Путешествие на край ночи - Быстролетов Дмитрий Александрович (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
Накануне этого дня вожди рабочих партий бросают в полицейском президиуме жребий, — какие и кому достанутся маршруты: увы, дети единой матери, рабочие партии ссорятся между собой, и буржуазной полиции приходится так регулировать движение уличных демонстраций, чтобы они не встретились даже по праздникам.
В этом году коммунисты получили центральную Вацлавскую площадь и прилегающие к ней самые нарядные улицы. Чудесно! Будет на что посмотреть: демонстрация должна вылиться в мощный парад боевой готовности — пройдет тысяч полтораста человек!
По широкому проспекту Фоша спускаюсь вниз. Кругом бурлит празднично одетая толпа: на мостовой строятся прибывающие из районов города демонстранты со знаменами и плакатами, с тротуаров на них глазеют тысячи зрителей. Слышатся возгласы приветствий, смех… Хоровое пение. Здесь и там гремит музыка… Радостный подъем законной гордости меня подхватывает, ощущение великого единства с массой, ее силы и победной устремленности.
Вот и площадь Вацлава — очень длинная, довольно широкая, она плавно спускается от монументального здания Национального музея вниз, к центральным улицам торговой части города. Против музея — памятник князю Вацлаву: на коне, с крестом в поднятой руке, он парит над строем красных знамен и толпой, погруженной в сизую дымку.
Справа и слева высокие ряды красивых зданий; ярко блестят пестрые рекламы и парадные витрины фешенебельных магазинов. Все начищено, убрано, сияет. А вверху — голубое небо, еще нежаркое солнце, праздничный весенний денек!
Поперек тротуара стоит полицейский кордон, — пропускают не всех, чтобы потом не возникла давка. Но я говорю несколько слов по-английски, и здоровенный румяный парень в черном мундире и серебряной каске берет под козырек и предупредительно дает дорогу. Я спускаюсь по обсаженному деревьями очень широкому тротуару — сегодня он напоминает парижский бульвар, там весной часто бывают дни, такие же ясные и бодрые.
В нижней части площади собралась толпа. Она сосредоточенно глядит на другую сторону. Там, в тени высоких домов, в четыре ряда построены невысокие, но плечистые люди, одетые в походную серо-зеленую форму, с желтыми ремнями амуниции. В руках у них карабины с примкнутыми штыками. Это — ударная жандармерия. Короткий сигнал — и они дают залп. Это уже бывало… и не раз… И толпа, молча, глядит на невысоких серо-зеленых людей, которые замерли, как неживые, и ждут. Жандармов отделяет от толпы цепочка полицейских: площадь вокруг пуста, и это придает жандармам особенно зловещий вид.
Мне по понятным причинам не следует останавливаться здесь, и я хочу двинуться дальше. И только в этот момент замечаю то, что задержало меня только на полчаса и затем роковым образом сломало жизнь.
У тротуара стоял большой новенький грузовик с золотой пчелкой на борту — торговым знаком рабочей кооперации. На нем высокими кипами была сложена агитационная первомайская литература — газеты и листовки. Вокруг сновали комсомольцы, рабочие парни и девушки: они получали с грузовика литературу и раздавали ее в толпе. На грузовике сидела девушка; быстро и четко она сортировала кипы и одна обслуживала десяток деловито бегающих агитаторов.
Я остановился под деревом, закурил и стал наблюдать.
Высокую и стройную фигуру девушки ловко облегал светло-серый спортивный костюм… нездешнего покроя и материи… умело сшитый… где-нибудь на Бонд-стрит в Лондоне или на Пятой авеню в Нью-Йорке: Париж не в состоянии придать такой шик женскому костюму мужского покроя: французский стиль pour le sport всегда имеет что-то бабье… Черный замшевый берет, такие же перчатки и туфли… Строгий, но приятный ансамбль, черт возьми! Она — иностранка, это ясно. Но на грузовике с пчелой и кипой листовок? Странно…
Пышные кудрявые волосы в тени казались каштановыми, но сквозь листву пробивались узенькие полоски солнечного света, в них волосы отливали всеми тонами красного и золотого, как осенняя листва. Англичане называют эти цвета tawny… Я стоял и любовался, и наблюдал, как ветерок временами раздувал огненно-красные и золотые пряди. Лицо было обращено вниз. Виден был высокий лоб и маленький, детский рот, подкрашенный оранжевой краской. Выражение грусти, рассеянности и еще чего-то, может быть, слабости? Но вот девушка медленно подняла голову и обвела площадь взглядом, — и я увидел сразу другое лицо. Голову Медузы…
Они были пустые, эти широко раскрытые холодные глаза цвета льда, и когда девушка смотрела поверх толпы, она казалась слепой или ясновидящей.
Сумасшедшая немножко… это бывает… Здоровых с такими глазами нет. Но кто она? На груди приколота брошь, без сомнения сделанная рукой хорошего художника: сердце и жалящий его скорпион. Что она хотела сказать этим? Скорпион есть… Вижу его по затаенной печали в глазах. Так кто же она?
Между тем незнакомка вынула из сумки золотой портсигар, взяла в оранжевый рот сигарету и, выпустив первый дымок, подняла глаза. Наши взгляды встретились. Минуту мы в упор рассматривали друг друга. Она некрасива, но руки прекрасны… Эту изысканность жестов, утонченную простоту редко видишь на улице… Я равнодушно прошел бы мимо, если бы увидел ее в белой "Испано-Сюизе", но здесь… На грузовике…
Прошло минут пять или десять.
Вдруг девушка опять подняла голову, и снова наши взгляды встретились. Она нахмурилась. Что-то тихонько шепнула группе ребят, подошедших за листовками.
— Вам чего здесь надо? Приклеились к месту, что ли? А ну отклеивайтесь, и марш отсюда! — сказал один из парней, черноволосый венгр.
— Почему же мне не стоять здесь?
— Это наше место.
— Ваше? Какой собственник! Уж не купили ли вы городскую площадь?
Не зная, что ответить, парень смутился и оглянулся на девушку.
— Коммунисты не покупают площадей, они их берут и удерживают силой. — Незнакомка произнесла эти слова негромко, как бы про себя. Но парень понял их как сигнал к бою: он схватил меня за борт пальто. Кровь бросилась мне в голову. Я замахнулся… И услышал голос Гришки, быстро проговорившего по-английски за моей спиной:
— Опомнись! Сотрудник посольства, — и затеваешь скандал, да еще в таком месте и сегодня.
Что-то мелькнуло в лице девушки, очевидно знавшей английский язык. Она поднялась, взяла сумку и собралась уходить.
— Ладно, я еще доберусь до вас, — сказал я ей по-английски, взял Гришку под руку, и мы быстро скрылись в толпе.
— Что чудесная девушка?
— Это кто же?
— Неужели не ясно? Та, что сидела на грузовике! И ты не заметил? А еще профессиональный skirt hunter.
— То-то и оно, — равнодушно ответил он, — я знаю женщин лучше тебя, я опытнее и потому проще смотрю на вещи, без иллюзий. Выходя на охоту, не ищу ни слонов, ни колибри — поменьше экзотики! Люблю вкусненьких зайчиков и глупеньких куропаточек. Твоя девушка — опасный тип! Заметил глаза? У нее порочный взгляд.
— Порочный? Вздор!
— Нет, не вздор. У нее большие глаза редкой окраски, но не в этом их гипнотическая сила, а в выражении пустоты. Пойдем сегодня ночью по кабачкам — я покажу тебе такие же глаза…
— Ну, знаешь ли…
— Не оскорбляйся за нее… Причины могут быть и похуже, да-да, милый друг. На ней печать порока. Она обречена. А ты, поняв это, отойди подальше.
Меня это взбесило.
— Забавно, ты читаешь лекцию, как профессор, а между тем видел девушку три минуты.
— Почему ты думаешь?
— Боже! — закричал я. — Вы знакомы?
— Ну, ну, — он искоса взглянул на меня и покачал головой. — Знаю хорошо тебя и видел ее, и чувствую, что завязывается драма… Коллизия больших страстей. Шекспир, где ты?
— Не мели чепуху. Кто она?
— Последние дни эта девушка заходила к моему хозяину с его женой — насколько я понял, они вместе приехали недавно из-за границы… Познакомились где-то в Америке. Я тебе не рассказывал о мадам Гольдберг?
— О какой мадам Гольдберг?
