Марли и мы - Грогэн Джон (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Следующие две недели Дженни оставалась в больнице, исколотая шприцами, подвергнутая бесконечным осмотрам специалистов отделения пренатальной диагностики, подсоединенная к различным аппаратам и внутривенной капельнице. Я взял отпуск и, оставшись единственным родителем при Патрике, старался управиться со всем – со стиркой, кормлением ребенка, счетами, работой по дому, уборкой садика. О да, чуть не забыл, и еще с одним живым существом в нашем доме. Рейтинг бедного Марли стремительно упал с позиции второй скрипки до бедолаги, отчисленного из оркестра. Даже когда я не обращал на него никакого внимания, он пытался сохранить свой статус, не упуская меня из виду. Он преданно следовал за мной, пока я летал по дому с Патриком под мышкой, свободной рукой в это время пылесосил, носил белье или стряпал. Вот я иду на кухню, чтобы поставить грязные тарелки в посудомоечную машину, а Марли бредет сзади и, сделав несколько кругов, выбирает идеальное место и валится на пол. Однако вскоре я уже мчался перекладывать вещи из стиральной машины в сушилку. Он снова следовал за мной, кружил, трогал лапой половики, пока они не разглаживались в соответствии с его запросами, а потом плюхался на них. Но я уже бежал в гостиную за газетами. Так мы и жили. Если ему везло, я делал перерыв в своем сумасшедшем графике и трепал его за уши.
Однажды ночью, после того как Патрик заснул, я в изнеможении свалился на диван. Марли прыгнул ко мне и, пристроив свою игрушку мне на колени, уставился на меня огромными карими глазами.
– Ох, Марли, – сказал я. – Я устал до смерти.
Тогда он положил морду под игрушку и принялся подбрасывать ее в воздух, ожидая, что я попытаюсь поймать ее.
– Извини, приятель, – ответил я. – Не сегодня.
Он нахмурился и поднял морду. Его прежняя жизнь неожиданно разлетелась в пух и прах. Его хозяйка загадочно исчезла, хозяин не хотел с ним играть, и вообще все переменилось. Он тихо заскулил, и я увидел, что он пытается понять: «Почему Джон не хочет играть? Что случилось с ежедневными утренними прогулками? Почему мы больше не проводим бои на полу? И где именно находится Дженни? Она ведь не могла сбежать с тем далматинцем из соседнего квартала, правда?»
Впрочем, новая жизнь Марли не была напрочь лишена радостей. С одной стороны, я быстро вернулся к своему добрачному (читай: неряшливому) образу жизни. Полномочиями, возложенными на меня как на единственного взрослого в доме, я отменил кодекс домашней жизни женатой пары и провозгласил отмененные когда-то холостяцкие правила обязательными на подвластной мне территории. Пока Дженни лежала в больнице, рубашки можно было надевать дважды, даже трижды, пока на них не появлялись яркие пятна от кетчупа; молоко можно было пить прямо из пакета, а сиденья унитаза оставлять в поднятом положении, пока кому-то не понадобится на них сесть. К величайшему удовольствию Марли, я совсем перестал закрывать дверь в ванную. В конце концов, в доме остались одни мужчины. А раз так, то имело смысл разрешить пить из крана в ванной. Дженни ужаснулась бы, но с моей точки зрения такой вариант точно был лучше варианта с унитазом. Теперь, когда окончательно была принята политика поднятого сиденья (и, как следствие, политика поднятой крышки тоже), мне нужно было предложить Марли достойную альтернативу привлекательному фарфоровому бассейну с водичкой, то есть унитазу, где так и хочется поиграть в подводную лодку.
У меня появилась привычка не до конца закрывать кран в ванной после умывания, чтобы у Марли была возможность слизать несколько капель прохладной свежей воды. Пес не пришел бы в больший восторг, даже если бы я построил ему точную копию аттракциона «Водные горки». Он выгибал шею вверх и всасывал воду, стуча хвостом по раковине. Жажда его была безгранична, так что я сделал вывод, что в прошлой жизни он был верблюдом. Впрочем, вскоре я понял, что создал себе ванного монстра: через некоторое время Марли начал ходить в ванную и без меня. Он стоял там и, пожирая несчастным взглядом кран, лизал его в ожидании хоть маленькой капельки, тыкал носом ручку крана, пока у меня не лопалось терпение и я не отправлялся включать ему воду. Поить его из миски оказалось не нужно.
Следующим шагом на пути нашей деградации до уровня варваров стало принятие душа. Марли понял, что может просовывать голову через занавеску ванны и ловить уже не струйку, а целый водопад. Я мылился, и тут его большая рыжевато-коричневая морда неожиданно возникала передо мной и Марли утолял жажду брызгами душа. «Только нашей мамочке не говори», – предупреждал я его.
Я старался провести Дженни и заставить ее поверить, что мне удается без особых усилий держать все под контролем. «О, мы там отлично ладим!» – говорил я и, поворачиваясь к Патрику, добавлял: «Не так ли, дружок?» На это он давал стандартный ответ: «Пяпя», а потом, показывая на вентилятор на потолке: «Витилятлл!». Но Дженни все поняла. Однажды, когда мы с Патриком приехали со своим ежедневным визитом, она долго смотрела на нас с недоверием и, наконец, спросила:
– Христа ради, что ты с ним сделал?
– Что ты имеешь в виду? – ответил я вопросом на вопрос. – С ним все отлично. Да, сынок?
– Пяпя! Витилятлл!
– Но его одежда, – сказала Дженни. – Какого черта…
Только тогда я сообразил. Что-то было неправильно в единственной детали его туалета, или «однушке», как мы, мужественные папашки, любим называть комбинезончики. Его пухленькие ножки были, как я теперь увидел, продеты в отверстия для рук, которые были такими узкими, что могли затруднить циркуляцию крови. Воротничок свешивался между ножек, словно вымя. Сверху, из расстегнутой ширинки, торчала голова Патрика, а его ручки терялись где-то в широких штанинах. Это было нечто.
– Олух! – воскликнула Дженни. – Ты неправильно его одел.
– Ну, тебе виднее, – ответил я.
Однако игре пришел конец. Не вылезая из кровати, Дженни взяла трубку. Через пару дней, как по мановению волшебной палочки, на пороге нашего дома с чемоданами в руках появилась моя дорогая и любимая тетушка Анита. Медсестра на пенсии, она еще в юности приехала в Америку из Ирландии, а теперь жила в соседнем штате. Тетушка весело принялась наводить порядок. Холостяцкие правила канули в Лету.
Когда Дженни, наконец, выписали, врачи наложили массу строжайших запретов. Если она хочет родить здорового малыша, она должна соблюдать постельный режим как можно дольше. Ей разрешили подниматься, только чтобы выйти в ванную комнату. Раз в день короткий душ, а потом снова в постель. Никакой готовки, никаких смен подгузников, никаких походов за почтой, не поднимать ничего тяжелее зубной щетки (в том числе не поднимать и Патрика). Последний запрет оказался самым тяжелым для нее. Строгий постельный режим, без обмана. Врачам Дженни удалось успешно предотвратить угрозу преждевременных родов, теперь их целью было не дать подобному повториться еще в течение как минимум трех месяцев. К тому времени зародышу было бы 35 недель: на таком сроке он немного слаб, но полностью развит и готов самостоятельно выжить в окружающем мире. Все это означало, что Дженни фактически обречена застыть неподвижно, как ледник. Тетушка Анита, благослови Господь ее милосердную душу, осталась с нами надолго. Присутствие нового партнера для игр доставило Марли несказанное удовольствие. Вскоре он приучил и тетушку Аниту поворачивать кран и оставлять для него воду.
Через несколько дней к нам пришла медсестра. Она вставила катетер в бедро Дженни, прикрепив его к маленькому насосу, работающему от батареек. Последний в свою очередь она прикрепила ремешком к ноге жены. Теперь насос постоянно подавал лекарства, сдерживающие роды, в кровь Дженни. Кроме того, на живот Дженни эластичным бинтом прикрепили огромную присоску, похожую на орудие пыток, с клубком проводов, подсоединенных к телефону. Это была система постоянного контроля за состоянием беременной. С ее помощью медсестра в больнице три раза в день снимала показания пульса ребенка. Я сбегал в книжный магазин и вернулся с огромным количеством книг, которые Дженни проглотила буквально за три дня. Она старалась сохранять присутствие духа, но скука и постоянное беспокойство за здоровье своего не родившегося ребенка удручали ее. Хуже всего было то, что ей, матери 15-месячного сына, запретили подходить к нему, брать его на руки, кормить, когда он был голоден, купать, когда он пачкался, и утешать, когда он плакал. Я клал сына на нее, когда она лежала, и он принимался таскать ее за волосы и совать пальцы в рот. Он показывал на вращающиеся лопасти вентилятора над кроватью и говорил: «Мямя! Витилятлл!» Это заставляло Дженни улыбнуться, но такого общения явно было недостаточно. Она медленно сходила с ума.
