Агент абвера. Повести - Вайнер Аркадий Александрович (книги серии онлайн TXT) 📗

Агент абвера

Повести

В. ВЛАДИМИРОВ, Л. СУСЛОВ

АГЕНТ АБВЕРА

Его настоящее имя — Мокий Демьянович Каращенко. Он — один из бойцов незримого фронта. В годы Великой Отечественной войны советский чекист вел напряженную, полную смертельного риска борьбу с коварными, беспощадными и опытными врагами.

Это была безмолвная, но ожесточенная схватка. О ее ходе и результатах гнали лишь непосредственные начальники героя нашей повести. И после войны никто из окружающих этого скромного человека — ни соседи, ни даже родные и близкие — не знали и не догадывались о совершенном им подвиге.

Настала пора рассказать о человеке, контрразведывательная работа которого позволила обезвредить многих особенно опасных шпионов и диверсантов, заброшенных фашистской разведкой в нашу страну.

События, о которых говорится в повести, происходили более четверти века назад. Однако и сейчас еще нельзя во всех деталях раскрыть характер и методы, все тонкости работы чекистов в тылу врага. Многое еще должно сохраняться в тайне. По этим соображениям имена некоторых действующих в повести лиц изменены, отдельные эпизоды боевой биографии Мокия Демьяновича опущены.

Тем не менее авторы, рассказывая о советском контрразведчике, придерживались документальных данных.

Глава первая

ДРУГ ИЛИ ВРАГ?

Хмурым осенним утром 1943 года в приемную начальника контрразведки Ленинградского фронта вошел худощавый, небритый человек в измятой полевой форме советского офицера. На плечах его были капитанские погоны. Узкоплечий, невысокого роста, заметно прихрамывающий на левую ногу, он выглядел чрезвычайно усталым, но бодрился, стараясь сохранить военную выправку. Лицо его решительно и спокойно.

Адъютант начальника контрразведки младший лейтенант Жаворонков, совсем молодой офицер, с нескрываемым любопытством рассматривал незнакомца. Он уже слышал об этом человеке и теперь испытывал двойственное чувство к нему. Жаворонков знал, что Мокий Демьянович Каращенко был уполномоченным особого отдела НКВД в пограничном отряде, но в начале войны попал в плен. Его завербовала немецкая военная разведка — абвер — и после обучения в специальной школе направила в наш тыл со шпионским заданием. Однако работать на гитлеровцев Каращенко не стал. Явился в отдел контрразведки дивизии с повинной и вот теперь доставлен сюда, в Ленинград.

Приглядываясь к Каращенко, младший лейтенант Жаворонков, с невольным уважением отметил выдержку капитала, умение владеть собой. Тот ведь не мог не понимать всей сложности своего положения. Ему, немецкому шпиону, рассчитывать на добрый прием не приходилось. Добровольно перейдя на службу к врагу, он в глазах каждого советского человека стал изменником, предателем Родины. В то суровое время, когда героический Ленинград все еще находился в опасности, с предателями не церемонились. Каращенко не мог не знать об этом. И все же пришел к чекистам и во всем сознался. Он сообщил ценные разведывательные данные. Если доставленные им сведения достоверны, наше командование сумеет глубоко проникнуть в замыслы противника. Но ведь абверовцы могли специально направить своего агента, чтобы он подсунул нам ложные, дезинформирующие сообщения. Кто же он, этот Каращенко, друг или враг?

Даже не поднимая глаз, Мокий Демьянович чувствовал на себе быстрые испытующие взгляды Жаворонкова. Он догадывался, о чем думает этот молодой офицер. Для пего, как и для многих других, Каращенко был вражеским лазутчиком. Попробуй–ка доказать, что и во вражеском стане ты остался советским патриотом, солдатом народной войны.

Терпеливо ожидая вызова к генералу, Каращенко нахохлился в глубоком кресле. В окно били косые струйки дождя, подгоняемые порывистым ветром с Балтики. Шорох водяных капель помогал сосредоточиться, отвлечься от тревожных дум, вызванных неопределенностью положения. Вспомнились далекие годы детства, юности.

…Бедный украинский хутор, разоренный поборами войтов да урядников, сиротская доля. Ласки не видел ни от кого. Зато обид, упреков, побоев — не счесть. Родители умерли рано, пришлось жить у тетки. Ей лишний рот — в тягость. Вот и начал сам на жизнь зарабатывать. Батрачил у кулаков за кусок хлеба, за драную одежонку. А хозяин еще и попрекал:

— Дармоед ты, больше жрешь, чем работаешь!..

Однажды во время уборки свалился с жатки. Устал сильно, не выспался — на работу–то его затемно поднимали, вот и не выдержал, клюнул носом и упал под ножи. А лошади рванули. Истекающего кровью мальчонку хозяин лишь кнутом вытянул:

— Убирайся с поля! А то сдохнешь здесь, так еще отвечать придется…

Как живым до дому добрался — и не помнит. До осени потом хворал. Спасибо, знахарка на ноги поставила, травами выходила. Слабым после болезни себя чувствовал, да отлеживаться долго не пришлось. Голод — не тетка. Устроился поденщиком в имение помещика Каминского за десять копеек в день. Там тоже не жизнь, а мука. Сам помещик в имении не бывал — жил в Варшаве. Все дела вершил управляющий — жадный и лицемерный шляхтич Домбжецкий. Вес жилы из работников вытягивал, да так ласково, со ссылками на библию, на закон божий.

— Ойтец свенты смутьянов не поважает… Працуй, хлопак, смири гордыню свою — и пан Езус примет тебя в царствие небесное.

«Отправить бы тебя, черта жирного, к папу Езусу», — думал порою батрачонок, но даже мысли такие старался запрятать поглубже: узнает управляющий — запорет.

Только после Октября бывший батрак увидел свет. Чем только не приходилось заниматься, где только не довелось побывать ему! Отслужил в армии, поработал на транспорте, учился в военном училище, а потом ловил бандитов в Подмосковье, охранял границу в Кавказских горах, подстерегал контрабандистов в Ленинградском порту — всякого пришлось повидать. Трудно было, но и радостно. Бывший неграмотный батрачонок стал образованным человеком, командиром. Война перечеркнула прошлое. Плен, концлагеря, шпионская школа… И вот теперь у своих. Поверят ли? Там, в кабинете начальника, решалась его судьба. Думая об этом, Каращенко вполголоса произнес:

— Скорее бы уж кончилось…

Младший лейтенант Жаворонков удивленно вскинул брови, но промолчал. Каращенко заметил это, подумал: «Ну вот, я и заговариваться начал». В это время распахнулась дверь кабинета и в приемную вышел коренастый подполковник с большой лысой головой. Раскрасневшийся, возбужденный, он лишь мельком взглянул на капитана и сразу же отвернулся. Каращенко знал его: подполковник Светловидов беседовал с ним накануне. И беседа эта оставила у Каращенко тяжелое впечатление.

— Вызвать машину и конвой, — приказал подполковник. — Старший наряда пусть ожидает распоряжений у дежурного.

— Есть, вызвать машину! — отчеканил Жаворонков и искоса глянул на Мокия Демьяновича.

В лице капитана не было ни кровинки. «Значит, все, — подумал он. — Не поверили…»

Светловидов так же стремительно, как и вышел, возвратился в кабинет генерала и плотно захлопнул за собой дверь. Из кабинета не доносилось ни звука. Но там обсуждался вопрос исключительной важности. От него зависели судьбы тысяч людей, успешное решение задачи стратегического значения.

В январе сорок третьего года советские войска прорвали блокаду Ленинграда и намного улучшили положение города. И все же Ленинград продолжал оставаться фронтовым городом. Советское командование разрабатывало план нанесения нового удара по фашистским войскам, чтобы окончательно отбросить их от Ленинграда. В этих условиях появление Мокия Демьяновича Каращенко с обстоятельными данными о положении дел за линией фронта пришлось весьма кстати.

Контрразведка и штаб фронта тщательно изучали сведения, доставленные Каращенко. Сопоставляя их с данными, полученными из других источников, работники штаба уточняли неясные ранее вопросы, разгадывали замыслы немецкого командования. Наше командование все яснее представляло положение группы армий «Север».