Натуралист на мушке - Даррелл Джеральд (онлайн книга без .txt) 📗
Опытный бык выходит на арену и медленно обводит взглядом собравшуюся публику, точно актер перед утренним спектаклем. Затем он показывает номер — «Посмотрите, какой я свирепый» — хрипит, мотает головой, роет копытами песок. Он словно бы не замечает, что одетые во все белое razateurs уже вышли на арену и теперь осторожно приближаются к нему. Тут, совершенно внезапно, с удивительной скоростью и проворством бык разворачивается и, нагнув голову, бросается на противников, которые бегут перед ним, словно снежные хлопья, подхваченные порывом ветра. Добежав до деревянного барьера высотой в шесть футов, razateurs перелетают через него с большой ловкостью, совершая гигантские прыжки, способные вызвать зависть у самого Нуриева. Иногда бык, чтобы доказать свою свирепость, вонзает рога в толстые доски и, оторвав их от ограждения, разбрасывает в стороны, словно спички. Иногда переполненный энтузиазмом бык может перепрыгнуть через барьер вместе с razateurs, и тогда вы видите, как зрители первых трех рядов поспешно покидают свои места до тех пор, пока быка не загонят вновь на арену. Множество раз я был свидетелем того, как бык настолько входил во вкус, что отказывался покидать арену после сигнала, возвещающего о конце состязания, желая продолжить бой. В таких случаях к нему высылают вожака с колокольчиком на шее, чтобы он увел за собой упрямца. В ходе одного незабываемого боя отправленный на арену вожак так увлекся происходящими там событиями, что сам бросился преследовать razateurs вместе с быком, которого он должен был за собой заманить, и потребовалось вмешательство третьего быка, чтобы увести с арены двух драчунов. Путешествие в Камарг не может считаться полным, если вам не удалось стать свидетелем одного из таких потешных боев. Многие быки снискали себе своими выступлениями большую популярность, и провансальцы следят за их карьерой с таким вниманием, словно это боксеры, борцы или футболисты, проезжая по многу миль, чтобы увидеть выход на арену особенно знаменитого быка.
Поскольку наш маленький дом все еще находился в руках водопроводчиков, каменщиков и плотников, мы остановились в прелестном отеле на окраине Арля, отеле с красивым тенистым садом, где можно было сидеть, потягивая прохладительные напитки, и обсуждать сценарий. Всего несколько минут езды, и мы уже на территории самого Камарга. Погода была милостива к нам, что вполне обычно для юга Франции, и уверенность в том, что, проснувшись утром, вы имеете в своем распоряжении целый день непрерывного солнечного света, благотворно действовала на нервы нашего режиссера. Нашей первой задачей было посетить различные укрытия, сооруженные в заповеднике, и попытаться снять места массового скопления водоплавающих птиц, которые вьют на болоте свои гнезда или останавливаются здесь по пути к местам родных гнездовий.
Нашим проводником стал некто Боб Бриттан, невысокий худощавый человек с лицом озорного уличного мальчишки, обладающий неистощимым запасом познаний во всем, что связано с Камаргом, где он прожил, занимаясь исследованиями, несколько лет. Мы сразу же окрестили его Британникусом — прозвище, которое странным образом очень ему подходило.
Эти колоссальные скопления водоплавающих и наземных птиц по-своему производили ничуть не меньшее впечатление, чем все то, что мы видели на Шетландских островах. Когда сидишь в жарком укрытии, глядя на акры и акры сияющей водной поверхности и ярко-зеленых болот, усеянных бесчисленным множеством птиц, находящихся в непрерывном движении, испытываешь ни с чем не сравнимые ощущения. Огромные стаи зеленоголовых селезней и рыжеголовых свиязей, опрятных зеленоглазых чирков, уток-пеганок в карнавальном наряде темно-зеленого и ярко-каштанового цвета, красноголовых нырков заполняли водное пространство или кружились в воздухе, перелетая с одного места болота на другое. На мелководье ловили рыбу аисты. Время от времени какая-то из пар аистов поворачивалась друг к другу и, закинув назад головы, щелкала красными клювами, издавая звуки, похожие на треск мушкетов лилипутской армии. Белоснежные колпицы степенно расхаживали из стороны в сторону, процеживая богатый планктоном ил своими необычными лопатовидными клювами, напоминающими деформированные ракетки для пинг-понга. По отмели бродили фламинго, похожие на гигантские розовые лепестки, постоянно издавая неприятные хрюкающие звуки, плохо сочетающиеся с их красотой и элегантностью. Здесь были и желтые цапли, бледные, как карамель, с черно-голубыми клювами и ногами, порозовевшими от возбуждения брачного сезона. Неброско одетые выпи стояли в тростниковых зарослях, скорбные, как банковские менеджеры, размышляющие над превышением кредита, соседствуя с чем-то напоминающими пиратов ночными цаплями с черными спинами и черными шапочками, белыми свисающими хохолками и красными всевидящими глазами. Рядом с ними рыжие цапли со своими длинными, каштанового цвета шеями казались волнистыми и змееподобными, а резкие крики делали их похожими на пернатое подобие рок-группы «Uriah Неер». Затем, представляя с ними полный контраст, здесь встречались и другие болотные обитатели: кулики, ковыляющие в тине, словно школьницы, впервые вставшие на высокие каблуки; травники и улиты большие; чернокрылые ходулечники с ногами, как у очаровательных длинноногих американок, начинающимися от самой шеи. А вот и эталон красоты среди всех болотных птиц — шилоклювка, грациозно переступающая на иссиня-черных ногах, в черно-белом одеянии, очевидно, созданном в одном из самых дорогих парижских домов моды, с аристократически загнутым кончиком носа, который время от времени окунается в воду и перемещается из стороны в сторону, наподобие тонкого, изысканного метронома. На берегах, по краям болот, возле вырытых в земле гнезд порхали щурки, отливающие на солнце цветом морской волны, а среди сосен, плотно прижавшихся друг к другу, словно группы мохнатых зеленых зонтов, гнездились египетские цапли, подобные белым звездам на изумрудном небе.
Вокруг происходило так много событий, что нам было непросто решить, с чего именно начать наши съемки. Здесь было столько ухаживаний и флирта, столько поисков пищи, корма, столько ссор и перебранок, столько кружения птиц в усеянных ими небесах и посадок в туче брызг на спокойные воды. Даже в самом укрытии наше внимание постоянно отвлекалось на то, как паук-волк с глазами, блестящими, как драгоценные камни, выслеживает муху-однодневку, или на то, как куколка превращается в бабочку. В зарослях тростника, который окаймлял наше укрытие, забивая зелеными стеблями дренажные канавы, обосновались толстые орнаментированные лягушки, блестевшие так, словно их покрыли эмалью, и за ними вели охоту таинственно извивающиеся змеи. На каждом из узких, копьевидных листьев тростника можно было увидеть тени древесных лягушек, проступающие на солнце маленькими черными печатями. Стоит осторожно перевернуть лист, и перед вами крохотный изумрудно-зеленый лягушонок, влажный и липкий, как конфетка, с большими, выразительными черными глазами.
Основная трудность съемок подобного рода фильма заключается в том, что его сценарий должен быть как можно более гибким. Например, я говорил, что нам следует попытаться снять бобров, поскольку большинство людей думают, будто они обитают исключительно в Канаде, ничего не зная об их существовании в Европе. Однако съемки этого животного связаны с такими сложностями, что мы просто не смогли бы уложиться в отведенное время. Поэтому нам пришлось заменить бобров более доступными коипу.
Коипу, разумеется, не являются исконными европейцами. Как и многие другие животные, ставшие сельскохозяйственными вредителями (взять хотя бы норку), коипу была вывезена из великой южноамериканской речной системы для разведения в неволе ради своего красивого меха, который продавался под названием нутрия. Как всегда происходит в таких случаях, несколько особей сбежали и, найдя, что реки Англии и континента приходятся им по вкусу, обосновались здесь, начав быстро размножаться. Они в самом деле почувствовали себя, как в раю, поскольку в этих местах у коипу не оказалось естественных врагов, способных регулировать их популяцию. А поскольку коипу достаточно крупные животные (вес взрослого самца может достигать двадцати семи фунтов), которые роют просторные норы в берегах рек и каналов, они стали серьезной угрозой для сельскохозяйственных угодий, вызывая эрозию почвы и паводки.
