Приключения 1990 - Молчанов Андрей Алексеевич (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
— Спешите, а? — спросил незнакомец и чему-то сердечно рассмеялся. — А я вот Уилкинсон. Да, внук того Уилкинсона, который пиво! Сам пива не пью. Печень. — И он покачал головою с неподходящей к случаю хитростью.
— Да, спешим, — отвечал Макиэн, улыбаясь по возможности учтиво, — так что простите...
— Вот что, милстигспда, — доверительно сказал незнакомец, когда Эван уже слышал топот полисменов, — если вы спешите, а я-то знаю, что такое спешка... да, кто-кто, а я знаю... так вот, если вы спешите, — тон его стал торжественным, — вам нужна яхта!
— Конечно, — отвечал Макиэн, в отчаянии пытаясь проскочить мимо него. На холме показался первый полицейский. Тернбул проскочил под локтем у пьяного и побежал дальше.
— Нет, посудите сами, — продолжал Уилкинсон, цепко хватая Макиэна за рукав. — Если спешишь, нужна-ик... яхта..., а если нужна яхта, берите мою, — закончил он с пьяной рассудительностью.
Эван посмотрел на него в удивлении.
— Да, мы очень спешим, — сказал он, — и яхта нам очень нужна.
— Стоит у пристани, — с трудом выговорил Уилкинсон. — Слева... Называется «Красотка Полли»... никак не пойму, почему я вам раньше ее не дал...
С этими милостивыми словами он упал ничком, мягко смеясь. Решив в ускоренном темпе несколько казуистических проблем, Эван принял решение (быть может, неверное), и через две минуты, догнав Тернбула, он все ему рассказал, а через десять минут оба они как-то влезли в яхту и как-то отплыли от острова Сэн-Луп.
Глава XII
НЕВЕДОМЫЙ ОСТРОВ
Те, кто считает, что добрые феи или Бог вели наших героев сквозь нелепые опасности (например, мистер Эван Макиэн, который сейчас жив и счастлив), могут найти один из лучших доводов в истории с яхтой. Ни атеист, ни рыцарь веры никогда яхтами не правили, но Макиэн плавал в лодке по морю, а Тернбул, что много хуже, знал начала навигации. Вмешательство феи или Бога явствует хотя бы из того, что они ни разу ни во что не врезались. Кроме этого все ж отрицательного утверждения, об их плавании трудно сказать что-нибудь определенное. Плыли они недели две, и Макиэн считал, что путь их лежит на запад. Сколько они проплыли, установить не удавалось, но оба думали, что немало и находятся теперь в открытом океане. Поэтому оба они удивились, когда пасмурным утром перед ними показался пустынный остров — точнее, пятно на серебряной черте, отделяющей серо-зеленое море от розовато-серого неба.
— Что бы это могло быть? — спросил Макиэн. — Я не знал, что в Атлантическом океане есть острова так далеко за Силли. Господи, неужели мы доплыли до Мадеры?
— Скорее до Атлантиды, — угрюмо откликнулся Тернбул. — Как раз в вашем вкусе...
— Да, может быть, — серьезно отвечал Макиэн, — но мне всегда казалось, что предание об Атлантиде недостаточно обосновано.
— Ну, что бы это ни было, — сказал Тернбул, — о скалы мы разобьемся.
Тем временем пустынный мыс становился все длиннее и длиннее, словно на яхту наступал огромный слон. Однако вместо скал взору являлись бесчисленные ракушки, а в одном месте — чистый песок, достаточно безопасный даже для таких неученых мореплавателей. Они кое-как загнали яхту в бухточку, причем задом, так что корма врезалась в песок, а нос взмыл вверх, словно гордясь своей дурацкой удачей.
Вылезли они и сами и принялись разгружать судно с торжественностью школьников, играющих в пиратов. Рядами ставили они ящики сигар, принадлежавших доброму Уилкинсону, и бутылки его шампанского, и коробки его консервов (сардин, языка и лососины), и многое другое. Наконец Макиэн застыл с банкой пикулей в руке и промолвил:
— Не пойму, зачем нам все это. Тому, кто останется в живых, вряд ли будет до деликатесов.
— Разрешите мне две вольности, — сказал Тернбул. — Во-первых, я закурю (это поможет мне думать), а во-вторых, я позволю себе угадать, о чем вы думаете.
— А, что? — спросил Макиэн с той самой интонацией, с какой нас переспрашивает невнимательный ребенок.
— Я знаю, о чем вы думаете, Макиэн, — повторил Тернбул. — О том же самом, что и я.
— О чем же? — спросил Эван.
— О том же, о чем и вы. Ну, хорошо: о том, что жалко оставлять столько шампанского.
Призрак улыбки скользнул по серьезному лицу кельта, но он не ответил: «Нет, что вы» и не покачал головой.
— Мы все выпьем и выкурим примерно за неделю, — сказал Тернбул. — Устроим себе заранее погребальный пир.
— И вот еще что, — не сразу отвечал Макиэн. — Мы на неведомом острове, далеко в океане. Полиция не найдет нас, но и люди о нас не услышат. — Он помолчал, чертя по песку шпагой. — О н а не услышит нас.
— Что же вы предлагаете? — спросил редактор, дымя сигаретой.
— Мы должны подробно описать все, что с нами было и будет, а главное — изложить наши мнения. Один экземпляр оставим здесь на всякий случай, другой положим в бутылку и бросим в море, как в книге.
— Прекрасная мысль, — сказал Тернбул. — А теперь — за дело.
Долговязый Макиэн расхаживал по кромке песка, и торжественная поэзия, которой он жил, разрывала на части его душу. Неведомый остров и бескрайнее море воплощали его мечту об эпосе. Здесь не было ни дам, ни полицейских, и потому он не видел в нынешней ситуации ничего страшного и ничего смешного.
— Должно быть, сотворяя звезды на заре мира, — говорил он, — Господь породил этот остров, чтобы на нем свершилась битва между верой и небытием.
Потом он нашел площадку повыше и тщательно расчистил ее от песка.
— Здесь мы сразимся, — сказал он, — когда придет время. До той поры это место священно.
— А я думал тут закусить, — сказал Тернбул, державший в руке бутылку.
— Только не здесь! — сказал Макиэн и быстро спустился к воде; но сперва он вонзил в землю обе шпаги.
Закусили они в бухточке и там же поужинали. Дым Уилкинсоновых сигар языческой жертвой вздымался к небу, золото Уилкинсонова вина порождало причудливые мечты и философские споры. Время от времени друзья глядели вверх, на шпаги, охранявшие поле битвы и похожие на два черных кладбищенских креста.
Достойное Гомера перемирие длилось не меньше недели. Шотландцы ели, пили, спорили, иногда и пели. Отчет они написали обстоятельный и засунули его в бутылку. Остров они не исследовали, ибо свободное от вышеупомянутых занятий время Макиэн отдавал молитве, Тернбул — табаку. Однажды, в золотой предвечерний час, Тернбул допил последнюю каплю, швырнул бутылку в золотые волны, подобные кудрям Аполлона, и решительно направился к шпагам, дожидавшимся своих хозяев. Поднявшись за ним следом, Макиэн стоял, глядя в землю. Но предприимчивый и любопытный редактор, поднявшись на площадку, огляделся — и это повлекло за собой немаловажные последствия.
— Вот это да! — воскликнул он в изумлении. — Мы не на острове. Наверное, мы добрались до самой Америки.
Огляделся и Макиэн, и лицо его стало еще бледнее. Он тоже увидел длинную полосу земли, протянувшуюся от какой-то суши, и ему показалось, что это рука, готовая схватить их.
— Как знаете, Макиэн, — сказал Тернбул со свойственной ему разумной неторопливостью, — но мне не хотелось бы умирать, погибая от любопытства. Посмотрим-ка, где мы, а?
— Жалко откладывать поединок, — отвечал Макиэн со свойственной ему тяжеловесной простотой, — но я думаю, что это знамение, если не чудо. Быть может, сам Господь проложил мост над морем.
— Если вы согласны, — засмеялся Тернбул, — причина мне не важна.
И они решительно двинулись по узкому перешейку. Минут через двадцать долговязый Макиэн перегнал Тернбула, и приверженный науке редактор еще сильнее ощутил себя Робинзоном. Он шел, старательно высматривая признаки жизни (позже он признавался своей благочестивой жене, что думал увидеть аллигатора).
Однако первое живое существо, представшее перед ним, было не аллигатором, но Макиэном, который бежал во весь опор, по привычке сжимая в руке шпагу.
— Осторожно, Джеймс! — крикнул он. — Я видел дикаря.
— Какого дикаря? — спросил Тернбул.
