Змеи-гиганты и страшные ящеры - Бломберг Рольф (читать книги без регистрации .TXT) 📗

Местные жители никому не рассказывали об этом тайнике. Но один из них, зная, что я охочусь только с киноаппаратом, проводил меня в черепашьи угодья.

Два дня мы шли по тяжёлой болотистой местности. Кое-где приходилось топорами расчищать в зарослях путь для себя и осла, который нёс наш багаж — провиант, палатки, камеры. То, что предстало нашему взгляду на третий день, вознаградило нас за все труды. Мы словно перенеслись в седую древность.

В болоте шириной с полсотни метров лежало восемь здоровенных черепах; кругом на полянах и в зарослях мы насчитали ещё десяток-полтора. Все они были намного крупнее тех, которых я фотографировал в Ла-Фе; я мог поклясться, что иные весили по 150–200 килограммов, а то и больше. Они были совсем непуганые — только, когда мы подходили вплотную, втягивали в панцирь голову и ноги и слышался свист вытесняемого воздуха. Эти черепахи почти глухие, можно рядом стрелять, а им хоть бы что.

Они были, несомненно, весьма преклонного возраста. Черепахи вообще относятся к самым долговечным животным на земле, а галапагосским великанам, считают многие исследователи, принадлежит рекорд — они доживают до 200–250 лет. Можно услышать и цифру 500 лет, но это, скорее всего, преувеличение.

О внешности исполинских черепах английский капитан Вудс-Роджерс, посетивший Галапагос в прошлом веке, писал: «В природе нет ничего безобразнее этой твари с панцирем, чёрным, как уголь, похожим на крышу старого экипажа». Его современник, американский военный моряк Девид Портер, так подвёл итог своим впечатлениям: «Трудно представить себе более неуклюжее и неприятное на вид животное».

Что верно, то верно — красавицами их не назовёшь (хотя, на мой взгляд, есть животные поуродливее). Когда черепаха вытянет свою морщинистую шею и разинет беззубую пасть с мясистым, словно распухшим, языком, никого не потянет целоваться с ней. Зато маленькие черепашата очень милы, и панцирь их покрыт тонким узором, словно вырезанным рукой китайского мастера. И ведь так со многими животными: взрослые кажутся нам уродами, а детёныши хороши. Я не знаю среди млекопитающих зверя, который был бы на вид гротескнее, чем бегемот. А бегемотёнком можно залюбоваться!

В черепашьих угодьях я снял много уникальных фотографий и кинокадров. Наша палатка стояла на поляне возле одной из троп, ведущих к водоёму, и часто громадные рептилии шествовали мимо лагеря. Они двигаются медленно (высшая скорость не больше трёхсот метров в час!), но верно, словно танки, ломая кактусы и ветки на своём пути. Иногда на спине черепахи едут бесплатные пассажиры — птички, которые склёвывают с панцирей случайно прилипшие семена, ловят мух и прочих насекомых.

Галапагосские черепахи — растительноядные, но не отказываются и от скоромной пищи. Мой гваякильский друг, профессор Фёгели, провёл интересные наблюдения и убедился, что черепахи не только охотно едят мясо, но и сами умеют его добывать. Он бросал им крыс, которые попадались в его крысоловки, рептилии уписывали их с удовольствием. А одна из них, весом в полтораста килограммов, загрызла и сожрала попугая, у которого были подрезаны крылья. Потом она же очень ловко убила носуху — выпрямив ноги, замерла, как изваяние, и, когда носуха забралась под неё, раздавила несчастную своим весом. Это не была случайность: она всегда привставала, когда к ней подходили куры и утки или другие обитатели профессорского сада.

Из своих двух первых поездок на Галапагосские острова я привёз немало огромных черепах в Швецию. Одна попала в стокгольмский зоопарк, другие — в Музей естественной истории, ещё несколько — в Аквариум в Гётеборге. Их нетрудно перевозить, надо только оберегать от холода. Упомянутый выше капитан Портер сообщает, что заходившие на Галапагос китобои грузили на суда по двести-триста черепах в запас, и они, «как ни удивительно, жили в трюмах по году без воды и пищи».

Наши музеи получили от меня и других редких пресмыкающихся с Галапагосских островов, правда, не живых, а законсервированных. Это были ящерицы — морские игуаны и конолофы. Особенно своеобразна первая из них, единственная в мире подлинно морская ящерица. Она встречается на островах в огромном количестве, можно видеть колонии по нескольку тысяч животных, которые настолько бесстрашны, что лишь с величайшей неохотой уступают дорогу человеку. Самые крупные достигают ста тридцати сантиметров в длину, цвет — серо-чёрный с зелёным и кирпичным отливом, вдоль спины тянется гребень из острых роговых шипов. Покрытая крупной чешуёй морда делает их похожими на древних динозавров в миниатюре. Это миролюбивейшие животные; когда вы их ловите, они, конечно, вырываются, но не пытаются укусить вас, только сердито кивают головой, да иногда выпускают из ноздрей две струйки воды. Будь это не вода, а огонь — вот вам и маленький дракон! Но если морская ящерица сумеет спрятаться между шероховатых камней, которых на этом вулканическом острове бездна, извлечь её оттуда почти невозможно, даже за хвост. У неё острейшие когти, она цепляется ими за малейшие неровности и в то же время вся раздувается. Тяни за хвост, дёргай, сколько влезет, она как в тисках зажата.

В своей книге о Галапагосе Уильям Биб рассказывает о бесстрашии морских ящериц. «Чтобы проверить, можно ли привить им чувство страха, я поймал в силок ящерицу средней величины, подбросил её в воздух, несколько минут поиграл с ней, потом отпустил на волю. Она отбежала на несколько метров, повернулась и посмотрела на меня. Без сопротивления дала снова поймать себя. Шесть раз я ловил её, играл ею — и ничего, разве что она стала ручнее после такого немилосердного обращения. Любое другое животное было бы вне себя от ужаса». Когда я говорю, что это единственная подлинно морская ящерица, это не значит, что она большую часть времени проводит в воде. Просто она всю свою пищу добывает в море. В прилив морские ящерицы неподвижно лежат на камнях и утёсах, но в отлив они сползают вниз и принимаются есть водоросли. Они превосходно плавают и ныряют, даже среди бушующего прибоя, однако редко идут в воду по своей воле. Это и к лучшему, ведь море здесь кишит акулами. Если бросить ящерицу в волны, она тотчас возвращается на берег.

Но и на суше у неё есть враги — одичавшие собаки. Люди перестали преследовать морских ящериц: кожа у них грубая, за неё плохо платят, мясо не очень-то вкусное. Правда, я знавал одного старика, который чуть не каждый день ловил себе морскую ящерицу на обед.

— Не потому, чтобы я их так любил, да и вид у них довольно противный, — объяснял он. — Тут другое: я слишком ленив, чтобы ловить морских черепах или охотиться на коз и свиней. А мяса хочется.

Сходство морской ящерицы с драконом помогло одному американцу снять потрясающие кинокадры. Он сделал из картона миниатюрный город, где дома были не больше коробки из-под печенья, и пустил в него «драконов». Началась катастрофа: здания рушились, сминались под ногами ящериц, весь город обратился в развалины. Получился драматический эпизод, достойный знаменитого фильма «Затерянный мир».

Вторая галапагосская ящерица, конолоф, — сугубо сухопутное животное. Величиной она примерно равна своей родственнице, но насколько красочнее — белый, жёлтый, оранжевый, кирпичный, чёрный цвета. Зато нрав у неё сварливый; когда ловишь конолофа, он норовит укусить, а челюсти у него сильные и зубы острые, — так цапнет, долго будешь помнить!

Впервые я встретился с конолофом на острове Южный Сеймур, в лощине, которую мы назвали Долиной смерти, такое множество козьих скелетов и черепов там валялось. Мрачное впечатление усугубляли тёмные отверстия пещер в скале, и росли тут одни лишь огромные кактусы. Словно преисподняя с рисунка Доре.