Колбат - Емельянова Нина Александровна (читаем книги TXT) 📗
Как произошло ранение Колбата, объяснилось на другой же день после его возвращения. В ту самую метель, когда Колбат убежал от нас, один командир взвода нашего полка ошибся дорогой и вместо ворот городка подошел к конюшням с задней стороны. Ветер мел снег прямо ему в лицо, слепил глаза, и он не заметил, откуда вдруг бросилась на него большая собака, ухватила за край борчатки, распахнутой ветром, разорвала полу и отскочила в сторону. Командир подумал, что собака бешеная, схватился за револьвер и пошел, остерегаясь и осматриваясь: по гарнизонам был отдан приказ уничтожать бродячих собак в военных городках.
Он вышел за ворота городка. Тут было не так темно: из окон маленьких домиков поселка падал свет. Внезапно из снежных вихрей выметнулся на него Колбат. Командир взвода ясно увидел, что пес без ошейника. Ему показалось, что это тот самый пес только что кидался на него за конюшнями, и он выстрелил в собаку.
Пес завизжал, споткнулся и, сильно хромая, поплелся в родной ему собачий городок. Все будки были заняты. В Колбатовской поселился Канис, а в будке Каниса и выбывшей на время Найды – две новые забайкальские лайки: Ангара и Вилюй. Колбат забился за стенку родимой будки; здесь и нашел его утром Савельев.
Узнали и про собаку у конюшни. Это был приблудившийся смирнейший пегий лохматый пес, прозванный красноармейцами «Шуба». Он спал, как северная собака, ночами зарываясь в снег. Не было случая, чтобы он не то что укусил, а хотя бы зарычал на кого-нибудь. Надо думать, что командир взвода нечаянно наступил на него, когда пес, зарывшись в снег, пережидал непогоду, и Шуба, сам перепугавшись, вцепился в его борчатку.
Так в эту ночь ветер и облака, снег и мороз, случай и ошибка командира взвода чуть не стали причиной гибели Колбата.
В эти дни вторичного появления у нас Колбат присматривался ко всему. Особенно непонятными были для него окна. Еще в первый раз, когда его привел к нам Савельев, Колбат в окно кухни увидел белую кошку, сидевшую на заборе против окна. Он так сунулся мордой в стекло, что разбил его и оцарапал себе нос. Теперь он относился к окнам с недоверием и очень скромно садился около них.
Я думала, что его удивит электрический свет, внезапно разрезающий темноту. Чем это могло ему показаться? Но он совсем не удивился, и я вспомнила, что он видел фонари над площадью и аллеей во время ночных выходов.
Мы сговорились относиться к нему без излишних нежных обращений и жалостных интонаций, спокойно и ровно. В первые дни у Колбата был такой печальный и больной вид, что мы ободряли его, говоря:
– Подожди, собака, поправишься, все будет хорошо.
И Колбат понимал в нашем тоне что-то хорошее для себя и подходил к нам.
К Андрею, кроме того единственного раза, он больше не проявлял вражды и спешил на зов, видимо поняв его добрые намерения.
Через пять дней Колбат пропал снова. Теперь он ускочил в открытую мною дверь, и нашла его Лена. Возвращаясь из школы, она заметила, что перед воротами военного городка собралась толпа мальчишек. Мальчишки от кого-то бегают, падают в снег и хохочут. Подойдя, она увидела Колбата. Он с азартом припрыгивал за ребятами, хватал их за пальтишки и нарочно покусывал за валенки. Больная лапа была развернута и на месте перелома сильно болталась на бегу. Увидев Лену, он поскакал к ней на трех ногах.
Лена грозно приступила к ребятам.
– Это кто из вас снял повязку?
Ребята, струхнув, ответили, что развязал Мишка, который убежал.
– А может, это наша собака? – сказал один из них. – Вон как она нас знает!
– Ваша! – с достоинством ответила Лена. – А вот поглядите!
Лена не знала, послушается ли ее Колбат, но хотелось доказать ребятам, что она – хозяин такого ученого пса. Она подняла руку, как делал Савельев, затем опустила ее, приближая к себе, и приказала:
– Ко мне!
Колбат подобрался к Лене с левой стороны и посмотрел на нее снизу вверх. Лена торжествовала.
– Видите? – сказала она строго. – И чтоб больше с псом вы не баловались. Он ученый и наш!
Ребята закричали:
– А ну-ка еще вели ему!..
– А чего он еще может?
Но Лена сказала, что ведет Колбата лечиться и с больной лапой он ничего больше делать не будет.
К обеду пришел Андрей и помог мне наложить Колбату неподвижную повязку. В первый раз я сделала шину неправильно: лучинки были прямые, больная лапа оказалась выпрямленной в коленном суставе, и Колбату можно было лежать только на боку или сидеть. Поэтому теперь я сделала шину из толстого картона, согнув его под прямым углом для локтевого сустава, чтобы Колбат не мог опираться на лапу и тем беспокоить место перелома. Сегодня было труднее вправить кости: хотя ранки затянулись чисто, но натруженная лапа очень распухла.
– Вот и будешь ходить так целый месяц, – сказала Лена строго, когда мы благополучно наложили повязку. – Вредный ты пес! – И тут же расхохоталась: Колбат сидел, остро насторожив правое ухо, переломив левое над глазом и вытянув вперед правую, забинтованную лапу, словно здороваясь.
Приладили мы ему косынку на шею, подвязали лапу и вот совершенно ясно заметили, что Колбат доволен. Он очень ласково смотрел на нас, пошел за нами в столовую и гораздо доверчивее, чем прежде, уселся около наших ног, так что никому нельзя было встать, не побеспокоив его.
Таким его очень похоже нарисовал Вася, парнишка с перевоза, который часто приходил к нам. Он учился в городе, в одной школе с Леной, хотя и не в одном классе, и был очень дружен с ней и ее товарищами. Он рисовал все, что видел, и прекрасные бывали у него рисунки.
Васю привез к нам Андрей прошлой осенью. Произошло это так.
Андрей ехал на велосипеде от реки Суйфун к городу и на дороге догнал маленького мальчонку, белобрысенького, со школьной сумкой в руках. Андрей замедлил ход, и мальчик побежал рядом с велосипедом, поглядывая на блестящую машину. Андрей остановился, узнал, что мальчик ходил из города на Суйфун к деду на перевоз за пять километров, и посадил его перед собой на велосипедную раму. Мальчонка оказался легким, как птица.
– Ну, чего же ты притих? – спросил его Андрей. – Боишься?
– Боюсь! Больно быстро идет.
– Вот учись, вырастешь – будешь на таком ездить.
– Я уж и то во втором классе учусь.
– Который же тебе год?
– Мне девять годов.
– А чего же ты такой маленький?
– Засох!
Оказалось, что парнишка – сирота и живет с дедом, паромщиком от колхоза «Путь Ленина», в старой фанзе у перевоза через Суйфун, а зимой жил в городе у чужих людей около базара, потому что от деда далеко ходить в школу.
Велосипед мягко катился по теплой пыли дороги. У Андрея перед глазами мелькали то загорелая рука мальчонки, то напряженно согнутые босые ноги, то круглая щека с зеленым мазком чернил на темной от солнца коже. Они разговаривали о многих интересных вещах: о том, как Васин дед ловит на перекате красноперок накидушкой, как по первому снегу выходят на остров пестрые фазаны и дед долго целится из старого своего ружьишка, потом все-таки выстрелит и убьет.
– Он припас жалеет, – сказал мальчонка, – а глаза у него старые, вот и целится.
А когда весной идет в Суйфуне корюшка, дед бежит в колхоз и сообщает. И вот по всему берегу выходят рыбаки…
Андрей сам был рыбак: хорошо поговорили с товарищем! Уже мимо них побежали белые домишки города, а расставаться не хотелось. Выяснилось, что зеленое пятно на щеке не от чернил, а от краски, которой Вася рисовал суйфунский берег. Остановились.
– Бери картинку, я тебе подарю, – сказал Вася и порылся в сумочке.
Андрей посмотрел на картинку, потом на Васю, подумал и сказал:
– Эх ты, голова! Залезай снова на раму. Поедем ко мне за настоящими красками.
Когда Вася, придя к нам, застал у нас Колбата, он долго смотрел на него.
– Складный какой, – сказал он. –
Большой, а кажет себя меньше. Тусклый – не блестит, а красивый… В черном у него синеет, вроде как селезневое перо. Голову держит очень уж ловко.
