Натуралист на Амазонке - Бейтс Генри Уолтер (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
6 и 7 августа. Покинув ситиу Антониу Малагейты, мы продолжали наш путь по излучинам реки, по большей части в юго-восточном и юго-юго-восточном направлении, но иногда прямо на север. Пройдя миль 15, остановились у дома мамелуку Паулу Кристу, с которым я познакомился в Авейрусе. Здесь мы провели ночь и часть следующего дня; утром мы в течение пяти часов как следует поработали в лесу, а затем присоединились к хозяину дома. После полудня 7-го мы были снова в пути; река на небольшом расстоянии выше дома Паулу Кристу делает изгиб к востоко-северо-востоку, затем резко поворачивает на юго-запад и течет по этому направлению около 4 миль. Тут начинается холмистая местность внутренней области: ей предшествовал поросший великолепным лесом утес, поднимавшийся из воды почти отвесно до высоты около 250 футов. Ширина реки здесь не превышала 60 ярдов. Лес выглядел по-новому вследствие обилия пальмы урукури, ее великолепная крона состояла из широких пластинок, симметрично расположенных жестких листочков.
Вечером мы добрались до дома последнего цивилизованного поселенца на реке — сеньора Жуана Араку, сухощавого, проворного человека, завзятого охотника; мне хотелось подружиться с ним и уговорить отправиться со мной в селение мундуруку и к водопаду Купари, милях в 40 вверх по реке. Я задержался в ситиу Жуана Араку до 19-го, а когда плыл вниз по реке, снова провел там 14 дней. Здесь очень удобно было коллекционировать животных и растения. Лес тут не зарос подлеском, и по нему на много миль в разные стороны тянулись тропинки. Пользы от двух моих матросов как от охотников тут не было никакой, и чтобы занять их, пока мы с Жозе ежедневно трудились в лесах, я велел им выстроить монтарию под руководством Жуана Араку. В первый же день нашли подходящее дерево для оболочки лодки — из породы под названием итауба-амарелу, желтой разновидности каменного дерева. Его срубили и вырезали из ствола бревно 19 футов длиной; бревно с помощью людей моего хозяина вытащили из лесу по дороге, на которую положили куски дерева цилиндрической формы, служившие в качестве катков. Расстояние составляло около полумили. Канатами, применявшимися для перетаскивания тяжелого груза, служили плотные лианы, срезанные с окружающих деревьев. Эта часть работы заняла около недели; затем бревно при помощи крепких стамесок выдолбили через прорезь по всей длине. Трудная часть дела была выполнена, я оставалось только расширить отверстие, приладить две доски на борта и две полукруглые доски на концах, устроить банки и законопатить щели.
Растяжка выдолбленного таким образом бревна — операция весьма ответственная и не всегда успешно заканчивается: не раз хорошая оболочка портится, раскалываясь или неправильно растягиваясь. Сначала ее устанавливают на козлах прорезью вниз над большим костром, огонь в котором поддерживают семь-восемь часов; процесс требует неусыпного внимания, чтобы не появились трещины, а обшивка правильно изогнулась у обоих концов. В прорезь вставляются деревянные распорки, изготовляемые из кусков плотного и упругого дерева и закрепляемые клиньями, и раствор их постепенно изменяется, по мере того как обрабатывается та или иная часть лодки. Наша каска (оболочка) оказалась хорошей; она долго остывала, и форма ее все это время сохранялась благодаря деревянным поперечным распоркам. Когда лодка была готова, ее спустили на воду. Мы веселились вовсю: вместо флагов подняли цветные носовые платки, а затем стали грести вверх и вниз по реке, чтобы испытать лодку. Мои люди испытывали неудобства от отсутствия монтарии не меньше меня самого, так что это был радостный день для всех нас.
В этих местах я добавил к моей коллекции около 20 новых видов рыб и значительное число мелких пресмыкающихся однако птиц для коллекции я встретил очень мало. Значительное число самых ярких насекомых было для меня ново и они относились к видам, свойственным только этой части долины Амазонки. Самым интересным приобретением была; большая и красивая обезьяна вида, которого я прежде невстречал, — коаита, или паукообразная обезьяна, с белыми бакенбардами (Atelesmarginatus). Однажды в лесу я видел, как две обезьяны медленно перебирались по ветвям высокого дерева, и подстрелил одну; на другой день Жуан Араку сбил, еще одну, быть может, вторую из пары. Обезьяны этого вида почти такой же величины, как и обычные черные, о которых да рассказывал в одной из предыдущих глав; тело у них такое же тощее, а конечности одеты грубой черной шерстью; однако они отличаются тем, что бакенбарды и треугольное пятно на макушке головы у них белого цвета. Мясо у этой обезьяны, по-моему, самое вкусное изо всего, что я когда-либо пробовал. Оно напоминало говядину, но было сочнее и слаще на вкус. Во время.нашего пребывания в этой части Купари мы не могли добывать почти ничего съестного, кроме рыбы, и после трех дней такой диеты я очень ослабел, так что мне волей-неволей пришлось воспользоваться мясом нашей коаита. Куски тушки мы не посолили, а прокоптили, положив их на несколько часов на решетку из веток, установленную над огнем, точно так же, как туземцы, когда у них нет соли, заготовляют впрок рыбу — так называемый мукьяр. Мясо в этом климате портится быстрее чем за сутки и солить его бесполезно, если только куски не нарезаны предварительно тонкими ломтиками и не высушены тотчас же на солнце. Обезьяньи тушки сохранялись у меня около двух недель; последним куском была рука со сжатым кулаком; я очень скупо расходовал тушку, подвешивая ее в промежутках между моими скромными трапезами на гвоздь в каюте. Только самая крайняя необходимость принудила меня настолько приблизиться к людоедству — нам здесь лишь с величайшим трудом удавалось добывать достаточное количество животной пищи. Почти каждые три дня работу над монтарией прекращали, и все отправлялись на день на охоту и рыбную ловлю, но нередко возвращались ни с чем, потому что, хотя в лесу водилось сколько угодно дичи, она была слишком рассеяна и оттого недоступна. Рикарду или Алберту приносили иногда черепаху или муравьеда, и этого нам бывало довольно на день. Мы познакомились здесь со многими своеобразными блюдами, в том числе с игуановыми яйцами: они продолговатой формы, около дюйма в длину и покрыты гибкой скорлупой. Ящерица откладывает около четырех десятков яиц в дупле дерева. У них маслянистый вкус; люди ели их сырыми, сбивая с фариньей и добавляя щепотку соли; я мог есть их только приправляя соусом тукупи, полный большой кувшин которого у нас всегда был наготове, чтобы заглушать вкус непривлекательных яств.
Однажды, когда я один и без оружия занимался энтомологией в сухом игапо, где деревья стояли довольно далеко одно от другого, а земля была покрыта на 8-10 дюймов сухими листьями, я едва не столкнулся с удавом. Я только что зашел в небольшую заросль, чтобы поймать насекомое, и уже накалывал его, как вдруг меня испугал резкий шум неподалеку. Я взглянул на небо, полагая, что налетел порыв ветра, но ни малейшее дуновение не шевелило верхушек деревьев. Выходя из кустов, я встретился лицом к лицу с огромной змеей, спускавшейся по склону; под ней трещали сухие ветки. Прежде я нередко точно так же встречался с меньшим удавом — кутим-боией, и, зная повадки этого семейства, был твердо уверен, что опасности нет, а потому остался на месте. Увидев меня, пресмыкающееся внезапно повернулось и, ускорив движения, поползло вниз по тропе. Желая рассмотреть размеры змеи, а также краски и узоры на ее коже, я пошел за ней; однако она поползла еще быстрее, и мне не удалось подойти к ней достаточно близко. В движении ее было очень мало змеиного. Быстро двигавшееся сверкающее тело змеи с ее разноцветной кожей казалось струей бурой жидкости, текущей по толстому слою опавших листьев. Пресмыкающееся спускалось к более низменным и влажным частям игапо. Тут дорогу змее преградил громадный ствол вывернутого с корнем дерева; не сворачивая со своего пути, она скользнула поверх ствола и вскоре углубилась в густые болотистые заросли, где я, разумеется, не стал ее преследовать.
