Вне закона - Акимов Владислав Иванович (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Митрич подошел к окну и долго следил за игрой снежинок. Теперь они вылетали на свет откуда-то сбоку. Толклись из стороны в сторону и вдруг стремительно улетали в кромешную темноту.
— Поземка будет! — глядя в окно, сказал Василий Дмитриевич.
К утру потеплело, за поскотиной вовсю шуровала низовка. По полю ползли снежные языки.
В эту ночь на приваде пировала волчья семья. Туша телка была разворочена и розовела свежим оглодом. Местами из снега торчали растащенные по сторонам кости. От волчьих следов кое-где виднелись еще не задутые снегом лунки.
Барсуков отогнул воротник полушубка:
— Вот, Кеша, всех бы волков растеряли, если бы вчера отраву бросили!
— Да я уже вижу! Нешто в такую погоду выследишь.
Беспокойно брякая удилами, лошадь стригла ушами. Василий Дмитриевич, стоя в санях, все смотрел туда, где начинался отороченный мелким березняком ложок, уходивший далеко к горизонту.
Старому волчатнику места эти были известны еще с давних охот.
— Иннокентий Федорович, давай трогай! К вершине того ложка держи!
Карька стронула сани и бойко затрусила под гору. Здесь, под горой, было значительно тише. Поземка только кое-где с бугорков сдувала снежную пыль.
Канавку волчьих следов охотники увидали еще издали. Она начиналась слабо заметным желобком и чем ближе к лесу, тем становилась глубже. В березовом колке следы разделились и на повлажневшем снегу были отчетливы.
Вглядываясь в них, Барсуков тихо присвистнул.
— Что, родню встретил?
— Родню и есть! Не иначе как старая знакомая, Гаева мамаша. А это братец его и волчица-переярок. Ну, гляди, Митрич, матерая шибко грамотная. Все университеты прошла.
— Ладно! Мы с тобой тоже читать-писать умеем!
Василий Дмитриевич поманил к себе Кешу:
— Вот что, Иннокентий Федорыч! Поедешь по левую сторону лога. И чтобы все время на виду был. Держи связь с Иваном. А я, ежели зверей обойду, сойдусь с ним и тебе сигналить буду. Только гляди, вперед не вырывайся!
На выходе из березняка волчьи следы снова слились в одну канавку и ровной стежкой потекли вниз по логу.
Митрич напористо зашагал по глубокому снегу. Два раза он, бросив волчью тропу, широким кольцом обходил подходящие для звериной дневки места. Но следы все шли и шли дальше.
Зимний день короток, нужно было спешить. Впереди лог сильно расширялся, потом, раздвоившись, рукавами уходил в широко раскинувшийся остров соснового леса.
В обход острова охотники пошли с обеих сторон, сошлись в редком березняке. Еще издали, глянув друг на друга, они поняли, что звери обойдены. Барсуков остановился и, подождав Митрича, вместе с ним поспешил в сторону просвечивающего сквозь лес поля.
Кеша не заставил себя долго ждать. Увидав отмахивающих ему шапками охотников, он вскочил в сани и понукнул Карьку.
Заметно вечерело.
Сквозной, пролетавший через ложок, ветер затих. Меж лохмотьями облаков показался светло-зеленый кусок вечернего неба.
Охотники торопились. Выкидывая из саней катушки с кумачовыми флажками, Митрич на ходу инструктировал Иннокентия Федоровича:
— Карьку привяжи. Забирай мое ружье и вставай на входной след. Гляди в оба. Флажить будем сразу с обеих сторон.
Тихо в логу. Вправо и влево от Кеши в охват сосновой рёлки уходят ложки и где-то за сосновым островом сходятся снова. Кеша хорошо знает этот взлобок. Он не раз оттуда высвистывал рябчиков и теперь старается представить себе спокойно лежащих там волков.
Кеша внимательно огляделся и тут заметил спускавшегося в ложок Митрича. Действия окладчика уверенны и проворны. Широким взмахом руки он скидывает с катушки шнур, навешивает его то на ствол дерева, то на торчащую из снега валежину. За ним над белой скатертью снега, как елочная гирлянда, тянется, играет кумачовыми языками волчья оградка. Вот и слева от Кеши средь сосновых стволов уже мелькают такие же красные огоньки флажков, и в лог скатывается разгоряченный Барсуков.
Круг замкнут. Но передохнуть некогда. Слишком уж мало остается светлого времени. Василий Дмитриевич утирает вспотевшее лицо шапкой и, махнув рукой охотникам, спешит назад по кумачовому кругу. Стронуть и выгнать зверей на стрелков надо умеючи. Это Митрич всегда делает сам.
Кеша осторожно входит в оклад и останавливается перед кустом можжевельника. Теперь полянка с синей канавкой следов совсем близко. Барсуков слева за ложком. Вот он тоже заходит в оклад и останавливается у кучи валежника.
Тихо. Очень тихо стало кругом. Бегут одна за другой минуты и с каждой из них все быстрей надвигается вечер.
Вот впереди где-то еле слышно тенькнула синица и снова мертво в лесу…
Чуть выдвинувшись из кустов, волчица осторожно огляделась и разом припала к снегу. В логу на чистой поляне она увидела все те же страшные, пахнущие человеком, красные тряпки, на которые уже натыкалась дважды. Из-за спины волчицы показалась лобастая башка другого волка.
Кеша что есть силы давил на гашетку, но ружье упрямо молчало. «Предохранитель! Забыл!»
Руки у Кеши дрожали. Чуть слышно щелкнула планка предохранителя, и с куста посыпалась словно сдутая вихрем серебристая пыль… Волки исчезли.
За ложком сначала один, затем другой раз хлестко ударил барсуковский тройник, и над островом воцарилась щемящая душу тишина.
У куста шиповника показался Василии Дмитриевич. Шапка его была сдвинута на затылок. Из-под лохматых бровей он пристально посмотрел на «старого рябчика». Вконец пришибленный этим взглядом, Кеша молчал. Словно не замечая его, Митрич еще раз внимательно осмотрел волчьи следы, молитвенно сложил ладони и, приставив их к губам, тонко, тоскливо завыл волчицей. По мере того как он выпрямлялся и отнимал ото рта руки звук крепчал, разливался по острову и наконец, широкой волной расплескавшись над могучими соснами, неуемный и жалобный, полетел в далекие дали.
Откуда-то из-за поля жалобно откликнулась матерая волчица. И совсем неожиданно, в ответ ей, с другой стороны лога послышались далекие голоса волчьей стаи.
Сняв шапку, Митрич слушал волчий концерт. Затем примирительно кивнул Иннокентию Федоровичу и споро пошел по волчьим следам к полю. Барсукова он нагнал у самой кромки.
Иван Александрович порядком вымотался. За схваченные ремешком передние лапы он волок за собой молодую волчицу. Ее тяжелая башка с узкой мордой и прикушенным розовым языком все время зарывалась в снег.
— Ну что, ушла твоя родственница?
— Ушла! Вон меж флажками валежина. Так через нее — с ходу. И сынок за ней.
— Да, умна, ничего не скажешь. Не то, что охотники некоторые! — Митрич кашлянул и многозначительно почесал бороду. — Ну, ладно, давайте флажки снимать. Затемняли совсем! Завтра за выводок надо браться. А с этими, пожалуй, пока толку не будет. Далеко уйдут!
Вторую неделю изо дня в день вместе с ленивым рассветом тягуче скрипели ворота, и из кешиного двора в серых сумерках выезжали сани, запряженные Карькой. Возвращались охотники поздно, когда всюду уже светились окна, а в избе пахло парным молоком и ужином. Мокрые и усталые, они подолгу толкались в сенях, стаскивая схваченную ледком, забитую снегом одежду.
Охота никак не клеилась. Матерая волчица с Лобастым невесть куда унесла ноги. Малый выводок во главе с матерым волком в район Раздольной, где лежала привада, заходить почему-то отказывался.
Но вот, наконец, выводок удалось обойти. Звери лежали в глухо заросшей мелким леском старой вырубке и, видимо, хоть и слышали обходившего их окладчика, покинуть укромную дневку поленились. Однако офлажить себя они не дали и, уйдя из оклада, направились в бор к Раздольной.
Преследовать их охотники не стали, а вечером, подъехав к приваде, долго звали зверей к себе. Выводок ответил уже по-темному, как-то разом и совсем близко. Тогда, не слезая с саней, волчатники поспешили к дому.
