Птица не упадет - Смит Уилбур (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Здесь на рассвете он впервые покрыл ее. Она прижалась к земле, гневно рыча, а он встал над ней, кусая уши и шею, заставляя подчиниться. Потом она лежала рядом с ним, лизала его уши, тыкалась носом в шею и брюхо, потом полуотвернулась, призывно толкая его задом, пока он не встал, а она покорно прижалась и рычала, когда он вторично взгромоздился на нее.
В этот день они совокуплялись двадцать три раза, а ночью оставили колючие кусты и пошли дальше на юг.
За полчаса до захода луны они добрались до распаханных земель, и лев остановился и зарычал, почуяв запах человека и скота.
Он осторожно протянул лапу, коснулся свежевспаханной земли, потом убрал лапу и коротко нерешительно мяукнул. Львица любовно прижалась к нему, но он оттолкнул ее и повел обратно, подальше от распаханной земли.
— Они доберутся до долины, Пунгуше? — спросил Марк, наклонившись в седле; он разговаривал с зулусом, бежавшим у плеча Троянца.
Пунгуше говорил без одышки, хотя бежал уже почти три часа.
— Им придется полдня идти по распаханной земле, где работают те, кто выращивает сахарный тростник. К тому же, Джамела, они ничего не знают о твоей долине и о безумном Нгага, который приветливо встретит их.
Марк распрямился в седле и мрачно двинулся дальше. Он знал, что эта пара — его последний шанс заполучить в долину львов. Но животным предстоит пересечь двадцать смертельно опасных для них миль; они пришли из диких португальских земель и никогда не бывали там, где на полях и пастбищах львы считаются опасным вредителем. В этих краях нет диких животных, зато много домашних. Здесь, услышав рев льва, пятьдесят человек бросаются за ружьями и яростно оспаривают право получить трофей; они ненавидят крупных хищных кошек, ненавидят нерассуждающей ненавистью и даже приветствуют возможность столкнуться с ними, зная, что здесь львов не защищают никакие законы.
Львы подошли против ветра и залегли в темноте в короткой траве на краю лагеря.
Они слушали сонные голоса людей у костра, ловили множество незнакомых запахов: табачный дым, вареная кукуруза, кислый запах зулусского пива; они лежали, напряженно прижимаясь к земле, насторожив уши с черными концами и раздув ноздри.
Крааль для скота был обнесен низкой изгородью из срубленных колючих кустов, шипами внутрь, путаницей ветвей наружу. Сильный запах скота искушал.
В краале семьдесят два быка, две полные упряжки. Они принадлежали Ледибургской сахарной компании и распахивали новые земли к востоку от Ворот Чаки, после того как рабочие команды свалили и сожгли все деревья.
Лев ждал, терпеливо, но настороженно, напряженный и безмолвный, ждал, пока луна не зашла за деревья и не стихли голоса людей у костров. Он ждал, пока костры не превратились в груды пепла. Тогда он молча встал.
Львица не шевельнулась, только напряглись ее мощные мышцы на груди и лапах, и уши чуть наклонились вперед.
Лев осторожно обошел лагерь, все время держась против ветра. С востока дул легкий ветерок, и лев искусно использовал его.
Когда лев оказался с наветренной стороны, быки учуяли его запах, и он услышал, как они встают, неловкими прыжками поднимаются с места лежки.
Стукаясь рогами, они собрались плотной группой, выставив опущенные головы навстречу ветру, и один низко, горестно замычал. Рев немедленно подхватили другие, и это разбудило людей у костра. Кто-то закричал, в костер подбросили дров. Облако искр поднялось к темным ветвям мимозы, озарив лагерь желтым дрожащим светом. Накинув кароссы на плечи, пахари боязливо жались к костру, встревоженные, с заспанными глазами.
Неслышно, как тень, прижимаясь к земле, лев скользнул к краалю, и быки дико заревели, почуяв острый кошачий запах.
У самой ограды крааля, с наветренной стороны, лев выгнул спину, присел и испустил поток мочи.
Острый, едкий аммиачный запах — для стада это было слишком. Быки разом повернули и бросились в противоположную сторону, снесли ограду и ринулись прочь, быстро разбегаясь, утрачивая единый строй и теряясь в темноте.
Здесь их ждала львица; зайдя сбоку от бегущих, она выбрала жертву — тяжелое молодое животное, и, как пастушья собака овцу, погнала быка, заходя то с одного, то с другого бока, отбивая подальше от костра и людей, пока не впилась в заднюю ногу, ловко прокусив ее до самой кости. Потом присела на задних лапах, выпустила эту ногу и вцепилась в другую.
Бык упал, словно от удара по голове, перекувырнулся и заскользил на спине, задрав все четыре ноги к звездному небу.
Гибким стремительным прыжком кошка приблизилась, избегая копыт, которые могли разбить ей череп, и длинных рогов, способных проткнуть от ребер до ребер.
Она впилась в основание черепа, вогнав длинные острые клыки между первым и вторым позвонками, и они резко хрустнули, как орех в челюстях щелкунчика.
Когда из темноты стремительно появился лев, львица уже разорвала быку брюхо, и ее голова была красна от крови: она добиралась до печени, селезенки и почек.
Она прижала уши к голове и грозно зарычала на него, но он плечом оттолкнул ее в сторону, а когда она снова зарычала, ударил ее лапой и начал кормиться в сделанном ею отверстии.
Она несколько секунд яростно смотрела на него, потом подняла уши и сладострастно начала лизать его плечо длинным розовым языком, при этом она низко, гортанно урчала, прижимаясь к нему длинным гибким телом. Лев попытался не обращать на нее внимания и рыча продолжал кормиться. Влажно рвалось мясо.
Но львица становилась все смелее — самка, пользующаяся своей новой привлекательностью, позволяла себе вольности, которые раньше были бы быстро и строго наказаны.
Лев отчаянно пытался сдержать львицу, положив ей на голову огромную лапу со старательно убранными когтями; он быстро глотал, стараясь сожрать всего быка, прежде чем она присоединится к нему, но львица вывернулась из-под лапы и лизнула его в ухо. Он нерешительно зарычал, дернув ухом. Она продвинулась вперед и лизнула ему глаза, так что он плотно закрыл их, наморщил лоб и попробовал есть вслепую, но наконец признал неизбежное и позволил ей всунуть голову в кровавую полость.
Бок о бок, урча и порыкивая, они продолжали кормиться.
На защищенной противомоскитной сеткой веранде дома десятника, в свете шипящих ламп «Петромакс», собрались восемнадцать человек. С заката они пили бренди, и поэтому у большинства покраснели лица и блестели глаза. Все слушали Дирка Кортни.
— В пределах двадцати миль будут доступные для каждого больницы и школы, — обещал он, и женщины отрывались от вязания. Они хорошо знали, каково растить здесь детей. — И это только начало, — обещал он мужчинам. — Первые из вас, кто присоединится, первыми получат и выгоды. Как только я попаду в парламент, вы получите сильный голос в свою защиту. Вы увидите такие улучшения, о каких и не мечтали, и увидите быстро.
— Вы богатый человек, мистер Кортни, — сказал один, мелкий торговец, не связанный с «Ледибургским сахаром» непосредственно, но в достаточной мере пользующийся близостью компании, чтобы задать свой вопрос уважительно. — Вы из хозяев. Почему вы говорите в пользу рабочих?
— Я богат, потому что много работал, и знаю, что без вас мне бы не разбогатеть. Мы связаны друг с другом, мы одна команда.
Все кивнули и загомонили, а Дирк продолжил:
— Одно я вам обещаю. Если я смогу нанять за приличное жалованье белого, я не стану брать кули или ниггера! — Все шумно приветствовали эти слова и подняли стаканы. — Нынешнее правительство, люди Сматса, провернули это на золотых шахтах. Два с половиной пенса в день черным, а белых на улицу. А когда рабочие возмутились, они послали в Фордсбург Мясника — человека, которого я стыжусь называть отцом.
Кто-то громко постучал в дверь, и десятник извинился и вышел.
Через минуту он вернулся и что-то прошептал Дирку Кортни. Дирк улыбнулся, кивнул и вновь обратился к слушателям:
