Путь кенгуренка - Даррелл Джеральд (бесплатные серии книг txt) 📗
Пруд был пуст, когда мы подошли к нему; тогда наш любезный хозяин открыл одну «спальню», сунул руку в шуршащее сено и извлек оттуда утконоса. Мне никогда не доводилось видеть живых утконосов, но я уже давно знал их по фотографиям и по фильмам. Я читал про их своеобразное строение, сколько яиц они откладывают, чем питаются и так далее. Словом, мне казалось, что я их основательно изучил, но, глядя на извивающегося зверька на руках у Дэвида, я вдруг понял, что многолетнее заочное знакомство не дало мне ровным счетом никакого представления об индивидуальности утконоса. Причудливый изгиб клюва создавал видимость постоянной благодушной улыбки; в круглых карих глазах-пуговках выражалась яркая личность. Я бы сравнил утконоса с одним из милых родственников Дональда Дака, одетым в меховую шубу, которая была ему велика. Казалось, он сейчас закрякает, — и в самом деле, звук, издаваемый утконосом, напоминал недовольное квохтанье сердитой наседки. Дэвид опустил его на землю, и утконос заковылял, словно детеныш выдры, с любопытством обнюхивая все на своем пути.
Дэвид не только разработал методы содержания утконосов и первым в мире добился того, что они размножались в неволе, — он дважды брался за такое рискованное дело, как доставка утконосов в нью-йоркское Зоологическое общество. Страшно даже подумать обо всех трудностях, сопряженных с таким предприятием! Надо припасти на дорогу тысячи рачков, червяков и головастиков, изготовить специальный платипусариум; надо исподволь, осторожно подготовить животных к путешествию, ведь утконосы чрезвычайно впечатлительны, чуть что не так — откажутся от пищи и зачахнут. О выдержке и сноровке Дэвида говорит уже тот факт, что оба раза он благополучно довез своих питомцев до США, и они много лет жили и здравствовали на новом месте.
— Знаете, в Англии в войну ходил один странный слух, — сказал я Дэвиду. — Это было примерно в сорок втором, если не ошибаюсь. Кто-то рассказал мне, будто в Лондонский зоопарк был отправлен утконос. Больше я ничего не слышал и решил, что все это пустые разговоры. Вы случайно не знаете об этом?
— Нет, то были не пустые разговоры, — усмехнулся Дэвид. — Это факт.
— Как, — удивился я, — в разгар мировой войны через все моря везли утконоса?
— Вот именно, — подтвердил Дэвид. — Чистое сумасбродство, верно? В самый разгар войны Уинстон Черчилль вдруг решил, что ему нужен утконос. То ли он рассчитывал, что это хорошее средство поднять дух людей, то ли собирался как-то обыграть это в пропаганде, то ли просто захотел получить утконоса — не знаю. Так или иначе, Мензис обратился ко мне и поручил поймать утконоса, приучить его к неволе и подготовить к плаванию. Ну так вот, я поймал красивого молодого самца, готовил его полгода, потом решил, что можно его отправлять. Проинструктировал человека на судне, которое должно было везти утконоса, снабдил его кучей письменных наставлений. Команда страшно увлеклась этим заданием, все старались мне помочь, и вот утконос вышел в плавание на «Порт Филипе».
Дэвид остановился, внимательно посмотрел на утконоса, который вознамерился съесть его ботинок, нагнулся, осторожно взял озорника за хвост и водворил обратно в «спальню».
— Представьте себе, — продолжал он, — утконос пересек весь Тихий океан, прошел Панамский канал, пересек Атлантику, и вдруг в двух днях пути от Ливерпуля — подводные лодки! Понятно, пришлось бросать глубинные бомбы. А утконосы, как я уже говорил, страшно впечатлительны и очень восприимчивы к шуму. Разрывы глубинных бомб оказались для нашего путешественника последней каплей, и он испустил дух. В двух днях пути от Ливерпуля!
Мне эта история показалась одним из великолепнейших примеров донкихотства, о каких я когда-либо слышал. Человечество раскололось на два враждующих лагеря, идет самая лютая война в истории, а тут Черчилль с его неизменной сигарой приказывает, чтобы ему подали (подумать только!) утконоса. И вот уже на другом конце света Дэвид терпеливо растит молодого утконоса и старательно готовит его к долгому плаванию через моря, кишащие подводными лодками. Жаль, что у этой истории не было счастливого конца. И все-таки: какой великолепный идиотизм! Сомневаюсь, чтобы Гитлер, даже в минуты умственного просветления, был способен на такое чудачество — в разгар войны потребовать утконоса!
Три дня мы занимались съемками, наслаждаясь очаровательным обществом Дэвида и его жены, а затем пришла пора укладывать снаряжение и отправляться в Мельбурн. Управление природных ресурсов организовало для нас особого рода «охоту», которую мы никак не хотели пропустить; к тому же мы надеялись по пути увидеть одну из удивительнейших птиц Австралии — глазчатую сорную курицу. Итак, мы простились с гостеприимными хозяевами, покинули их чудесный заповедник и направились на юг. Первым «пунктом захода» был маленький городок Гриффитс в сердце Нового Южного Уэльса. По соседству с ним расположен довольно обширный район «малли»: здесь-то мы и надеялись найти глазчатую сорную курицу (она же курица-малли). В Гриффитсе нас встретил Бивэн Бауэн из Организации научного и промышленного исследования (ОНПИ). Под руководством Гарри Фрита, начальника Отдела природных ресурсов ОНПИ, Бивзн занимался изучением экологии и особенностей размножения сорной курицы, поэтому его попросили быть нашим проводником и консультантом.
Малли представляют собой кусты эвкалипта высотой от двух до четырех метров; местами они растут так густо, что их ветви переплетаются и образуют сплошной полог. На первый взгляд малли кажутся сухими и безотрадными, лишенными каких-либо обитателей, на самом же деле это один из самых интересных типов ландшафта в Австралии — многие виды птиц и насекомых приспособились к этой неблагоприятной среде и их больше нигде не найдешь. Подобно тому как на изолированных архипелагах (так было на Галапагосе) нередко развивались уникальные виды, так и зарослям малли, протянувшимся цепочкой через весь континент, присуща своя особая фауна. И, несомненно, самый интересный вид, обитающий в малли, — глазчатая сорная курица, красивая птица с индейку величиной, которая (пользуясь выражением Гарри Фрита) строит «инкубаторы». К сожалению, мы попали в малли не в брачный сезон, но нам все-таки посчастливилось увидеть и инкубатор, и его строителей.
Серо-зеленые заросли встретили нас жарой и безмолвием, и казалось, кругом нет ничего живого. Немного погодя Бивэн остановил машину и сказал, что дальше лучше идти пешком — больше шансов увидеть сорных кур, если они есть поблизости. И вот тут-то, во время нашей короткой прогулки, мы смогли убедиться, что малли вовсе не такие безжизненные, какими кажутся на первый взгляд. Спугнутые нами, шумно взлетели бронзовокрылые голуби; среди опавшей листвы у нас под ногами скользили тоненькие коричневые ящерки с золотистыми глазами. А перевернув гнилую колоду, я увидел притаившегося человеконенавистника — небольшого, но весьма злобного черного скорпиона. Я копнул рукой землю рядом и извлек на свет Божий двух маленьких своеобразных тварей. Посмотришь — ну прямо золотые змейки длиной каких-нибудь десять сантиметров и со спичку толщиной, но приглядись поближе, и различишь по бокам, в углублениях в коже четыре крохотные ноги. Выходит, и это ящерицы, только с рудиментарными конечностями: когда надо двигаться, они их поджимают и ползут по-змеиному. Я был в восторге от своей находки, но Крис рвался вперед, ему не терпелось схватиться с большеногой курой. Я неохотно вернул ящериц в лоно земли, и мы зашагали дальше.
Наконец, выйдя на поляну, мы в центре ее увидели что-то похожее на воронку от небольшой, но мощной бомбы. Окружность самой воронки не превышала мусорный контейнер, зато ширина окружавшего ее земляного вала достигала четырех метров. Бивэн объяснил, что это и есть «инкубатор», и рассказал, как возникают эти странные земляные укрепления.
Зимой самец (иногда с помощью самки) вырывает здоровенную яму, заполняет ее отмершей растительностью, а сверху насыпает песок. Под действием дождя и солнца начинается гниение и температура в инкубаторе повышается. Затем самец вскрывает гнездо, приходят самки и откладывают яйца в несколько слоев, тупым концом вверх. Самец тщательно засыпает их песком. Будь это рептилии, заботы самца на этом закончились бы, он удалился бы восвояси, предоставив солнцу «насиживать» яйца. Но сорные куры — не беспечные рептилии, самец следит за яйцами, и ему нужно, чтобы температура в «инкубаторе» держалась на уровне 35 градусов. Казалось бы, это непосильная задача для какой-то птицы, но самец сорной курицы отлично с нею справляется. То ли язык, то ли нежная оболочка внутри клюва (точно еще никому не удалось определить) служат термометром, и он с поразительной точностью определяет температуру в гнезде. Ежедневно самец погружает открытый клюв в песок и в зависимости от колебаний температуры либо снимает часть покрова, либо наращивает его. Шесть-семь месяцев он неотступно следит за тем, как бы драгоценные яйца не простыли или не испеклись. Его преданность долгу поразительна. Стоит показаться дождевой туче, как он со всех ног мчится к гнезду и насыпает конус из песка, чтобы дождевая вода стекала по этой «крыше». Попробуйте прийти с лопатой и добраться до яиц: тотчас прибежит самец и, стоя рядом с вами, будет засыпать гнездо ногами с такой же скоростью, с какой вы его будете раскапывать. В конечном итоге упорный труд самца вознаграждается — из яиц вылупляются птенцы, но им еще надо пробиться на волю сквозь более чем полуметровый слой горячего песка. Это дело долгое и нелегкое, птенцу требуется от двух до пятнадцати часов, чтобы выползти на поверхность. И когда он, совсем беспомощный, выберется из кучи, то обычно в полном изнеможении бредет в ближайшую тень, где ложится отдохнуть и набраться сил. Но через два часа птенец уже способен довольно быстро бегать, а через сутки он может летать.
