Никита засуетился. Как назло, патроны были запрятаны на дно рюкзака.
