Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман - Севастьянов Анатолий Александрович
«Кто же это?! — пронеслось в голове. — Здесь, в этих дебрях, только два человека, я и Федор!»
В дверь снова постучали!
— Да! Войдите! — Росин бросился открывать дверь.
Разбуженный Федор изумленно смотрел на Росина.
«Да, войдите!» — это он услышал даже во сне. Ничего не понимая, поспешно слез с нар, подхватил костыли и тоже вышел из избушки… Росин босиком стоял на снегу и растерянно озирался по сторонам. У домика никого не было.
— Ты чего?нибудь понимаешь? — спросил Росин. — Неужели не слышал: стучали же!
— Полно тебе. Следов?то, смотри, нету. Послышалось, поди.
— Да что ты, я хорошо слышал! — возмутился Росин.
Тук–тук–тук — застучали опять.
Росин и Федор подняли головы и увидели на крыше дятла с желтой шапочкой. Склонив набок голову, дятел с любопытством рассматривал стоящих внизу людей.
Тут только Росин почувствовал, что босыми ногами стоит на снегу. Захлопнул дверь, а дятел опять: тук–тук своим прочным клювом, проверяя, нет ли чего съестного под корой на крыше.
— Ну что же. хорошо, что разбудил, — сказал Росин, натягивая сшитые из медвежьей шкуры бродни. — Пора за дела приниматься.
Накинув медвежью шкуру, он вышел из избушки и тут же вернулся с большим берестяным ведром. В ведре замерзла вода, и лед в одном месте даже разорвал шов. Росин сел возле чувала и то одним, то другим боком поворачивал ведро к огню. Прогрев его со всех сторон, осторожно перевернул, поставил на пол и приподнял. На полу, сверкая в пламени чувала, осталась стоять ледянка, в точности повторяющая форму ведра. Вверху Росин осторожно прорезал небольшое отверстие и вылил воду.
— Федор, готова ледянка.
— Вижу. На?ка вот. — Он подал Росину маленький, сделанный из толстой бересты туесок с мелкими дырочками в крышке.
Росин поднес туесок к уху.
— Шуршит.
— А как же… Ну, ступай.
Озеро теперь было громадным белым полем. Деревья на берегу окутаны снегом. Травы, кочек не было и в помине: все занесло. Синими, зелеными, красными искрами блестели на солнце снежинки.
Росин с ледянкой под мышкой брел по тропинке, припорошенной снегом… От озера тропинка повернула к мелколесью… Выбрав, где снег чаше исстрочен следами горностая, Росин зарыл ледянку в сугроб. К этому отверстию Росин приложил полученный от Федора туесок и осторожно, с уголков, приоткрыл. В ледянку шмыгнула мышь и зашуршала на дне сухим сеном. Росин подышал в замерзшие руки, потер одну о другую, спрятал в рукава и побрел по тропинке дальше. Где?то вдали на лету каркал ворон… И снова молчит тайга. В этой мертвой тишине необычно громким казался даже хруст снега под ногами.
«Сейчас все тут дикое, веками устоялось. Порой даже как?то не по себе становится, — думал Росин. — А появятся следы соболя — по–другому на всю эту дикость смотреть будешь. Уж вроде и не глухомань, а освоенный человеком лес… Этой зимой уже можно было бы выпустить тут первую партию. Теперь придется отправлять их куда?то в другое место. А сюда бы надо в первую очередь — лучшие места… Сколько штук, интересно, получат? Хотя бы поменьше дали».
На поваленном кедре стоял, насторожен, черкан. Вблизи никаких следов. Росин пошел дальше — еще пустая ловушка… еще и еще. Запахнул поплотнее шкуру, побежал, чтобы перебороть мороз. Но, увидев издали еще пустую ловушку, постоял в нерешительности и повернул назад.
— Вот видишь, Федор, как получается, — говорил Росин, подсаживаясь к чувалу, — все ловушки не удается проверить, потому что одежда плохая, а одежда плохая потому, что все ловушки не проверены.
— Верно, одежина нескладная. Поболе ледянок наморозить надо и ставить недалече. Горностай, он и туг вертится.
— Надо прямо сейчас на мороз воду вытащить.
Росин вынес берестяное ведро и вернулся к чувалу.
— Что, снегу еще прибавило? — спросил Федор.
— Прибавило.
— Скоро нашим промысел кончать — собаки в снегу начнут вязнуть.
— Дни?то, Федор, настали, не успеешь оглянуться — темнеет. И сиди вот здесь… Сейчас бы почитать что?нибудь. Любую бы книжку читать стал. Вот бы каким?нибудь чудом английский сохранился. Уж тут бы я его вызубрил. А теперь, что и знал, забуду… Надо, пожалуй, словарик составить из слов, которые еще помню.
— Нам и в избушке делов хватит, — отозвался Федор, вырезавший из осколка кости новую иглу. — Зима?то, она хоть и длинная, а пройдет. Лодку делать пора.
— Страшно начинать… А может, все?таки на плоту попробуем?
— Пустое. Сам видел, что делается. У первого завала его бросишь. Долбленку и ту едва протолкали, а ты —- плот.
— Ну что же, бросили у завала один плот, за завалом другой сделаем. Так и будем пробираться.
— Сколько же плотов ладить придется? Да без топора. До пол пути не доберешься — паводок кончится. В первом зыбуне отдашь душу.
— Значит, все?таки ножом вырезать лодку?
— Терпение да труд все перетрут. Вырежем помаленьку… Лоси вон языками пещеры вылизывают… Только осину подходящую подыскать надо.
…Среди сутр оба. вокруг ствола самой толстой в округе осины, горел костер. Возле костра, укрыв спину медвежьей шкурой, сидел Росин. Время от времени он вставал и палкой обивал нагар со ствола. Уже немного работы огню. Вот–вот подгоревший ствол рухнет… Запрокинув голову, Росин посмотрел на осину. «В какую же ты сторону повалишься? В ту, наверное. Вроде сюда чуть наклонилась. Или наоборот?.. Нет, все?таки сюда. Надо перебраться на другую сторону». Только хотел шагнуть, подгоревший ствол хрустнул и медленно повалился на него. Росин кинулся в сторону, но запутался и упал в сугроб! Отбросил шкуру. Вскочил!.. Но поздно, да и незачем бежать: осина рухнула рядом, на шкуру.
Отдышавшись, Росин взялся за угол шкуры и потянул. Не подалась. Дернул сильнее — ни с места. Ствол угодил как раз поперек шкуры и зажал между валежиной и собой.
Ежась от холода, Росин подергал с другой стороны. Никакого толку… А сам уже дрожал от холода. «Что же делать? Прежде всего надо поближе к костру, пока не совсем замерз. Надо отжечь часть ствола для лодки, а потом колом сдвинуть бревно со шкуры. Хорошо еще, дров запас много. А то бы и шкуру не вытащить, и до избушки не добежишь — замерзнешь».
…По ровной белой пелене протянулась широкая полоса, как будто снежную целину пробороздил танк. «Да, порядочно намесил, — думал Росин, стирая рукавом пот. — И еще дня три придется так же вот, по чуть–чуть, двигать колом это бревно…»
На четвертый день бревно наконец около двери. В избушке, чтобы освободить для него место, переставлена вся мебель: стоявшие в центре стол и коряги перенесены вплотную к стене.
По толстым кольям–каткам бревно водворили в избушку. Оно едва уместилось в ней с угла на угол.
— Ладную осину выбрал. Давай нож, потихоньку начну. А ты залазь на нары, умаяло бревно.
— Нет, Федор, пока не стемнело, хотя бы ближние ловушки проверю.
Белой канавкой вилась по глубокому снегу промысловая тропка.
Вот и ледянка. Ее не видно. Заметно только маленькое отверстие в снегу. Возле него свежие следы горностая. Росин нагнулся и заглянул в отверстие. В ледянке метался снежно–белый, с черным кончиком хвоста, горностай. Маленький хищник не мог добраться по ледяным стенкам до узкого отверстия вверху…
Вернувшись, Росин не узнал бревна. Вместо черных, обугленных концов белела чистая, ровно обструганная древесина.
— Когда же ты успел все это, Федор?
— Велико ли дело горелое?то срезать? Нож вот малость притупился. Подай?ка камень… А у тебя как? Добыл чего?
— Вот, три горностая. — Росин поднял руку со связкой белоснежных зверьков. — Два в плашки, один в ледянку попал.
— Добре. Везучий нонче день.
Утром Росин что есть силы нажимал на рукоятку, срезая крупные стружки. Нож глубоко врезался в оттаявшую древесину Стружка за стружкой падали под ноги, и скоро они засыпали весь пол…
Ворох стружек рос, а бревно казалось все таким же, нисколько не убыло сверху.
«Буду резать не по всей длине, — решил Росин, — а на одном месте. Но зато не кончу, пока не срежу все до отметки». И он с еще большей силой стал нажимать на нож. Волосы спадали на глаза, на лице проступали капельки пота. начали побаливать ладони и пальцы. А до отметки еще далеко. Росин зашел с другой стороны бревна и с ожесточением продолжал срезать уже не так податливую древесину… На ладонях и пальцах покраснела кожа. Стружки стали куда мельче. Но Росин все резал и резал, видя перед собой только отметку От непривычного напряжения деревенели руки. Чтобы они могли еще работать, Росин то и дело менял движения: резал то в одну, то в другую сторону… Наконец отложил нож и едва разогнул спину.
