Лесная быль. Рассказы и повести - Радзиевская Софья Борисовна (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
— Держи! — успел он крикнуть, взмахнул руками, и щука, пролетев по воздуху, тяжело шлёпнулась на песок, у самой воды.
— Держу! — ещё громче завопил я и, подпрыгнув, всем телом навалился на бьющуюся добычу, хватая её за голову.
— Тише ты! — крикнул Мишка поднимаясь, но щука, изогнувшись, впилась зубами мне в руку.
— Ай-яй! — тут уж я завопил изо всей силы. Но в ту же минуту Мишка подскочил, размахнулся и корягой стукнул щуку по голове. Щука замерла. Осторожно палочкой разжав её усеянную иголками-зубами пасть, Мишка освободил мою израненную руку.
— Ты бы ей ещё ногу в пасть сунул, — посоветовал он. — Не видишь — у ней зубов на четверых хватит… Ну ничего, в речке промой, и бежим наверх. Уху в двух котелках заварим. Здорово! Ладно я сам проснулся да уж у самого обрыва был, когда ты скричал,
— Я всё равно думал, — отвечал я, задыхаясь от боли и волнения, — я всё равно думал, — пускай руку откусит, так я её всё равно животом держать буду.
Щука неподвижно лежала, вытянувшись на отмели. Тёмно-зелёная спина её и яркие пятнышки на боках так и горели на утреннем солнце.
— Смерить-то нечем, — огорчился Мишка, — никак не меньше метра. Эх, и старик обрадуется, небось ругаться позабудет, — хвастливо добавил он и, осторожно потыкав щуку корягой, подхватил её под жабры. — Бежим, что ли!
Жёлтые глаза мёртвой щуки блестели так ярко и злобно, что я невольно потрогал покрытую мелкими точками-уколами вспухшую руку.
— Бывают щуки даже больше человека, — сказал я, взбираясь на обрыв. — Очень старые. Такая сотни лет живёт, она и человека затянуть под воду может.
Но насладиться радостью старика Мишке не пришлось. Он подходил к костру, высоко держа щуку на вытянутых руках, и вдруг остановился.
— Серёжка, гляди, чего это с ним? — сказал он растерянно.
Василий Петрович лежал лицом кверху, с широко раскрытыми глазами и дышал прерывисто и тяжело. Видимо, он нас не узнавал.
— Захворал совсем, — проговорил Мишка. — Вот те клюква-ягода.
— Захворал, — испуганно повторил я. — Мишка, что же нам делать?
— За водой сходить, — решил вопрос Мишка. — Над ним стоять — немного поможет, а мы его ухой накормим — сразу поздоровеет.
Вытащив из кармана складной нож на цепочке, Мишка разрезал щуке брюхо и вдруг громко вскрикнул.
— Мишка, что ещё случилось? — испугался я.
— Она уж наобедалась, гляди!
Из разрезанного живота щуки выглядывала щучья голова поменьше.
— Свою же подружку заглотила. А может и та кого слопала? — проговорил Мишка. — Да и недавно, щука-то вовсе свежая. А ну, поглядеть — она может тоже пообедала?
Острый Мишкин нож прошёлся по животу проглоченной щуки, и что ж? Из него вывалился окунь немного поменьше,
— Удивление, — покачал головой Мишка, — ну, ладно, некогда забавляться, надо уху варить. Этих-то кидай дальше, они нам негодны.
Щуку Мишка вычистил быстро, вода в котелке забулькала, в воздухе вкусно запахло ухой, а мы в нерешительности стояли около Василия Петровича, не решаясь с ним заговорить.
— Мишка, а вдруг он умрёт? — сказал я в неожиданно всхлипнул.
— Не болтай вздора, — проговорил вдруг сердитый голос. Я так и взвизгнул от радости, а Мишка не удержался — свистнул и тут же зажал рот рукой.
— Василий Петрович, мы щуку какую поймали, — заговорили мы наперебой, — давайте скорее уху есть. Голову хотели сварить, так в котелок не влезла.
Мишка на радостях подставил разинутую щучью пасть к самому лицу больного, но тот равнодушно взглянул на неё и отвёл глаза.
— Пить, — невнятно сказал он, жадно схватил кружку с водой, но не допил, уронил, и глаза его снова закрылись.
— Он нас ночью своим пальто закрыл, а сам так лежал, вот и простудился, — заметил я.
— Нравится так, потому и лежал, — заворчал неукротимый старик, но тут же голос его перешёл в неясное бормотанье и умолк.
Мы постояли около него ещё немного и осторожно, на цыпочках, отошли к костру.
— Мишка, что же делать? — сказал я с отчаянием,
— Есть, — решительно заявил он и опустился на землю. — Кончай всё, ему ещё сварим, жарко — до вечера щука всё равно не продержится. Завтра ещё наловим, может ему тем часом полегчает.
Мишка замолчал.
— А может его бросим, а по речке домой дойдём? Одни! — проговорил он через минутку каким-то странным голосом и даже отвернулся немножко, но я почувствовал, что он за мной пристально следит.
— Мишка, что ты? — от удивления я чуть не выпустил из руки большой кусок рыбы. — Что ты говоришь?
Мишка встряхнул головой и потянулся к котелку, который отставил было в сторону.
— И наломал бы я тебе, кабы ты по-другому ответил, — сказал он. — На проверку это я, какой ты есть товарищ. Кончай уху, травы ещё нарвём, ему чтобы лежать помягче. Корешков ещё накопаем, а то на одной рыбе далеко не уедешь.
— Зовёт! — перебил его я и вскочил с места. — Василий Петрович, вы что сказали?
— Воды согрейте, — медленно проговорил старик. — Нога горит очень. — Он закрыл глаза, поморщился и, видимо сделав большое усилие, снова открыл их. — Дорогу знаете? — отрывисто спросил он. — Домой, на Пашийский завод?
— Ещё чего! — отозвался Мишка, сразу впадая в прежний самоуверенный тон. — Как по шнурку выйду. У меня глаз…
— Сюда-то вы не очень по шнурку шли, — перебил его старик, и глаза его на минуту блеснули прежним насмешливым огоньком. — Или узлом шнурок-то завязывали? Ну, да отсюда проще: по реке дойдёте. Только прямиком для сокращения идти не пробуйте.
Старик помолчал.
— Ступайте домой, ребятки, — договорил он мягче. — Мне воды оставьте побольше, еды не надо. А я вам план нарисую, как меня найти — для тех, кто искать пойдёт. Найдут легко. Только… пусть поторопятся, с ногой у меня плохо.
Мы посмотрели друг на друга. Я заметил, что у Мишки дрогнули губы. Мне тоже дышать стало трудно.
— Не пойду! — упрямо сказал вдруг Мишка и даже ногой топнул. — Поправитесь — вместе пойдём. Кто вас тут кормить будет?
Брови старика грозно зашевелились и начали сдвигаться.
«Рассердился», — подумал я и испугался, но тут же решился: — И я не пойду! — сказал я, но топнуть не посмел. — Мы вам палку вырежем, потом и пойдём все. Я так не могу, как же вы один тут останетесь?
— Стой! — крикнул Мишка и хлопнул меня по плечу. — Уж я всё придумал. Доктора нужно? Нужно. Я один и пойду на завод. А ты здесь останешься, что надо, Василию Петровичу делать будешь. Ладно?
— Один? — спросил я, и мне даже жарко стало, но тут же я спохватился: — Останусь! Иди, Мишка. Только, — тут я на минутку запнулся. — Только ты, Мишка, очень скоро придёшь? С доктором?
— Без меня всё решили и устроили, а я у вас вроде куклы? — сердито заворчал было Василий Петрович и даже попробовал приподняться. Но я с удивлением заметил, что сердится он не так, как вчера, и даже как будто и не сердится вовсе. — Вместе идите, говорю, — продолжал он с усилием. — Вы не понимаете, почему так нужно, а я понимаю, — договорил он каким-то странным голосом.
И тут Мишка завёл руку за спину и ущипнул меня так крепко, что я чуть не вскрикнул.
— Хорошо, дядень… то есть Василий Петрович, — сказал он послушно, я даже рот открыл от удивления. — Мы только корешков наготовим: вам оставим и себе возьмём. Мы вашу лопатку возьмём. Можно? Поворачивайся, Серёжка!
Спустившись с обрыва к реке, Мишка с размаху воткнул лопатку в землю.
— Когда болен кто крепко, нипочём ему перечить нельзя, — серьёзно проговорил он. — Ты ему не говори. Серёжка, а пойду я один. Ему и воды тут подать надо и всё. А я уж быстро махну, дня через два назад вернусь. Не сомневайся!
Я кивнул головой.
Мы работали быстро, но молча, говорить не хотелось.
Вернувшись к костру, наложили в горячую золу такой запас корневищ оситняка, что его хватило бы Мишке на неделю. Потом доварили и разделили щуку. Наконец, когда всё было сделано, Мишка завязал мой плотно набитый мешок и вскинул его на спину.
— Ну, — сказал он и крепко закрутил левой рукой хохол, — коли что, Серёжка, уж так.