Один шанс из ста - Хруцкий Эдуард Анатольевич (читать книги без TXT) 📗

Эдуард Анатольевич Хруцкий

ОДИН ШАНС ИЗ СТА

…Над Москвой повисло солнце. Казалось, что оно медленно подтягивается к земле, зацепившись за деревья, крыши, карнизы домов.

Николай только что вернулся с пробежки. Он немного устал. Всё-таки тяжело бежать пять километров по такой жаре. Даже холодный душ не освежает.

— После завтрака сразу на речку, — решил Королёв, — ох, и хорошо же будет поваляться на песочке.

Николай включил приёмник. Женский голос, вкрадчиво просивший чайку отнести привет милому другу, внезапно замолчал, не кончив песни.

— Ну что ты будешь делать, опять сопротивление перегорело, — Николай встал из-за стола, подошёл к приёмнику.

Нет, вроде всё в порядке. Так почему же?.. И вдруг комнату наполнил знакомый голос Левитана:

Война!

Уже несколько часов дерутся пограничные заставы. Немецкие бомбардировщики сбросили свой смертоносный груз на Минск и Киев.

Война! С внезапностью урагана ворвалась она в по-воскресному тихую Москву. И сразу же будто погасло солнце.

Николай бросился к письменному столу. Вот паспорт, вот военный билет, вот удостоверение мастера спорта.

Скорее. Скорее в военкомат. Николай выбежал на улицу. Тоже солнце, тот же мягкий асфальт…

Как же так. Ведь всего неделю назад он боролся за звание абсолютного чемпиона Москвы. Его противник — средневес Иван Ганыкин — славился как лучший боец-темповик. Готовясь к бою, Королёв решил лишить его этого преимущества. Сам в первом раунде завязал острый, быстрый бой. В результате — победа и звание абсолютного чемпиона Москвы.

Как же это было давно. Совсем в другой, мирной жизни… Будет ли когда-нибудь ринг, крики болельщиков, радостное чувство победы…

Во дворе военкомата толпа. Конечно, это добровольцы пришли. Говорят мало, только курят, курят.

Наконец, перед ним распахнулась дверь с табличкой «Военком».

В кабинете военный с тремя шпалами на петлицах. Он взял билет, полистал.

— Не могу, товарищ Королёв, — подполковник встал из-за стола, — не могу. Я понимаю вас, Николай Фёдорович, мне и самому хочется на фронт. Но на вас распространяется броня.

— Но ведь я…

— Знаете что, поезжайте завтра в горвоенкомат.

Хорошо ему говорить — завтра. А как прожить этот день? Как?!

Три дня он ходил из кабинета в кабинет. Три дня усталые, невыспавшиеся работники военкомата с сожалением разводили руками и твёрдо отказывали.

Наконец, один капитан заговорщически шепнул в коридоре, что на стадионе «Динамо» формируется из спортсменов специальная бригада.

Около Белорусского вокзала троллейбус остановился. По Ленинградскому шоссе шли войска. Печатая шаг, проходили мимо окон роты красноармейцев. Молодые румяные лица, новенькие гимнастёрки, ещё неразношенные сапоги.

— Ох, горе-то какое, — вздохнула немолодая женщина. — Ведь дети совсем. Вот и мой вчера ушёл добровольцем.

И внезапно Николаю стало мучительно стыдно. Стыдно за то, что он, здоровый парень с чемпионским значком на груди, до сих пор не надел военную форму.

«Не возьмут, — со злостью подумал Николай, — уеду сам».

На стадионе Николай сразу попал в толпу знакомых. Здесь почти все московские мастера спорта. Сразу на сердце стало легче. Пришла уверенность. Всё будет в порядке.

А через несколько часов надел абсолютный чемпион страны по боксу Николай Королёв гимнастёрку с синими петлицами.

Утром над лагерем пел горнист. Голос трубы, требовательный и резкий, врывался в палатки, выбрасывал бойцов из постелей.

Спортивный лагерь на станции «Строитель» превратился в воинский учебный пункт.

Физзарядка, пробежка, завтрак.

И снова труба. Пора на занятия.

Строевая, политинформация, матчасть оружия.

А мимо станции идут эшелоны. «На запад, на запад», — стучат колёса. Из открытых дверей выплёскивается на перрон песня.

Идут, идут эшелоны. Теплушки, командирские вагоны, платформы с техникой. На Западе тяжело дышит фронт. На Западе идут бои. На Восток везут раненых.

А здесь!

— Боец Королёв!

— Я!

— Перечислите основные части пулемёта «максим».

— Слушаюсь!

А лицо у сержанта-инструктора совсем другое, не такое, как вчера. Глаза грустные. В перерыве он подходит к бойцам.

— Слыхали, ребята, Киев оставили? У меня там мать и братишка. И рапорт третий командир бригады мне вернул. Не пускает на фронт.

Раз! Раз! Раз, два, три!

Раз! Раз! Раз, два, три!

Рота, ногу!

Старшина молодой, туго в талии перехвачен ремнём. Гимнастёрка на нём как влитая, сапоги хромовые блестят, глядеть больно. Зверь, а не старшина.

А вчера ночью немецкие самолёты бомбили Москву. А сводки всё мрачнее и мрачнее.

— Рота! Стой! Плохо, нет настоящего строевого шага!

Идёт вдоль строя старшина. Щеголеватый, ладный, словно картинка из строевого устава. Далась ему эта маршировка.

— На-пра-во! Шагом мар-ш!

И опять целый день тактика; ползают бойцы по-пластунски, рассыпаются.

— Рота, в атаку! Вперёд!

Привычно винтовку на руку.

— Ура-а-а!

Теперь гранату, штыком, прикладом…

— Рота-а-а-а! Стой! Перекур.

Валяются на земле исколотые штыками куклы. Валяются неразорвавшиеся деревянные гранаты. Сегодня здесь они опять победили. А там?

— Товарищ полковник, разрешите обратиться?

— Слушаю вас, боец Королёв.

— Прошу отправить меня на фронт.

— На фронт? — командир бригады встаёт, поскрипывая ремнями. — На фронт поедем только после приказа командования. Ясно? Идите.

В прицеле автомата прыгает силуэт в рогатой каске. Он режется по пояс. Николай тихо подводит мушку. «Ну, подожди, подожди». Плавно давит на спусковой крючок.

Та-та-та-та!

Автомат дрогнул.

— Вот ты опять. Получай.

Та-та-та!

Брызжет огнём и ненавистью срезанный ствол.

— Прекратить огонь! Осмотреть мишени!

— Молодец, Королёв, — улыбается ротный, — пять пробоин.

Ночами поднимают по тревоге. Повзводно, бесшумно и быстро бойцы усаживаются в машины. Где-то впереди Москва. Спортсмены едут на патрулирование.

Тёмные пустые улицы. Здесь шаги особенно гулкие. Из-за поворота человек навстречу. Метнулся луч фонаря.

— Стой! Документы! Можете идти.

И опять улицы, гулкие и пустые.

А сводки с каждым днём тревожнее, враг всё ближе и ближе к Москве.

А рапорты опять остаются без ответа.

В это утро они стреляли из ручного пулемёта. На стрельбище кисло пахло порохом. Сизоватый дымок курился над стволами «дегтярей». Николай только что отстрелялся и уходил с огневой. Вдруг кто-то хлопнул его по спине.

— Димка!

Рядом, широко улыбаясь, стоял его ученик — боксёр Дима Староверов.

— Здорово, Коля! Как жив, старик?

— Паршиво.

— Вот тебе раз. Почему?

— На фронт не пускают.

— Знаешь что, — Староверов оглянулся и перешёл на шёпот, — я тут о тебе говорил кое с кем. Понял?

— Нет пока.

— Потом поймёшь. Жди.

— Чего?

— Увидишь. — Дима таинственно подмигнул и побежал догонять группу автоматчиков.

«Увидишь, узнаешь. Чёрт его знает, Димку. Тайны. Прямо пещера Лейхтвейса. А может быть, не трепется? А вдруг?»

Прошло ещё несколько дней. Наступила осень. Она особенно остро чувствовалась в палаточном городке. Ночами ветер безжалостно тряс ветви деревьев. А утром дневальным приходилось разметать жёлтые листья на передней линейке. Днём, в перерыве между занятиями, Николай уходил в соседнюю рощу. Прозрачная тишина, запах прелых листьев на какое-то время успокаивали, позволяли хоть на несколько минут забыться.

Шли дни, а от Димы ни слуху ни духу. Николай начал уже забывать их разговор. В сердцах окрестил Староверова трепачом.

— Боец Королёв!

— Я!

— Срочно в штаб.

— Есть!

Он бежит мимо палаток, мимо дощатых каптёрок и ружпарков. Вот и знакомый кабинет командира бригады. За столом полковник, рядом Дима Староверов.