Остров Тамбукту - Марчевский Марко (читать книги без txt) 📗
Хотя и очень похудевший, хотя и убитый горем, Гахар был представительный старик — высокий, с благородной осанкой и медленными движениями, а семь поясов мудрости, опоясывавших его бедра, придавали ему еще больше внушительности.
— Тана Боамбо здесь? — спросил я его.
— Нет его.
— А Амбо?
— Нет его, — покрутил головой Гахар.
Адъютант рассматривал его с величайшим любопытством.
— Это не предводитель? — спросил он меня.
— Нет, это главный жрец. Он пользуется большим влиянием среди туземцев.
— Значит, мы можем вести с ним переговоры?
— Разумеется.
Я спросил Гахара, пришел ли он один или с ним есть еще кто-нибудь?
— Есть и другие, — последовал ответ.
— А где они?
— Тут, — неопределенно сказал Гахар.
Значит, я не ошибся: Гахар был не один. Я велел ему позвать и других, но он сделал вид, что не слышит, и спросил, показывая на адъютанта:
— Это и есть вождь пакеги с больших пирог?
— Нет, Гахар. Этот белый человек — калиман биля, важное лицо, но не тана пакеги. Он хочет говорить с тобой...
— Нет! — отрезал Гахар.
Его отказ привел меня в изумление.
— Почему, Гахар? Он нанай биля — хороший человек. Наш приятель.
— Приятель? — посмотрел на меня с недоверием Гахар. — Андо, не верю. Только ты наш приятель. Вот я пришел без копья, а этот пакеги взял с собой стрелу, которая пускает молнии. Зачем?
Действительно, на поясе у адъютанта висел довольно большой револьвер. Я знал, что не следовало идти к туземцам вооруженными, и еще на судне хотел посоветовать адъютанту не брать с собой револьвера, но не решился. Боялся, чтобы он чего не подумал. Адъютант заметил недружелюбный взгляд Гахара и спросил меня в чем дело.
— Главный жрец не желает говорить с вами...
— Почему? — удивился адъютант.
— Когда два враждующих племени решают вести переговоры, — объяснил я, — они собираются в определенном месте без оружия. А вы явились вооруженный револьвером. Главный жрец истолковывает это как враждебный акт по отношению к племени и не желает вести переговоров.
— Что я должен сделать? — спросил меня адъютант.
— Оставьте револьвер на опушке леса и вернитесь без него.
— О, я не могу этого сделать! Устав запрещает!
— Хорошо, тогда дайте мне револьвер.
Адъютант отстегнул револьвер и передал его мне.
— Теперь мы можем разговаривать? — обратился он к Гахару.
— Сейчас мы можем разговаривать, — сказал он и подошел еще ближе к нам.
«Переговоры» начались. Гахар объявил, что Великий Совет решил, чтобы жители возвратились в селения и построили себе новые хижины, если пакеги обещают не беспокоить их своими посещениями. Они не хотят от пакеги никакой помощи и не желают встречаться с ними. Когда я ему сказал, что пакеги помогут построить хижины, Гахар замахал руками:
— Нет и нет! Не нужна нам их помощь. Мы сами построим хижины. Обещает ли белый человек, что ни один пакеги не ступит в наше селение?
Я перевел его слова адъютанту. Немного подумав, он сказал:
— Ничего я не могу обещать. Доложу «старику».
Он не имел права давать какие бы то ни было обещания. Контр-адмирал послал его вести переговоры, но не предоставил ему никаких прав. Это показывало, что «старик» недооценивал туземцев.
А Гахар ждал ответу. Нужно было найти какой-то выход из смешного положения, в которое мы попали — стоять перед Гахаром как дураки и не иметь возможности сказать ни «да», ни «нет».
— Гахар, — обратился я к моему старому другу. — Я говорил тебе, что этот пакеги — нанай биля, но он не тана пакеги. Предводитель пакеги находится на большой пироге. Сейчас мы отправимся к нему и расскажем все, о чем мы говорили с тобой. Завтра в тот же час я приеду и дам тебе ответ.
— Нана — очень хорошо, — кивнул головой Гахар. — Завтра в это же время я буду тебя здесь ждать. А этот пакеги тоже приедет с тобой?
— Вероятно, приедет.
— Хорошо! Скажи ему, чтобы не брал с собой своей стрелы. Анге бу!
II
Авиаматка, о которой говорил адъютант, пришла в тот же день. Я никогда не видел вблизи такой огромной плавающей платформы, на которой было штук десять, а может быть и больше, самолетов. Она виднелась на горизонте, как небольшое темное пятно на зеркальной водной шири. Авианосец ни разу не подошел к острову, но с него каждый день поднимались самолеты и летали далеко на восток, вероятно, на разведку, а когда возвращались обратно, всегда кружились над островом очень низко, над верхушками деревьев.
С приходом авиаматки контр-адмирал переменился. Тогда как раньше он выглядел тихим, спокойным, рассудительным и разумным человеком, сейчас он стал очень нервным и нетерпеливым. Адъютант вытянул руки по швам и доложил о результате нашего разговора с Гахаром. Услышав, что туземцы не желают никакой помощи, контр-адмирал начал их ругать и даже пригрозил, в случае несогласия принять его условия, стереть их с лица земли. Слушая его недвусмысленные угрозы и глядя, как он нервно ходит по салону с сжатыми губами, с руками за спиной, весь красный от гнева, я спрашивал себя: «Чего он хочет от туземцев? Почему он так настаивает на их возвращении в погорелые селения? Почему он им навязывает свою помощь?» Я ни разу его не спросил о его намерениях, ибо он ничего бы мне не сказал, но когда однажды адъютант проговорился, — что постройка укреплений подвигается очень медленно, все стало ясно. Для стройки нужно много народу. Чем больше, тем лучше. Японцев было мало, Кроме того, это были пленники, работавшие по принуждению, а насилие никогда и никого не вдохновляет работать. Правда, на укреплениях работали и американцы, большей частью специалисты, но сколько их было? Тысячи две туземцев выработали бы в десять раз больше, чем человек сто японцев и двадцать американцев. Но туземцы попрятались в джунглях и хотели, чтобы их оставили в покое. Такое положение раздражало контр-адмирала и заставляло его нервничать.
— Что они воображают? О чем думают эти люди? На что рассчитывают? Очевидно, они не имеют представления о нашей силе. То, что наделали японцы, — детские игрушки. Военная шутка — не больше. Или они примут нашу помощь и защиту, или...
Я молчал. Адъютант стоял как на иголках.
— Объясните им это! — обратился ко мне контр-адмирал. — Поезжайте завтра и скажите им, что если они не согласятся на мои условия, уничтожу до одного, вместе с их джунглями. Они видели «больших птиц»? — кажется, так они называют самолеты? Скажите им, что за каких-нибудь два часа эти птицы истребят до одного всех дикарей, где бы они не укрылись. И если кто-нибудь и спасется от бомб, живым сжарится в джунглях, потому что я их сожгу и превращу в пепелище. Я очень вас прошу объяснить все это тупоголовому предводителю. Скажите ему, что это моя последняя попытка достигнуть соглашения с ним. После совесть у меня будет чиста. Я не злодей, но война есть война!
Контр-адмирал смотрел на меня в упор, наверно желая видеть, какое впечатление произведут его слова. В сущности, они ничем не отличались от угроз капитана Сигемитцу. Может быть, только тем, что в угрозах японского капитана чувствовалось его бессилие, а в угрозах контр-адмирала звучала холодная уверенность в возможности привести их в исполнение.
— «Старик» страшно разъярен, — сказал на другой день адъютант, когда мы на моторной лодке отправлялись на остров. — Если и на этот раз дикари не вернутся по домам, он и в самом деле приведет угрозу в исполнение. Вы видите эти живописные холмы, леса, эти гигантские деревья? Может быть, завтра все это обратится в черный пепел.
— Но это страшная жестокость! — возразил я. — Даже японцы этого не сделали.
— Потому что у них не было самолетов.
— Да, но это будет просто массовым убийством! — осмелился сказать я. — Туземцы ни в чем не виноваты. Они ушли в джунгли и никому не угрожают, никого не беспокоят. До сих пор ни один американский матрос не пострадал от руки туземца. Почему контр-адмирал хочет им навязать свой договор о защите и помощи?
