Отчаянное путешествие - Колдуэлл Джон (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
Я сделал попытку взять себя в руки и спокойно обдумать положение. Ветер все свежел, море ревело все грозней, вокруг пенились буруны. Молнии вспыхивали и гасли, как огни в окнах домов, превращая ночь в день. Порывами налетал дождь. С полощущимся стакселем «Язычник» медленно продвигался вперед. Теперь, придя в себя, я почувствовал неодолимый страх.
По всей видимости, было «самое время» взять рифы на стакселе, только так я мог спасти его. Отвязав фал и крепко зажав его в руке, я спустил парус пониже, чтобы дотянуться до рифов.
Постепенно мне удалось завязать риф-штерты на непокорном парусе. Со стакселем бывает особенно много возни. Немыслимо взять на нем рифы, чтобы в лицо тебе не плеснуло по меньшей мере десять ведер воды. Нелегко бывает справиться и с самим парусом, который неистово бьется над головой. Яхта то скачет, как дикая лошадь, когда все паруса убраны, то испытывает бортовую качку, и тогда на баке не за что ухватиться. Нет ничего удивительного в том, что один яхтсмен называл свою капризную супругу «Мой стаксель».
Прежде чем спуститься вниз, я вгляделся в ревущую темноту, и то, что я увидел, отнюдь не облегчило страданий, причиняемых мне морской болезнью; «Язычника» валяло и швыряло, как щепку. Теперь он мчался вперед по воле ветра, и я боялся, как бы он не врезался в берег.
Спустившись в каюту, я надел на себя спасательный жилет и сунул за пазуху обоих котят. Но они были недовольны теснотой, и мне пришлось их вытащить обратно. Взяв спасательный пояс устаревшего образца, я срезал с него пробковые поплавки. К двум поплавкам я прикрепил веревки, а к веревкам за задние лапы привязал по котенку. Меня снова начало тошнить, и я выбежал на палубу. У меня началась так называемая «сухая рвота», и чем больше я напрягался, тем хуже себя чувствовал. Сознавая свою беспомощность, я огляделся по сторонам и пробормотал: «Ну, кажется все».
Град водяных брызг обрушился на палубу с наветренной стороны, ветер завывал в рангоуте, океан ревел и бушевал за кормой. Стаксель испытывал такой натиск ветра, что сотрясалась вся яхта.
«Что тут поделаешь!» — подумал я и спустился вниз. Котята, запутавшись в веревках, яростно барахтались возле поплавков. Я отвязал котят и, посадив их к себе на колени, опустился на койку, встревоженный ревом волн и ветра, рисуя себе всякие ужасы. Еще в Панаме кто-то сказал мне, что штормовой парус лучше всего поднять на грот-мачте. У меня не было штормового паруса, но ведь его можно сделать.
Разрезав дюймовый линь на десяток коротких кусков, я отыскал старый запасной стаксель и с трудом вытащил его на палубу. Куски линя я свободно привязал к мачте, соединил их с передней шкаториной паруса, а затем при помощи грота-фала поднял его. Нижняя шкаторина осталась свободна, и парусина сильно деформировалась под ветром, но все же она заменила штормовой парус, и яхта пошла плавнее.Убрав и свернув стаксель, я поспешил вниз.
Вместе с котятами я забылся тяжелым, беспокойным сном, но вскоре был разбужен треском разрывающейся парусины. Штормовой парус лопнул сверху донизу, и края его развевались по ветру. «Язычник», разумеется, снова сошел с курса и беспомощно качался и кружился на волнах.
Что делать дальше? Вспышки молний непрерывно озаряли ночную тьму, ветер порывами обрушивался на яхту. Говорят, первый блин всегда комом, а ведь это был мой первый шторм. Я всерьез начал опасаться, что «Язычник» прямиком отправится «в порт мертвых кораблей». В такие минуты, когда не знаешь как быть, невольно даешь клятву никогда больше не покидать тихие гавани.
«Язычник» очутился между двумя волнами. Клокочущая вода, перекатываясь через палубу, грозила перевернуть яхту. Я поспешил поднять стаксель — последнюю мою надежду. Здоровенная волна едва не смыла меня в океан. Движимый страхом, я подхватил сундучок с камнями и швырнул его за борт, а затем с трудом дополз до кокпита и стал ждать, что будет дальше. Падая, сундучок увлек яхту в сторону и повернул ее.
Была глубокая ночь. Морская болезнь, усталость, тревога окончательно измотали меня. Я с трудом спустился вниз к перепуганным котятам и тут же уснул.
А на рассвете случилась беда. К счастью, ветер немного стих, но вокруг еще возвышались гигантские валы. Сокрушительный удар обрушился на киль яхты. Я слетел с койки. Котята жалобно мяукали. Я вскочил на ноги и, спотыкаясь, полез на палубу. Вокруг звучала адская какофония: громыхали сорванные с мест грузы, трещал рангоут.
Я добрался было до люка, но тут новый толчок опрокинул меня на пол, «Язычник» резко накренился и задрожал, при этом раздались десятки различных звуков, перекрывавших друг друга. На мгновение яхта выровнялась, но тут же новый толчок снова свалил меня. Я был уверен, что «Язычник» наткнулся на подводные скалы.
«Крушение!» — мелькнуло у меня в голове. Я был рад, что вовремя надел спасательный пояс.
Ощупью я разыскал котят, предвидя, что мне придется прыгать на острые скалы, и не желая бросать свою команду на верную гибель. Котята пытались удрать от меня, но я нашарил пробковые поплавки и кинулся на палубу, держа котят на весу.
Я ожидал увидеть угрюмый берег, окаймленный остроконечными скалами. Но ничего подобного! Вместо этого у самых своих ног я увидел гигантскую тушу кита, хвост которого вспенивал воду у правого борта яхты.
С другого борта лениво покачивался на волнах еще один кит, немного поменьше первого. Я слышал, что киты иногда нападают на маленькие суда, но в такой шторм это казалось мне невероятным.
Я с ужасом подумал, что чудовище может уничтожить меня одним взмахом своего огромного хвоста. Но вскоре этот огромный хвост принял более ясные очертания, и я понял — передо мной плавучее дерево, но такое большое, что из него можно было бы сделать две, три или даже пять таких яхт, как мой «Язычник».
Ствол был погружен в воду, а ветки высоко поднимались над поверхностью; дерево непрерывно покачивалось на волнах. Очевидно, взлетев на гребень, яхта опустилась прямо на дерево. Я бросил котят в каюту и попытался сняться с дерева отпорным крюком. Однако мне это не удалось. «Язычник» засел поперек ствола, раскачиваясь из стороны в сторону и с такой силой ударяясь о дерево, что в любую минуту могла произойти катастрофа.
Гигантские валы швыряли лесного великана, как щепку, ствол и сучья давили на днище, и «Язычник» жалобно стонал, словно тяжело раненный человек.
Каждая новая волна сдвигала киль на один-два дюйма вперед, и наконец, выдержав десяток таких ударов, яхта освободилась и поплыла дальше.
Я побежал вниз и зажег фонарь, чтобы взглянуть, нет ли течи или других повреждений. Я не обнаружил ничего подозрительного. Но вдруг на дне трюма мелькнула серебристая полоска. Протянув руку, я нащупал в воде что-то скользкое, живое и юркое. Я схватил это существо и бросил за трюмный настил. Кальмар! Живой кальмар длиной в два дюйма и полдюйма в обхвате.
У меня сразу же мелькнула мысль, что где-то должна быть пробоина, через которую он попал сюда.
Я пошел в кокпит, где стояла помпа, выкачал воду и, осмотрев трюм, увидел тонкую струйку, сочившуюся сквозь днище. Осмотр шпангоутов, переборок каюты и подводной части бортов не принес результатов. Видимо, яхта дала течь в глубине, где-то около киля. Я решил срочно плыть к берегу. Ближе всего был остров Рей.
Снова выкачав воду из трюма, я лег на другой курс. Не отдавая рифы у стакселя, поднял его повыше и завернул шкоты. Потом вытащил на борт сундучок с камнями. Обливаясь потом, несмотря на сырой, холодный ветер, я торопливо развернул свой крепкий кливер и поднял его. Я горько сожалел теперь о том, что по собственной небрежности остался без грота. Как он бы мне сейчас пригодился! Но и под стакселем и кливером «Язычник» резво бежал вперед, подгоняемый волнами и ветром.
Я направил яхту на юго-восток, предполагая, что во время шторма меня отнесло к северу. Край неба посветлел, солнце медленно поднималось над горизонтом, освещая верхушки парусов. Яхта шла к Жемчужным островам.
Я снова взялся за помпу и заметил, что теперь вода прибывает быстрее. На всякий случай я запустил мотор и дал «полный вперед». Пока я заводил мотор, трюм снова залило. Я вернулся к помпе и качал до тех пор, пока в шланге вместо бульканья не раздалось шипение воздуха — звук, милый сердцу моряка, чье судно дало течь. Но заглянув в трюмный колодец, я увидел, как он снова упорно наполняется водой.
