Тайга – мой дом - Кузаков Николай Дмитриевич (бесплатные версии книг txt) 📗
Когда поволокли труп самого отважного, который пал последним, девушка Чайя бросилась к врагам, чтобы не дать осквернить труп любимого. Но враги преградили ей дорогу. Тогда она у одного воина выдернула из колчана стрелу и пронзила себе грудь. Стоит Чайя, качается, по стреле кровь ручейком струится. Попятились враги в испуге. А девушка вдруг превратилась в белую птицу и взмыла в небо.
— Чайя! — вскрикнули подруги и тоже превратились в птиц.
Враги в испуге убежали в горы, а девушки-чайки стали с плачем кружить над морем. Долго они плакали, и море от их слез стало светлым.
Юноши, которые погибли, давно уже ушли в нижнее царство, а чайки все еще с плачем носятся над морем.
…Я слушал красивую легенду, а за палаткой шумела тайга, плакали чайки, жалуясь на свою судьбу.
Глава 10
Каждый день с рассветом мы покидаем свою палатку, возвращаемся перед наступлением ночи, рубим дрова, варим ужин.
— Сегодня добрые духи дали двух соболей, — сообщает Авдо и закуривает. — А ты как спромышлял?
— Мне Назариха нашла одного.
Однажды Авдо пришла позднее обычного. Молча сбросила понягу и закурила трубку. Лицо ее было печальным. Я встревожился.
— Что случилось, Авдо? Не след ли шатуна попался?
Авдо молчала.
— Куропатка на дерево села. Несчастье будет, — наконец тихо сказала она.
— Ты бы ее застрелила. Ведь когда убьешь, то несчастья не бывает.
— Промазала.
Куропатка — птица тундровая, она и приспособилась к таким условиям. Питается летом ягодами, зимой — почками кустарников. На деревья не садится. Когда снег завалит кустарники, она иногда кормится почками берез или тальника.
— Авдо, ведь глухари и косачи тоже на деревья садятся, и ничего с людьми не делается. Вздумалось куропатке посидеть на дереве, ну и шут с ней, пусть сидит. Ты-то тут причем?
Авдо будто и не слыхала моих слов. На лице ее было написано: тебе ли судить об этом. Я-то всю жизнь прожила в тайге и ее характер знаю. Куропатка зря на дерево не сядет, жди беды.
— Авдо, ведь с нами Старик, — выставил я последний довод. — Он-то не позволит нас обидеть.
Но и эти слова не успокоили Авдо: она просто меня не слушала.
В этот вечер в палатке было скучно. Авдо молча обдирала белок. Тускло горела коптилка. Монотонно гудел лес. Где-то у ручья нудно скрипела сухостоина.
На другой день Авдо убила соболя и пятнадцать белок.
— Ну, что я тебе говорил!
Авдо улыбнулась.
— Совсем сумасшедшая куропатка. Места ей не было на земле. С косачами на березе сидела.
Так прошло несколько дней, и, может быть, мы и забыли про куропатку, но случай заставил вспомнить о ней: исчез Старик. Он не встретил нас ни в один вечер, ни в другой. Авдо обшарила половину бора и нигде не обнаружила глухаря, ни живого, ни мертвого. Я понимал: для Авдо такая потеря была, пожалуй, страшнее, чем встреча с шатуном. Всю ночь она не сомкнула глаз, сидела у печки и дымила трубкой.
Я, грешным делом, подумал, что это проделка Назарихи. Но за последние четыре дня она не задавила ни одного глухаря. Назариха от каждой добычи приносила мне крыло или шею, значит, исчез глухарь по другой причине.
На Авдо без сочувствия нельзя было смотреть. Лицо ее вдруг стало дряблым и старушечьим, столько на нем было горя и отчаяния, что казалось, она вот-вот заплачет.
Утром, как только начали бледнеть звезды, Авдо выколотила о печку трубку и заявила:
— Снова пойду искать Старика.
Это была уже совершенная бессмыслица. Все равно что искать на озере в камышах прошлогоднего подранка. Я попробовал отговорить Авдо, но из этого ничего не получилось. Авдо ушла. Вернулась она поздно и, к моему удивлению, Принесла останки глухаря и самого виновника — соболя, черного и толстого, как медвежонок.
— Возьми, бойё, — Авдо бросила мне соболя. — Не возьмешь, я собакам его отдам.
Пока я рассматривал соболя и останки глухаря, Авдо хранила молчание. Соболь добросовестно поработал над птицей, оставив только ноги да крылья. Впрочем, это нередкое явление, когда глухарь заканчивает жизнь в чьих-то зубах.
Я вспомнил один случай. Как-то удочкой ловил рыбу. Место для рыбалки выбрал в тени большого куста, под перекатом. Клев был удивительный. Прожорливых окуней едва успевал отцеплять.
Вдруг донесся какой-то шум. Он с каждой секундой становился ясней. Я глянул на вершину хребта: большая черная птица, отчаянно хлопая крыльями, спиралью поднималась вверх.
Мне много раз приходилось видеть птиц, спирально уходящих в небо, но то были раненые птицы. А что с глухарем? Он поднимался все выше и выше, спустя минуту или две был уже величиной с воробья.
Но вот глухарь остановился на несколько секунд, все так же отчаянно работая крыльями, а потом камнем полетел вниз, прямо на меня. Я отбежал на несколько метров от куста, и все равно глухарь, как-то неестественно изогнув шею, падал на меня. Мне стало жутко. Я заметался по берегу, не зная, что делать. Наконец догадался и юркнул под куст. Глухарь со свистом пронесся и упал на том месте, где я только что стоял. Птица ударилась грудью, подпрыгнула и застыла, разбросив крылья.
На горбу глухаря сидел колонок и зло смотрел на меня. Я сделал к нему шаг. Зверек изогнулся, заверещал, как трещотка, показывая острые белые зубы.
— Ах ты наглец!
Я запустил в колонка кепкой. Он еще раз потрещал и шмыгнул в траву. Я поднял глухаря. Шея у него была прокушена в нескольких местах.
…Мне было искренне жаль Старика. Я не спрашивал Авдо, как же все-таки она нашла его. Видимо, соболь задавил глухаря на кормежке или на ночлеге.
— Надо переезжать на другое место, — заявила вдруг Авдо.
— Зачем?
— Не будет удачи здесь. Старика нет. Кто помогать будет? Куропатка не зря села на дерево…
— Зачем тебе, Авдо, нужна чья-то помощь? Ты и без глухарей знаешь, где соболи, а где белки живут.
Но Авдо настояла на своем. И мы стали готовиться к переезду.
Было морозное утро. Много света. По лесу гулко разносился каждый звук. Собаки лежали под деревьями. Они были рады отдыху. Я укладывал продукты на нарту, а Авдо снимала палатку. Меня забавляла эта история. Для новой стоянки мы выбрали место за ручьем. Авдо была хмурая, сосредоточенная. Я помалкивал, боялся ненароком неосторожным словом обидеть таежницу. А если бы мы жили в зимовье? Его не перенесешь. Интересно, что бы предприняла Авдо?
К Авдо подошла Назариха, зевнула, потянулась, прогнув спину, и заглянула в палатку.
— Однако, што забыла здесь? — спросила Авдо.
Назариха повиляла хвостом и встала передними лапами на порожек палатки.
— Совсем избаловал тебя Николай, — ворчит Авдо. — Никакого сладу с тобой не стало. Так и глядишь што-нибудь стянуть. Не мешайся под ногами. Иди спать.
Но Назариха уже в палатке. Вынюхивает по углам, чем бы полакомиться. Она по голосу Авдо знает, что ее не прогонят.
— Вот леший, — опустила руки Авдо.
— Может, не будем кочевать? — осторожно вступаю в разговор.
Авдо не ответила, будто и не слышала меня.
И вдруг раздался посвист крыльев. Собаки бросились к сосне у лабаза и залаяли. Невысоко от земли на толстый сук сосны сел глухарь.
— Старик! — радостно вскрикнула Авдо и опустилась на бревно.
Да, это был Старик.
— Ох и прохвостка все же твоя куропатка, — сказал я Авдо. — Завтра же пойду убью ее и скормлю со бакам.
— Не ругайся, бойё. В другой раз я хорошо стрелять буду.
Авдо с легкостью девушки соскочила с бревна и принялась устанавливать палатку.
— Сегодня отдыхать будем, бойё. Завтра соболей и белок добудем много.
Глава 11
Авдо тихо напевает. Ее песня про тайгу, про горы, про Старика. Авдо благодарит тайгу за то, что она добрая к охотникам.
— Не надоела тебе эта самая тайга с ее холодами и вьюгами? — спрашиваю я.
— Пошто говоришь так? — поднимает голову Авдо. — Тайга — мой дом. В город один раз ходила, чуть не пропала там, — Авдо покачала головой, засмеялась и стала вспоминать.
