Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман - Севастьянов Анатолий Александрович
Тигрица опять шла прямо, никуда не сворачивая. В широкой пади Сандо наконец остановился и сказал, что дальше идти нельзя — негде будет ночевать. А тут есть зимовьюшка.
В зимовье широкие нары, железная печка на крупных камнях, небольшой столик, полочки, закопченный чайник, керосиновая лампа без стекла. Все так устали, что навели немножко порядок в избушке, притащили валежника на дрова и повалились на нары. Только у Сандо хватило сил готовить ужин. Он осмотрел со всех сторон большой кусок изюбрятины, убрал приставшие кое–где шерстинки и на пне зимовья порубил топором мороженое мясо на небольшие кусочки. Сложил их в кастрюлю, спустился к ручью и залил водой.
Синицы и поползни, хоть и наступили сумерки, слетелись к пню собирать крошки от мяса…
Сандо расталкивал всех, заставлял есть.
— Саня, чего сидишь? Бери ложку. Яша, не клади голову в миску.
Все были сонные. Олег не понимал, зачем растолкали его и силой подняли с нар.
Сандо быстро управился со своей порцией, присел на поленце возле печки и, пошевеливая палкой сухие дрова, стал рассказывать:
— Приехал я первый раз в Москву. Пришел в столовую, взял первое, второе, поставил на свободный столик, пошел за ложкой и вилкой.
Все настороженно прислушались. Не часто Сандо что- нибудь рассказывал. Олег тоже придвинулся к столу, хотя усталость совсем отбила у него аппетит. А Сандо продолжал:
— Столовая большая, чистая. На стенах рисунки всякие. Культурно так, красиво. Возвращаюсь с ложкой и вилкой. Смотрю, за моим столом уже негр сидит и преспокойно так ест мой суп. «Ах ты…» — думаю. Подхожу, сел возле него и давай хоть второе есть. А сам смотрю на него в упор, думаю: «Ну и нахал попался». Он, вижу, застеснялся вроде. Ложку так неуверенно стал носить. А потом совсем его совесть заела, встал он из?за стола и ушел. И тут, как поднялся он со стула, освободил место, я смотрю — за его спиной, на соседнем столике, мои тарелки стоят.
Все засмеялись, и сон отступил на время. Поужинали и улеглись спать. А ночью пошел снег и засыпал следы. Пришлось возвращаться.
Уже было совершенно ясно, что тигрица больна или ранена, не может ловить свою обычную добычу, поэтому и промышляет в поселках. Прикинули по направлению ее хода, в каком поселке она должна появиться, и выехали туда на машине. Продежурили в поселке весь день и всю ночь — не пришла. Почти неделю не объявлялась. Потом сообщают: уже три дня ловит собак в поселке за рекой.
— Почему сразу не позвонили? — спросил Сандо в поселковом совете.
— Думали, пускай немного бродячих собак половит. Стрелять их у нас никого не заставишь, хоть она соберет.
Едва тигрица поняла, что за ней началась охота, ушла за длинную ночь так далеко, что охотники не успели за короткий день пройти весь ее маршрут.
Однажды через сутки она оказалась в поселке, до которого по прямой ей надо было пройти шестьдесят три километра. Сомневались, та ли тигрица. Может, другой тигр завернул в поселок? Каждый год наведываются за собаками.
Но когда приехали на место, убедились — та тигрица.
В этом поселке среди бела дня тигрица принялась гонять по двору поросенка. Схватила его и понесла. Прибежал охотник с карабином и начал стрелять вверх.
— Чего ты в небо палишь! — закричал хозяин поросенка. — Убей ее!
— Знаешь, штраф какой платить? Она же из Красной книги.
— А мне кто заплатит?
— Госстрах.
— Дай карабин, сам убью.
— Не дам. Ты или я, какая разница?
— Чего тогда прибежал с карабином?
— А вдруг на людей кинется!
Со всех сторон на шум и выстрелы бежали люди.
— Не подходите, не подходите к ней! — кричал охотник, а сам бежал к тигрице.
Вокруг было уже множество народа. Тигрица, видя, что ей, наверное, не утащить поросенка, бросила его, метнулась к людям, схватила из?под ног собачонку и, держа ее в пасти, как кошка мышонка, неторопливо, степенно потрусила к сопкам. Перемахнула забор и пропала в зарослях.
Потом опять явилась в поселок. Зашла в сарай и задавила двух поросят. Собрался народ, но все боятся подойти близко. Кто выглядывает из?за забора, кто из дверей.
Вдруг мимо идут двое с дня рождения — муж и жена. Оба хорошо погуляли, друг друга поддерживают.
— Чего тут происходит? — спросила женщина.
— Уходи быстрее! Тигра в сарае поросят задрала!
Муж тут же шмыгнул в дверь соседнего дома, а жена выдернула из пня топор.
— Я ей покажу поросят! — ринулась с топором в сарай.
Тигрица выскочила, схватила женщину за руку и повалила на землю. Все закричали. Тигрица оставила женщину и опять ушла в сарай, к поросятам.
Прибежал охотник с карабином, но зверь выскочил так стремительно, что охотник не успел выстрелить. Тигрица сбила его с ног, раздробила зубами плечо и побежала из поселка.
И охотника, и женщину отвели в больницу.
Приехала бригада охотников, а им сообщают: позвонили из другого поселка, тигрицу видели уже там.
— Сколько можно за ней гоняться? — ругался Алексей.
— Что поделаешь, если навыка нету, — ответил Сандо. — Кто у нас на тифа охотился? Никто.
— Пусть вертолет вызывают и ищут, — не унимался Алексей.
— А сколько других тигриных следов встречали, — возразил Сандо. — С вертолета опять перепутаешь и не заметишь как.
Глава седьмая
Всю душу вымотала Олегу эта собака, запертая в зимовье без воды и пиши. Из продуктов, до которых она могла добраться, оставалась мука.
«Но будет ли она ее есть? А пить что? Может, разобьет окно? — думал он. — Хотя вряд ли понимает, что его можно разбить. Да и как, чем разобьет? Носом? Лапой?»
— Не переживай ты. Таких собак в любом поселке на помойке десяток поймаешь, — сказал Алексей, хотя знал: Шельма могла быть хорошей охотничьей собакой. Не везло ей с хозяевами.
Раньше с ней охотились на изюбрей. Охотник выходил в тайгу, пускал собаку и ждал. Как только она находила изюбря, сразу загоняла на скалу, на отстой, и начинала облаивать. Тут добыть изюбря ничего не стоило.
Однажды осенью хозяин Шельмы заметил, что она стала принюхиваться, жаться к ногам. Взял палку и на собаку — работай! Та убежит, а на отстой никого не ставит. Выпал первый снежок. Разбирается охотник по следам и видит: отбежит Шельма и крутится поблизости, только чтобы на глаза не попадать. Тигр неподалеку прошел — напугалась. Охотник опять за палку. А она спряталась под выворот и дрожит. Охотник подошел по следу. Шельма видит, карабин снимает — бежать. Он всю обойму разрядил — не попал.
С тех пор ни разу ее не видел, хотя и жила она первое время в том же поселке, на помойках кормилась.
Потом ее приласкали два приезжих, взяли в тайгу. Надеялась — на охоту. А на нее надели прочный ошейник и стали привязывать на тигриной тропе.
Шельма испуганно заглядывала людям в глаза, беспокойно перебирала лапами, как будто обутыми в белые тапочки.
Люди деловито привязали короткую прочную цепь. Рядом шумело Японское море. Серые камни уходили вниз до самой воды. Пахло водорослями, которые прибой бурыми лентами разбросал по камням. С другой стороны от тигриной тропы высились скалы и расползалась по сопкам Приморская тайга. Деревья были уже без листьев, стояли угрюмые, темно–серые. Пожухлая, ноете не поваленная холодом высокая трава подступала в речной долине к самой тропе.
Люди оставили собаку и пошли в обход скал.
Шельма села и стала ждать… Никто не возвращался к ней. Она поднимала нос, старалась по запаху понять, где люди. Садилась, вытягивалась столбиком и замирала, слушала острыми ушками. Потом попятилась, натянула цепь и покрутила из стороны в сторону головой, пытаясь стащить ошейник. Он не поддавался. Шельма села и начала поскуливать.
Где?то за сопками скрылось солнце. Море потемнело. Одинокий черный баклан пролетел низко над водой. Шельма завыла. Временами взлаивала, как будто причитала в плаче.
А в стороне, над тигриной тропой, прятались в скалах люди с фотоаппаратами и лампами–вспышками. Они специально приехали фотографировать тигра.
