Неведомый Памир - Потапов Роальд Леонидович (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
Ближе к перевалу все как-то незаметно переменилось. Вокруг была та же полупустыня, но растений стало заметно больше, безжизненность как рукой сняло. Леонид собирал по пути гербарий, и остановки делались часто. Расхаживая среди каменей и разминая затекшие ноги, мы вспугивали жирных, толстых зайцев, удиравших от нас вверх по склонам. В воздухе проносились стайки голубей; одна такая стайка кормилась на дне долины. Среди голубей чернели ловкие фигурки клушиц - высокогорных галок. Их протяжные, звонкие крики то и дело оглашали долину. А под самым перевалом я наконец впервые увидел стадо архаров, не группу в несколько голов, а именно стадо, в котором было около сотни животных. Заметив нас, архары подняли головы, постояли некоторое время неподвижно и, подпустив метров на шестьсот, тронулись тесной группой на противоположный склон. Когда расстояние между нами превысило километр, они вновь остановились, понаблюдали за нами и, убедившись, что мы продолжаем свой путь, принялись опять за кормежку. Проезжая участок, где только что кормилось стадо, мы увидели сплошь вытоптанную копытами почву, объеденные и обкусанные стебли растений, обильный помет, будто здесь стояла отара овец.
Несмотря на частые остановки, к вечеру мы добрались почти до самого перевала, не доехав до него каких-то пять километ...
(Часть текста в отсканированной книге отсутствует.)
...ность вполне понятна. Запрятавшихся поодиночке под камнями птенцов куда труднее обнаружить, чем гнездо с выводком.
Рогатые жаворонки - самые неутомимые птицы. Они пробуждаются, когда еще почти темно, и позже всех, с первыми звездами, устраиваются на ночлег. А в лунные ночи голоса их не смолкают круглые сутки. Такую активность нельзя объяснить даже нехваткой корма. Ведь взрослые жаворонки всеядны и одинаково охотно поедают как насекомых, так и семена...
Я недаром так подробно рассказываю о жизни обычной маленькой птички Памира. Если о крупных птицах и зверях в популярной литературе пишется довольно много, то о мелких невзрачных представителях фауны обычно умалчивается. Большинство же путешествующих по нагорью неспециалистов в этой области вообще могут такие объекты и не увидеть. А жизнь маленькой, не всякому заметной птички может оказаться не менее, если не более, интересной, чем у какого-нибудь громадного орла.
Обратный путь на биостанцию показался мне еще более долгим и однообразным, хотя глаз, привыкнув к особенностям пейзажа, замечал в нем все больше и больше признаков жизни.
Возвращаясь, мы огибали Рангкульскую котловину с востока. Вблизи соленого Шоркуля долго ехали по ровной поверхности такыра. Когда-то он был дном озера, но вода давно исчезла отсюда, оставив белые пятна солей. Шоркуль, как и многие другие соленые озера Памира, окружен белым кольцом выпаренных солей. Особенно красиво выглядит это озеро издалека, с высокого гребня какого-нибудь хребта: посреди желтовато-серой котловины синий овал в белоснежной кайме.
По другой стороне котловины мы ехали не случайно. Леониду очень хотелось познакомить меня с еще одним характерным обитателем пустынных долин нагорья - тибетской саджой. Памир - единственное место в нашей стране, где можно увидеть эту любопытнейшую птицу тибетских плато. Будучи ближайшей родственницей нашей обыкновенной саджи, населяющей пустынные равнины Казахстана, Кашгарии и Монголии, тибетская саджа живет только в высокогорье. Но и здесь саджа осталась верна плоским пустынным пространствам, хоть и поднятым на заоблачную высоту. У обыкновенной саджи пальцы ног срослись в плотное образование, напоминающее копыто. Многие и называют ее копыткой. Орнитологи считают, что такое «копыто» - приспособление для ходьбы по раскаленной солнцем почве. Может быть, это и так. Действительно, у тибетской саджи, обитающей в пустынях высокогорий, где почва никогда не раскаляется так сильно, как внизу, подобных копыт нет, все пальцы ног раздельны и не имеют даже признаков срастания.
Естественно, что я горел желанием познакомиться поближе с этой любопытной птицей. Однако мне не повезло. Пропетляв километров пятнадцать по глинистым такырам, мы так и не увидели ни одной саджи. Я встретился с саджами гораздо позже и совсем в другом месте. Вот как это произошло.
В один из моих последних сезонов на Памире я вернулся как-то на станцию в конце июля, после долгой работы в холодной Аличурской долине. Едва я успел распаковать багаж и слегка отогреться у жарко горящей плиты, как в дверь ввалился Джура. К тому времени из подростка он уже превратился в солидного парня, главу семьи. В руках у Джуры была большая банка, где в растворе формалина что-то плавало. «Вот уввак,- сказал Джура, радостно улыбаясь, - ты просил». Действительно, я специально оставлял Джуре эту банку с просьбой подстрелить саджу, если подвернется. Просьбу эту он выполнил, наткнувшись на большое скопление саджей в среднем течении реки Акбайтала, невдалеке от Памирского тракта. Конечно, на следующий же день я уже стоял чуть свет на тракте с поднятой рукой.
Джура прекрасно все объяснил, и, прибыв на нужное место, я нашел саджей почти сразу. Сначала невдалеке пролетела пара странных птиц, издававших особые, до сих пор мною ни разу не слыханные звуки. Да и полет их, с глубокими, резкими взмахами крыльев, был очень своеобразен. Это и были тибетские саджи. Раз увидев эту птицу, спутать ее с другой уже невозможно. А еще через некоторое время я наткнулся на целый табунок саджей. Их было штук пятнадцать. Они торопливо уходили от меня по ровной плоскости, перекликаясь отрывистыми криками «увва... ув-вва...». Мне стало ясно, откуда взялось киргизское название этой птицы - уввак. Подпустив меня метров на двадцать, они дружно взлетели и, пролетев с полторы сотни метров, вновь принялись за кормежку. Приземлившись, саджи выстраивались в одну линию и медленно двигались в каком-либо направлении, кормясь на ходу.
Наблюдая птиц, я ходил за ними целый час. Доверчивость их, скорее, даже глупость была поразительна, и мне тогда особенно ясна стала причина столь быстрого истребления саджи на Памире. Потом я наткнулся на другую группу, своим странным поведением приковавшую мое внимание. В группе этой было всего четыре птицы - три самца и одна самка. Последняя, подпустив меня метров на пятнадцать, побежала вдруг прочь, развесив крылья и демонстрируя прочие приемы, типичные для отводящей птицы. Самцы же отлетели подальше, оставив самку одну. Несомненно, где-то поблизости находилось, гнездо или очень маленькие птенцы. Я взволновался до крайности. До сих пор кладку саджи удалось найти только моему таджикскому коллеге Ислому Абдусалямову, пуховых же птенцов не было и у него. Сгоряча я сразу же принялся за поиски, положив на землю рюкзак, чтобы отметить место, откуда начал искать. Но поспешность в таких делах всегда наказуется; потеряв около часа, я несколько поостыл и приступил к более планомерному розыску. Самка за это время присоединилась к самцам, и они все вместе бродили вокруг на расстоянии ста метров от меня, не улетая.
Мне пришлось отойти метров на семьдесят и, взяв самку в поле зрения бинокля, не спускать с нее глаз. Успокоившись, она должна была непременно вернуться к птенцам или к гнезду. Действительно, помедлив некоторое время, саджи медленно двинулись в квадрат моих поисков, где я, кажется, ощупал каждый квадратный сантиметр. И вот скоро, к великому моему восторгу, рядом с самкой появились и покатились следом за ней два маленьких пушистых комочка. Пуховые птенцы!
Дальнейшие мои действия выглядели со стороны, видимо, несколько странно. Человек стремительно бросался на ничем не примечательное пустое место и начинал ползать на четвереньках. Но хотя я совершенно точно заметил место, где только что были птенцы, обнаружить их опять не удалось. Отлично понимая, что никуда убежать они не могли, а затаились где-то тут, я обыскал каждый камешек, каждый кустик, которых, кстати, было очень немного на гладкой поверхности почвы.
