Лягушка на стене - Бабенко Владимир Григорьевич (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Для того чтобы изучить и другие виды птиц, я добирался почти до сопок. Там луга кончались и начинались настоящие болота со всеми их прелестями — с топями, сплавинами и запахом сероводорода. Зато здесь на редких, довольно сухих торфяных холмах кудахтали белые куропатки, а на голубичные поляны прилетали покормиться стаи кроншнепов.
Я возвращался домой, обедал, заполнял дневники, обрабатывал добытых птиц (последнее я делал редко, так как из этих мест у меня уже были сборы) и ждал вечерней зорьки — времени, когда начнется настоящая охота.
За полчаса до захода солнца я в боевой выкладке — то есть с ружьем, биноклем и полными карманами патронов — торопился к невысоким ивовым кустам — туда, где водились сверчки. Гнездовой сезон этих птиц давно закончился, но самцы по инерции пели, хотя делали это они только вечером и всего около получаса, причем один от другого находился не ближе ста метров, к тому же птицы были очень осторожные и подпускали охотника метров на пятьдесят — на предел дальнего выстрела. Из устья Амура совсем не было сборов этих невзрачных птиц, а кроме того, здесь встречалась масса гибридных сверчков — то есть это были чрезвычайно ценные орнитологические трофеи. Все это делало охоту на сверчков чрезвычайно увлекательной. Приходилось красться к поющему сверчку так же осторожно, как к токующему глухарю, прячась в зарослях и замирая, когда сидящий на вершине невысокого куста певец замолкал и настороженно осматривался. Сколько раз я, желая сократить дистанцию до ценного научного трофея, делал еще один (увы, лишний) шаг — и испуганный сверчок камнем, словно получив заряд дроби, падал под куст и больше не появлялся. Но на лугу были и другие сверчки, и я, помня, что вечерний ток скоро закончится, бежал к его соседу и, приблизившись на нужную дистанцию, начинал красться, стараясь восстановить дыхание.
Ночи были страшно темные, безлунные и безветренные и такие тихие, что я через толстые стены Бориной базы слышал свист крыльев тронувшихся к югу уток и перекличку мигрирующих куликов. В непроглядном мраке огромного помещения от затухающего последнего уголька поддувала чуть поблескивал алюминиевый бок бидона да раз в минуту белела стена против окна, куда падал отсвет сахалинского маяка.
Так прошла неделя. В коробку был тщательно упакован уникальный орнитологический материал — хорошая серия сверчков. Точка была отработана. Можно было ехать дальше. И я поехал.
В урочный срок — ровно через семь дней, как и было обещано, — появился Боря. Он был не один. В его лодке находились пассажиры, а кроме того, за его «Прогрессом» шла «Казанка-2М», также полная народу. Все вылезли на берег и познакомились со мной. Настроение у всех было явно приподнятое. Боря, не говоря лишних слов, прошел в помещение охотбазы. Я поспешил за ним. Боря бросил беглый взгляд на мое разложенное барахло и направился к бидону.
— Все делал, как я велел? — подозрительно спросил он, открывая крышку. — Не сварил, не переохладил? Печку топил каждый день?
Я сказал, что делал все по инструкции. Боря заглянул внутрь бидона на обильную пену, плавающую сверху. Потом взял кружку, черпанул противного цвета жидкости и отпил хороший глоток.
— Молодец, — похвалил он меня. — Температурный режим выдержал правильно. Сейчас мы ее оприходуем. Ведь сегодня праздник — День железнодорожника. Собирайся. Поедем.
— Куда поедем? — с удивлением спросил я, вспомнив, что до ближайшей железной дороги около пятисот километров, но ожидая, что весь банкет состоится именно здесь, на базе.
— На остров, где людей поменьше, — объяснил мне Боря. Я не стал перечить местному жителю, не стал говорить ему, что на базе я неделю проходил почти все время в костюме Адама и никого этим не удивил, просто потому, что удивлять было некого. Я быстро собрал рюкзак и самолично спрятал ценную коробку со сверчками в носовой люк — самое безопасное, а главное — самое сухое место на любой моторной лодке.
— Да, чуть не забыл, — сказал сдавленным голосом Боря, загружая в «Прогресс» тяжеленный бидон. — Рыбаки на острове белух поймали. Они их в заливчике держат. Вертолета из Владивостока ждут. Туда их повезут, на военно-морскую базу. А пока они на острове сидят. В заливчике. Их каждый вечер неводом на берег вытаскивают и насильно горбушей кормят. А то от голода сдохнут. А ведь за каждую белуху вояки огромные деньги платят. Не желаешь посмотреть, как их кормить будут? И сфотографируешь заодно. Мы успеем. — Боря посмотрел на часы. — Их по расписанию ровно в семь вечера кормят. Так что все успеем — и попраздновать, и белух посмотреть. Поехали.
Я в последний раз оглядел свое пристанище, надел рюкзак и вышел наружу.
Все мужики сгрудились в одной лодке вокруг Бориного бидона. Кружка с мутной брагой ходила по кругу. Мужики пили и хвалили меня.
— Что значит научный работник! — говорил один. — Какую брагу сделал! У нас такая никогда не выходит. Терпения не хватает. А Вовка вон что сделал.
— Да, — важно произнес Боря, — температурный режим он выдержал точно. Как ему говорил. Все, поехали.
Мужик, у которого была общественная кружка, выплеснул остатки браги в реку. По воде поплыли цветные разводы, словно в кружке был бензин. Но на это, по-моему, никто не обратил внимания.
В заливе штормило, и мы только через час добрались до крошечного поселка на острове. Я думал, что праздничные события развернутся именно здесь, в населенном пункте, состоящем из здания радиостанции, магазина, одного жилого и нескольких развалившихся домов и стоящего на отшибе лагеря зверобоев. Но ошибся.
— Выгружайтесь, — приказал Боря. — Я пойду за машиной. И еще кое к кому зайти надо. Пойдешь со мной? — обратился он ко мне.
Я согласился.
Мы пошли к ближайшему дому.
— Тут гармонист живет, — сказал Боря. — Как же на празднике и без музыки? Обязательно музыку надо. Вот мы сейчас Егорыча и прихватим. А кроме того, он большой любитель животных. Да ты сейчас сам увидишь.
Мы без стука вошли в дом. В нос шибануло запахом скотного двора.
— Вот они, животные, — удовлетворенно произнес Боря и открыл следующую дверь.
В комнате было совершенно пусто. То есть там совсем отсутствовала мебель. Пол был обильно завален сеном. По нему резво скакали несколько десятков кроликов. Коровником пахло именно от них.
— Вот они, животные, — уже с некоторым раздражением повторил Боря. — А вот и хозяин. Здорово, Егорыч, — обратился он к мужику, вошедшему в комнату. В руках у Егорыча была огромная голова калуги, которую он, отбросив кроликов сапогом и расчистив таким образом посреди комнаты свободное место, положил на пол.
— Витамины, — объяснил он нам. — И белок. А также фосфор. Ешьте, родимые. — И Егорыч погладил первого подвернувшегося под руку зверька.
— Поедешь с нами? — спросил Боря, уже с отвращением разглядывая комнатный зверинец.
— Конечно, поеду, — ответил Егорыч, шагнув в соседнюю комнату и быстро вернувшись с объемистым футляром гармони. — Пошли.
— Ты хоть навоз от кроликов убираешь? — спросил Боря Егорыча на улице.
— А как же! — обиделся Егорыч. — Каждую неделю. А куда едем?
— На заездок. Меня у лодки подождите, я за машиной схожу.
Уже знакомый с нравами и обычаями жителей Нижнего Приамурья, я знал, что отдых у них почему-то обязательно ассоциируется с длительным и часто неудобным перемещением в пространстве. В принципе Боре с товарищами можно было бы отойти от поселка метров на пятьсот в тайгу, и там, даже по дальневосточным понятиям, начиналась такая глухомань, что в собутыльники к ним мог запросто напроситься медведь. Так вот нет же, брагу ставили в пятидесяти километрах от поселка — на охотбазе, а распивать ее приехали сюда — на этот Богом забытый остров. Но полуразвалившийся поселок, в котором постоянно обитали только радист, шофер и любитель кроликов, а временно — промысловики морзверя, по-видимому, тоже мешал как следует «оттянуться» Боре. Но он был отменным организатором, и из-за развалившегося барака выполз грузовик с крытым кузовом. Увеличивавшаяся за счет местных жителей толпа резво полезла в кузов.
