Рыбьи дорожки - Заборский Михаил Александрович (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
А еще повезут они легкую ноющую боль в натруженном локте правой руки (подержи-ка целый день на весу длинное удилище!) да дорогие сердцу воспоминания… Может, больше и не успеешь на такую веселую ловлю. Потому что недолог «ход» плотвы — неделя, полторы. А там до… будущего года.
Тонкость и изящество снасти при ловле плотвы — один из залогов успеха. Только по последнему льду да вот перед нерестом, весной, плотва хватает приманку решительно, уверенно «поджимая» поплавок. А к лету, когда потеплеет вода и зелень даст рыбе сытный корм, изменится и аппетит плотвы. Летом рыболовы подкарауливают ее около травы, а еще лучше в чистых «окнах» между кувшинками. Вот уж тут поглядывай — не упусти время подсечки!
Поплавок то затрясется, как в лихорадке, то с быстротой молнии исчезает, то вдруг поведет его кто-то в сторону, а потом он опять замрет как ни в чем не бывало.
Плотва, как и многие другие рыбы, по сезонам меняет питание. Весной она предпочитает мотыля, червя, ручейника. К лету переходит на «вегетарианскую» диету, не пропустит «водяного шелка», чьи нити найдешь под водой на старых сваях и больших камнях; неплохо ловится на хлебную приманку, а порядочная — даже на пареный горох. Но это не значит, что ее нельзя поймать поверху на муху или кузнечика. К осени, рождающей в большинстве рыб инстинкт хищника, крупная плотва может схватить малявку, предназначенную окуню.
Летом на воздухе плотва засыпает быстро и так же быстро начинает портиться. В это время ее надо хранить живой до окончания ловли в садке. Как живец плотва универсальная приманка, но на мой вкус — одна из последних рыб. И очень костлява.
Красноперка
…День на день не приходится. Еще вчера была так светла и прозрачна вода в реке, радуя многочисленных купальщиков и рыболовов. А сегодня, словно ошалелый, несется между берегами мутный, неприветливый поток, увлекая в стремительном беге сучья, ветки, грязно-желтые сгустки пены… Днипро? ясноглазый, ты ли это — чистейшая из рек?!.
— Кала?муть, — щуря глаза от яркого солнца, пробурчит вислоусый дед в широкополой соломенной шляпе, опекающий па речном откосе стадо палевых, разомлевших от зноя коров. — Каламуть, хай ий бис!
Совершенно точно — каламуть. Значит, где-то выше по Днепру, за могилой Тараса, за раскинувшимся в садах Каневом, над которым с вечера еще погуливали сизобрюхие тучи, прошумел грозовой дождь, расквасил глину на днепровских кручах и тысячами ручьев обрушил в реку бурую маслянистую жижу.
…Ну и что же? Пусть денек-другой отдохнут заветные местечки, «поднакопится» в них рыбка. Брать на удочку сейчас рыба все равно не будет. Бесцельно купать червяков в днепровской воде, пока она не отстоится… А ну, хлопцы, айда в тыш!
«Тыш» означает — покой, тишина. Это одна из стариц, разбросанных невдалеке от Днепра, — озерко, отшнуровавшееся от реки, заросшее по плоским берегам густым тальником, молодыми дубками, усеянное кремовыми чашечками водяных лилий. Здесь нет ветра, сюда не добираются ручьи с возвышенностей. Меж белых тонких песков лежит тыш. И вода в нем всегда чистая.
Рыбы в озерке много — коренной, живущей здесь годами и оставшейся после весеннего захода из реки.
Только уж очень одолевает мелочь!
Еще бежит рябь от закинутого на воду поплавка, а его уже тянут вниз либо в сторону… Тяп, тяп, тяп! — какая-то не очень уверенная поклевка… Не ошибемся — это она, жуликоватая юркая плотвичка. Или вдруг скроется из глаз поплавок и будто ошпаренный немедленно выскочит обратно. Можете не беспокоиться — рыбы на крючке нет. Впрочем, и червяка тоже. Такие фокусы выделывает мелкая густерка. А вот кто-то очень бойко, «на рысях» потащил к травке вашу снасть. Ручаюсь — это полосатый взъерошенный окунишка, Между прочим, тоже не из гигантов — еле-еле одолел червяка…
Но есть в тыше и свои сюрпризы.
— Дывы?сь, дывы?сь! — неожиданно раздается торжествующий крик.
Стриженый кареглазый, с облупленными кромочками больших ушей хлопчик зажал в руках только что вытащенную ладную золотистую рыбку… Нет, извините, это уже не мелочь! Это уже нечто достойное внимания!
Народ окружает счастливца. Только и раздается вокруг: «Дывысь, дывысь!» Подхожу и я… Что это, язь? Нет, язь потолще в спине и желтоглазый. А у этой глаз красный, точно у плотвы… Может, в самом деле плотва?.. Опять нет — у плотвы и чешуя крупнее, и плавники не такие яркие, и бока, пожалуй, поуже… Голавль?.. Вот уж совсем не похоже — тот широкоротый, темногубый. А у нашей ротик маленький, аккуратный, а губы словно вымазаны яичным желтком.
Ах, до чего красивая рыбка! То замерцают серебром, то отольются золотом ее бока. И, думается, нет на палитре художника краски такой алой расцветки, какую мы видим на плавниках рыбы.
Эта нарядная рыба — красноперка.
Почему-то ни мне, ни моим друзьям никогда не удавалось сразу наловить много красноперок, как, например, плотвы, окуньков, пескарей или ершей — рыбу отчаянной жизни. Попадется одна, две, три штучки, и все. Мы даже так и говорили: «Хорошенького понемножку!»
Красноперку редко поймаешь на течении: гораздо чаще она встречается в озере, пруду, речном заливе. А в книге Л. П. Сабанеева описываются исчезнувшие обитатели прудов Подмосковья — красноперки, достигавшие двух килограммов веса. Там же упоминается о красноперках с красной чешуей, удивлявших необычностью окраски наших дедов и прадедов. Недаром за пышную, эффектную внешность такие рыбы носили название «князьков»…
После того как я более подробно исследовал богатства днепровских тышей, мне приходилось вытаскивать красноперок, еле умещавшихся на доброй сковородке. Ловил я их на очень мелких местах, забредая по щиколотку в воду и закидывая самого что ни на есть бойкого навозного червяка в маленькое окошко между листьями рдестов и водяного лютика. И, хотя через это оконце я отлично различал и червяка и каждую соринку на янтарном дне, мне никогда не удавалось проследить, когда рыба появится и схватит лакомую приманку.
Внимательно наблюдая за крошечным поплавком, под которым извивался отборнейший из червяков, я даже ни разу не заметил мелькнувшей рыбьей тени. Ни разу! И только тогда обнаруживалось, что червяк схвачен, когда уже расходились круги от внезапно исчезнувшего поплавка да раскачивались потревоженные стрелолисты. Честное слово, можно было думать, что рыба в свою очередь наблюдала за рыбаком из-за какого-то укрытия и бросалась на приманку в тот кратчайший миг, когда он отвлекался, чтобы звонко шлепнуть впившегося в шею строго монашка-дождёвку или зеленоглазого слюдокрылого слепня.
Так я установил, что красноперку, рыбу бойкую и осторожную, можно удачно ловить летом на мелких прогретых местах, чуть ли не у собственных ног.
Лещ
Перелистывая приложения к замечательной книге Л. П. Сабанеева, наткнулся я как-то на несколько любопытных строчек.
«…Порою, писал автор, — лещ поднимался со дна по лесе и всплывал на поверхность около кончика удилища: показав свою голову или, вернее, посмотрев на охотника, лещ скрывался в глубину, а затем прекращался и клёв».
Я не привел бы этого отрывка, если бы сам не однажды оказывался свидетелем случаев, близких к рассказанному. Своеобразная рыба — лещ, и не в «подозрительности» леща, конечно, дело. Этим определением рыба очеловечивается. Дело в ином: лещу, широкой, неповоротливой рыбе, лишенной зубов и колючек самой природой, положено соблюдать сугубую осторожность. Много опасностей под водой! И врагов хватает! Значит, и инстинкты у леща особенные.
Лещ — рыба семейственная. Много раз, лежа ничком в густой траве на откосе берега лесной речонки Шуи, мне приходилось наблюдать прогулки лещей. И всегда они напоминали стадо диких гусей, ведомое опытным вожаком. Они и плывут треугольником, как летят гуси, а в вершине треугольника обычно самая крупная рыба. Потом вдруг стайка остановится и смешается, словно потревоженная. А вожак чуть отплывет в сторону и станет повыше стайки. Но вот он делает крутой поворот, и снова весь косячок устремляется за ним.
