Тунеядцы Нового Моста - Эмар Густав (полные книги .txt) 📗

— Но ведь ты знаешь, старый упрямец, что он хлопочет за другого?

— Пожалуй, так, монсеньор, но в таком случае господин не лучше слуги!

Они все время говорили тихо. Граф подумал с минуту и громко сказал:

— Строго говоря, это, может быть, и так.

— Наверное, так, монсеньор.

— Во всяком случае, я скоро увижу, чего мне держаться.

— Монсеньор едет в Париж?

— Да, сию минуту.

Трактирщик нахмурился.

— Простите старому слуге вашей семьи, монсеньор, человеку, который видел вас крошкой и любит вас…

— Знаю, Бернар, — ласково произнес Оливье, — говори, что такое?

— Монсеньор, вы бы лучше вернулись в Мовер; часто приходится раскаиваться…

— Довольно, довольно, Бернар! — быстро перебил граф. — Я еду в Париж, это необходимо; но успокойся, мне нужно побывать там совсем по другому, серьезному делу; я не стану там заниматься тем, на что ты намекаешь, разве уж обстоятельства заставят.

— Как угодно, монсеньор; я ваш слуга и могу только повиноваться вам.

В эту минуту солдат докурил трубку и постучал ею о край стола, чтоб высыпать пепел.

— Девушка! — крикнул он.

— Я! — отозвалась Мадлена, встав и подходя.

— Моей лошади задавали овса?

— Двойную порцию, как вы приказывали.

— Прекрасно, сколько я вам должен?

— Ровно три ливра.

— И за себя, и за лошадь?

— Да.

— Ну, недорого, — рассмеялся он, вытащил из кармана довольно туго набитый кошелек и положил на стол три серебряные монеты. — Вот вам деньги, — промолвил он. — Велите скорей оседлать Габора; я не люблю дожидаться.

— Габора? — с удивлением повторила девушка.

— Ну да; это моя лошадь,

— Вы не переночуете в Аблоне, капитан? — поинтересовалась Мадлена.

— Сохрани Бог, красотка, ночь сегодня чудесная, лунная, я надеюсь скоро добраться до Парижа.

— Добраться-то доберетесь, капитан, — вмешался трактирщик, — но в город пробраться — это другое дело.

— Как другое дело?

— Dame! Ворота заперты.

— А! Ну, это серьезная причина!

— Так останетесь?

— Ни за что на свете!.. Извините, милостивый государь! На одно слово, пожалуйста… — прибавил он, обращаясь к графу, уже взявшемуся за ручку двери.

Граф обернулся.

— Вы мне говорите? — спросил он.

— Да, но называйте меня капитаном, как вот этот добрый человек, я имею право на это.

— Извольте, капитан! Что же вам от меня угодно?

— Вы едете в Париж?

— Да, сейчас еду.

— Так! Не спорю с вами, потому что вы ведь полагаете проехать в город, несмотря на запертые ворота?

— Я уверен в этом.

— Вот и отлично! — вскричал солдат, опоясываясь рапирой. — Я еду с вами и буду служить вам конвоем, а вы мне поможете за это проехать в город.

— Позвольте, капитан, — возразил с улыбкой Оливье, — тут есть одна очень простая помеха.

— В том-то и беда, что они все просты, — заметил, закручивая усы, капитан. — В чем же заключается ваша?

— По особым причинам я вынужден ехать один.

— То есть, другими словами, вы отказываетесь от моего общества?

— К моему великому сожалению, капитан.

— Ну хорошо, дорога принадлежит всем одинаково; поезжайте вы своим путем, а я поеду своим.

Он надменно поклонился графу. Тот ответил легким кивком головы и ушел.

Через две минуты он уже летел галопом.

— Право, капитан, вам бы переночевать сегодня, — медовым голосом предложил трактирщик.

— Вы думаете? — переспросил капитан, надевая плащ.

— В эти часы дороги не спокойны.

— Ах, черт возьми! Вы наверно знаете? — продолжал капитан, осматривая пистолеты.

— Parbleu! Ни одной ночи не проходит, чтоб не нашли убитого путешественника.

— Скажите, пожалуйста! Это ужасно! Моя лошадь оседлана?

— Совсем готова, бедняжка.

— Бедняжка?

— Dame! Ведь и она рискует жизнью.

— Это правда, ну, да ведь и я своей рискую! Прощайте, хозяин! Сладких снов, красавица!

Капитан надел шляпу набекрень и ушел, громко звеня шпорами. Лошадь радостно заржала, увидев хозяина; он погладил ее, поцеловал в морду и умчался.

Граф тоже быстро летел по парижской дороге; ему хотелось приехать в город до десяти часов, то есть раньше, чем запрут ворота.

Без четверти девять он ехал уже по длинной, узкой и грязной улице деревни Вильжюив.

— Поспею, — прошептал он и, проехав деревню, не останавливаясь, но шагом, чтоб дать вздохнуть лошади, опять пустил ее скорой рысью, спускаясь под гору,

Дорога была совершенно пуста; от самой деревни Аблон ему не встретилось ни конного, ни пешего. От луны было светло, как днем.

Граф ехал, не глядя ни направо, ни налево, и думал. О чем? О невеселых вещах, вероятно, потому что лицо его было бледно и брови нахмурены.

Вдруг лошадь его так бросилась в сторону, что чуть не выбила графа из седла. Оливье быстро поднял голову и сразу понял, в каком критическом положении он находится.

Он уже спустился до самого конца деревни Вильжюив; вокруг него стояло человек восемь оборванцев, вооруженных с головы до ног и, видимо, решивших сыграть с ним плохую шутку.

Бой был неравный. Граф попробовал вступить в переговоры.

— Что вам от меня нужно, господа? Зачем вы останавливаете меня на дороге? — громко спросил он, потихоньку вынимая пистолеты и берясь за шпагу.

— Parbleu! — воскликнул один из негодяев. — Угадать нетрудно: нам нужны ваша лошадь, ваши плащ и кошелек!

— А! Так вы воры? — произнес граф.

— Скромные tire—laine, ваша милость, скромные tire—laine, которых tire—soie 3 совсем прогнали с Нового моста, — отвечал по-прежнему лукавым тоном бродяга, казавшийся вожаком остальных. — Верьте мне, отдайте добром то, что у вас просят; это вам убытка большого не причинит, а нам принесет существенную пользу. Клянусь, нам было бы слишком жаль прибегнуть к крайним мерам по отношению к такому славному вельможе, каким вы кажетесь.

Граф поднял лошадь на дыбы.

— Прочь, негодяи! — крикнул он. — Прочь, или я вам размозжу головы!

Оливье старался прорваться вперед, опустив поводья и держа одной рукой шпагу, другой — пистолет.

— А! Так вы вот как! — бешено закричал разбойник. — Долой его, ребята! Смерть ему!

Вся ватага бросилась на графа. Но с ним нелегко было справиться. Двумя выстрелами он убил двоих и храбро отделывал остальную компанию, действуя и пистолетом, и шпагой.

Бандиты, видя, с кем имеют дело, переменили тактику; сгрудившись вокруг графа, они нападали на него все сразу, стараясь выбить его из седла, ранив или убив под ним лошадь.

Положение становилось все более и более критическим; Оливье начинал уставать и уже мысленно рассчитывал, на сколько минут его еще хватит, как вдруг раздался пронзительный крик:

— Не поддавайтесь, не поддавайтесь! Я помогу!

В ту же минуту какой-то человек, или, вернее, демон, бросился с поднятой шпагой на разбойников, меньше чем в минуту положил троих на месте и навел такой ужас на остальных, что они бросились бежать.

— Похоже, я поспел вовремя? — спокойно спросил он, обтирая шпагу о гриву своей лошади и снова вкладывая ее в ножны.

— Так это вы, капитан! — с радостью вскричал граф. — Вы ведь мне жизнь спасли!

— Очень рад, милостивейший государь, хотя и не вы тому причиной, — отвечал капитан, злопамятно намекая на недавний отказ графа от совместного путешествия.

— Не сердитесь на меня, капитан; я не знал, что вы за человек.

— А теперь разве знаете? — насмешливо проговорил тот.

— Сознаюсь в своей вине, милостивый государь. Я граф дю Люк де Мовер; во вам моя рука! Примите мою дружбу и дайте мне свою.

Капитан как-то нерешительно взял и пожал руку графа.

— Принимаю вашу дружбу, господин граф дю Люк де Мовер, — сказал он, — я капитан Ватан, но, с вашего позволения, подожду другой встречи с вами, чтобы знать, могу ли отвечать вам дружбой со своей стороны. Низко кланяюсь, господин граф!