Горностай - Йыгисалу Харри Владимирович (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
Не следует думать, что горностаи держатся возле селений из чистого любопытства, хотя об этих животных и говорят, что они любопытные.
Человек проявлял заботу о горностаях с незапамятных времен. Правда, не отдавая себе в этом отчета. Как же иначе расценить то, что он обеспечивает в своем доме раздольную жизнь мышам и крысам, отдавая им на откуп сусеки с зерном, мешки с мукой, бурты картофеля и овощей, бочонки масла и круги сыра.
Длиннозубые грызуны — верные спутники человека. Не имеет никакого значения, что люди ненавидят мышей и крыс, а те, в свою очередь, не выносят людей. Тем не менее отделаться друг от друга они не могут.
Интерес горностая к месту жительства человека или устройству с ним под одной крышей прежде всего определяют четвероногие опустошители амбаров, но, конечно, и то, что возле жилья постоянно попадается что-нибудь съедобное — можно наткнуться на куриные потроха, на свиную требуху или рыбьи внутренности и наесться досыта, до отвала, а то и утащить в гнездо припасов на целую неделю.
А доверять человеку все-таки нельзя. Прежде всего из-за собак. Обычно собака есть в каждом хуторе. Собака для горностая опасна. Насколько опасна, зависит от ее характера и привычек, но ничего хорошего от нее ждать нельзя. Стоит только заглянуть во двор, тут же тревогу поднимет, на ничтожный шорох реагирует — принимается противно гавкать.
Бывает и хуже, когда собака бросается за горностаем в погоню, преследует его по пятам. Тягаться с ней в беге — дело безнадежное. Собаку надо облапошить: под самым ее носом скрыться в норе, забраться под дом, в любую небольшую дырочку. Пускай себе лезет следом!
Люди считают горностая самым кровожадным хищником, который нападает на — животных крупнее его самого, от него нет спасения ни зайцу, ни косуленку; он может за одну ночь передушить всех кур в курятнике. Конечно, так оно и есть, но, прежде чем говорить об этом, следует подумать, во имя чего горностай губит животных. Горностай задирает только ради собственного существования или ради своих детенышей, иначе они умрут с голоду — и род их навсегда исчезнет с лица земли.
Человек давно притупил унаследованный от далеких предков хищнический инстинкт собаки, приучил ее к служению, спорту и разным своим делам. Во имя дружбы и верности многие собаки по прихоти человека выступают в роли хищника, загрызают, если могут, по его наущению и себе на радость. Самостоятельность собака давно утратила. Какая самостоятельность может быть у шавки, которая большую часть жизни сидит на цепи подле амбара или на коврике в комнате, а на охоту отправляется с поводком на шее или в рюкзаке за плечами хозяина?
Другая людская любимица — кошка. С кошками у горностаев отношения складываются нисколько не лучше, чем с собаками.
Хотя кошек можно особенно не опасаться, разумнее все-таки и от них держаться подальше. Тут сказывается обычная неприязнь маленького хищника к большому, который в два счета спустит с тебя шкуру, и нетерпимость к конкуренту по пище, а проще к тому, кто тебя объедает. Ведь у кошки те же охотничьи угодья, что у горностая, хотя зачем они ей? Ведь ей дома брюхо набивают. Хозяйка ее балует, детишки с ней играют, хозяин приносит с моря свежей рыбки. Зачем же ей еще мыши, птенчики да птичьи яйца? В ноле и в кустах она самый настоящий вредитель — разоряет гнезда пернатых, и зайчатам от нее житья нет. Терзает ради лакомства. Налопается с вечера мяса, налакается молока и отправляется в лес за птичками, вытянув хвост и прижав уши. Нисколько не беспокоится о том, что охотничьего билета не имеет.
НА ЧЕРДАКЕ
Чердак пришелся горностаям по душе в качестве места жительства и игровой площадки. Помещение просторное, и разных вещей много — сундуки, туески, прялка и ткацкий станок, старые хозяйственные принадлежности, за которыми хорошо прятаться в веселой игре и в случае опасности. На чердак вела лестница из сеней, но можно было забраться и прямо со двора — по углу стен под карниз, а оттуда через щель на чердак.
Игра горностаев — это бешеная погоня. Они носятся друг за дружкой, прячутся, ищут, причем один старается вскочить на другого, и снова пускаются наутек. Забираются вверх по стене, балансируют на перекладине между стропилами, помогая себе хвостом, фыркают и показывают преследователю зубы. В играх проходит значительная часть жизни малышей. Они резвятся в одиночку и парами, но настоящий размах игры обретают тогда, когда у детенышей прорезываются глаза и они выходят из гнезда.
С первых же недель начинается обучение жизненным навыкам и физическое воспитание. Родители показывают разные приемы, а детеныши, следуя за ними, стараются подражать. Длинное и гибкое тело горностаев самой природой предназначено для того, чтобы легко пролезать в узкие отверстия, прокрадываться, подкарауливать и кидаться в атаку. Слух у них прекрасный, нюх отменный, зрение поразительно острое. Однако заложенные от природы данные требуют совершенствования, постоянных тренировок и дальнейшего развития. В противном случае они ослабнут, а это неминуемо приведет к голоду и постепенному угасанию.
Острым зубам и хищному нраву горностая животные, на которых он охотится, противопоставляют быстрые ноги, большие уши, чуткий нос, осторожность и страх, заложенные в каждой их клеточке. Горностай должен быть умнее, искуснее, проворнее и сильнее своих жертв.
Горностаи заботливо относятся друг к другу, подзывают, нежно урча, встречают с радостным визгом. Это уже не игра, а солидарность, присущее им чувство общности. Они трогательно ждут или разыскивают напарника, готовы пожертвовать собой ради его защиты. Вероятно, тут можно говорить о взаимном расположении, симпатии или любви, если воспользоваться нашими понятиями.
Впрочем, у дикого зверя не так уж много времени для нежностей. Горностаю тоже приходится быть на страже: хитростью, зубами и когтями защищать самого себя, свое гнездо и детенышей. Врагов у него достаточно.
ПРИВИДЕНИЯ
— В этом доме нечисто! — сказал бы каждый, кто остался ночевать в Таммисту, — Здесь кровь стынет в жилах, как в каком-нибудь старом рыцарском замке.
В кромешном мраке вдруг что-то как громыхнет, будто где-то внизу свалили кости в кучу. Так же внезапно все затихает, однако через минуту раздается быстрый топот — кто-то несется вверх по лестнице и вот уже мечется по чердаку.
Дробный стук прокатывается по потолку — шумное свидетельство побега смертельно испуганной жертвы и нарастающей погони кровожадного хищника, — затем доносится пронзительный вопль крысы, он нарастает и множится, отражаясь от стен и крыши, пока не затихает совершенно. Горностай не мучает свою добычу, не ждет, когда она умрет от страха. Он налетает с быстротой молнии, разом щелкает клыками — и крыса протягивает лапки, она свое отбегала.
Трудно сказать, так ли безнадежно глупы были мыши и крысы, что не могли оценить происходящего в их крепости, либо настолько простодушны, что по-прежнему разыгрывали хозяев, дрались из-за лучших кусков, позволяли себе разгуливать в подвале, в комнатах и на чердаке, прогрызать стены и полы, портить припасы и грязнить помещения, повсюду оставляя помет и противный запах. Кажется, давно уж нора было проститься с подвалом, с теплыми гнездышками и с корнеплодами, уйти куда глаза глядят, покуда душа с телом не расстались.
Между тем все еще находились легковерные, которые надеялись переждать бурю на месте, потому что каждый вечер, а иногда и днем откуда-то из-под пола или с потолка доносился шорох, настораживающий горностаев. Просто они не могли спокойно сомкнуть глаза, когда слышали шум или писк. У них это в крови: они должны разобраться, кто, где, почему… И в рыцарском замке снова появились привидения.
НАВОДНЕНИЕ
Весна наступила неожиданно. Собственно, это было первое серьезное предзнаменование весны, потому что здесь по-на-стоящему теплая погода устанавливалась не так скоро — сказывалось ледяное дыхание моря. Но на сей раз юго-восточный ветер принес с материка разогретый воздух, окутав землю и море густой пеленой тумана. Снег с шумом съезжал с тростниковой крыши, на каждой тростиночке висели прозрачные капельки и больше не замерзали. Буквально за одну ночь канавы возле шоссе и полей наполнились до краев, потоки устремились к морю, однако ручей все еще был скован зимним панцирем, который, судя по всему, вот-вот должен распасться, развалиться, уступить бурному натиску вод. На следующий день с обеда повалил мокрый снег, постепенно перешедший в дождь, все более усиливавшийся.
