Полосатая спинка. Рассказы - Радзиевская Софья Борисовна (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
— Манюшка… — всхлипнула мать и закрыла лицо руками.
Метель замела все дороги, все тропинки. Снег, липкий, влажный, скопился в затишном месте на густой еловой ветке и вдруг тяжело и мягко, точно из засады, упал на плечи человека в белом полушубке с винтовкой. Человек пошатнулся, схватился рукой за шершавый еловый ствол. Его правая лыжа с размаху воткнулась в маленький снежный холмик.
— Фу-у, на лыжах и то замучился, — сказал человек и, сняв рукавицу, протёр запорошённые весёлые глаза. — Ровно леший с дерева на плечи скокнул. Дядя Степан, далеко ещё бежать?
— Задержаться надо маленько, — отозвался другой, постарше, тоже в белом полушубке, и поправил под рукой автомат. — Светло очень. Моя хата хоть и в лесу и немцев там будто не слышно, а всё поберечься лучше. — Степан помолчал, поправил ушанку и договорил вдруг совсем другим, потеплевшим голосом: — Ребят два месяца не видал, а Манюшка бедовая, вся в меня. Я, говорит, тоже с тобой хочу. В партизаны. Я знать давал с Костей, сегодня, мол, буду. Как ждут-то! Ты это чего?
Передний нагнулся к лыже, завязшей в сугробе, и стоял не разгибаясь. Степан шагнул к нему. Белая фигурка в домотканой рубашонке, сжавшись клубочком, неподвижно лежала в снегу.
— Она! — проговорил Степан внезапно охрипшим голосом и повалился на колени. Маленькое тельце чуть пошевелилось, когда он рывком прижал его к груди. — Она… Вась, да что же это?
— Не теряйся, дядя Степан, — откликнулся Вася и проворно скинул меховые рукавицы. — Живей, в полушубок с головой заворачивай. Пристыла маленько, ничего, отогреется. Вертай назад.
— Назад? — словно во сне проговорил Степан. Манюшка, с головой укутанная в полушубок, неподвижно лежала у него на руках.
— А ты думал — куда? Немцы там, ясное дело. Не теряйся, Дядя Степан. Шагай знай. Там разберёмся.
Землянка вместила столько людей, сколько могла, но не столько, сколько хотело в неё войти. Люди столпились у входа, заглядывали в маленькое оконце. Говорили шёпотом, словно боялись разбудить кого.
Вася не отходил от Степана.
— Оживела! — обрадованно воскликнул он. — Глазами моргает! Дядя Степан, не плачь. Не теряйся, дядя Степан! — И тут же, не скрывая, сам кулаком вытер глаза.
А Манюшка тем временем, и правда, пришла в себя, но видимо, ещё не совсем, потому что не удивилась ни землянке, ни тому, что отец сидит около неё. Но вот она вздрогнула, приподнялась на нарах.
— Тятя, — сказала она. — У нас немцы. Не ходи. Убьют!
И тут силы её кончились, она опустилась на подушку и закрыла глаза.
— Видно, и бежала-то тебя спасать, — сказал старый партизан и бережно накрыл девочку полушубком. — Теперь ей только спать да спать. Собирай народ, Степан!
Манюшка спала долго и крепко под тёплым полушубком, а проснувшись, увидела: землянка пустая, на столе горит маленькая лампа-коптилка, а в углу на чурбашке сидит незнакомый вихрастый мальчишка и смотрит на неё сердитыми глазами.
— А тятя где? — спросила она и испугалась: вдруг мальчишка скажет: «Он тебе приснился».
Но мальчишка шмыгнул носом и вытер глаза кулаком.
— Ушёл, — сказал он. — Все ушли. Немцев бить, которые в вашей хате. — На этом он уже откровенно всхлипнул. — Из-за тебя всё! Меня не взяли. Тебя нянчить оставили. Ишь, сама чуть не с меня ростом! Воды, говорят, подать. А что ты сама не напьёшься? Вон в углу ведро. Пей, хоть лопни!
— А мне такую рёву-корову и вовсе в нянки не нужно, — рассердилась Манюшка и хотела было с нар прыгнуть — показать, что она в мальчишке не нуждается. Не тут-то было: голова у неё закружилась, и ей пришлось снова лечь.
— Ну что? — усмехнулся мальчишка. — Лежи уж лучше. Коли надо, и впрямь воды подам.
Но Манюшке стало не до ссоры.
— К немцам пошли… А может, тятю убьют, — тихо проговорила она и осторожно приподнялась на локте. — Ты скажи, не убьют его?
— Чего там убьют! — Мальчишке понравилось: девчонка, видно, заноза, а его спрашивает. — Разве такие дела делаем. Из-за тебя меня вот не взяли. Я бы им показал…
Манюшка внимательно на него посмотрела.
— Может, и вправду не врёшь, вихрастый, — задумчиво проговорила она.
Мальчишка обиделся. Перемирие, которое уже налаживалось, лопнуло.
— Вихрастый, — передразнил он. — У самой, гляди, коса крючком, даже из сугроба торчала. По крючку и нашли с красной тряпкой.
Манюшка подняла руку, неуверенно потрогала косичку.
— Я шибко бежала, — с усилием заговорила она, припоминая. — Шибко. Не замёрзнуть чтобы. А потом…
— Чего потом-то? — заинтересовался мальчишка и подошёл ближе. — Ты скажи, чего потом? Эх, да она опять спит. Дела! И опять я её, несчастный, сторожи!..
Мальчишка махнул рукой и снова устроился на своём чурбашке. Но ему не сиделось. То и дело он выбегал из землянки и слушал, не хрустнет ли где снег под осторожными шагами. Ждать было жутковато: мягкие шорохи подступали к землянке со всех сторон, ползли с вечерними косыми тенями.
И вот, наконец, по-настоящему хрустнуло. Кажется, лыжи шуршат. Наши? А кто его знает… Мальчугана как ветром сдуло вниз, в землянку.
Скоро в землянке снова стало тесно. Вместе с партизанами тётка какая-то пришла и с ней мальчишка, Манюшки поменьше. Мать она ей, что ли?
— Манюшка!.. — только и сказала мать, да так и приникла к ней, руками обхватила.
А Манюшка проснулась и спросила:
— Мамынька, это ты, а тятя-то жив ли? Ой, вижу, тятя, живой ты!..
— Живой, — ответил Степан и, как был в полушубке, поднял Манюшку с нар и прижал к себе. — Спасла ты меня, доченька, ведь я к немцам прямо в лапы шёл!
Манюшка крепко обхватила шею отца, отстранилась и посмотрела ему в глаза.
— А мне с тобой можно остаться? — спросила она. — Вон у тебя какой-то мальчишка чужой. И ещё дразнится: по косичке с ленточкой, говорит, нашли.
Степан потрепал её по щеке:
— Уж и с ним поцапалась, бедовая! И мать с Ваняткой, и ты тоже тут останетесь. Теперь немцы, если опять к нам домой наведаются, никого не помилуют. Мы им там жару дали. Только ты с Сенькой не вздорь, вы у нас оба вроде связные будете.
— Пусти Манюшку, — попросила мать. — Вот, оденься, дочка, всё я тебе принесла. Нельзя ей было одеться. В кофтёнке пошла. Не думала я её живую увидать…
— Зато с ленточкой! — засмеялся отец и ласково потянул за косичку. — Ишь распустилась. Мать, ты ей опять завяжи.
— Не надо, — заговорил вдруг один партизан и протянул руку. — Дай-ка, мать, ленточку. Мы по кусочку себе на рукава пришьём. На память, как дочка отца спасла.
Манюшка вся вспыхнула и за мать спряталась.
Кто-то тихонько потянул Манюшку за руку. Она живо обернулась: Сенька! И уж совсем собралась было показать ему язык, а он говорит:
— Ты мне тоже кусочек дай. Ладно? Я больше дразниться не буду, как мы оба с тобой теперь связные.
ПЛАТОЧЕК
Рыжий большеголовый мальчишка держал в руках ворону. Одной рукой он прижимал её к груди, а другой щёлкал по носу. Ворона изо всех сил мотала головой, пытаясь освободиться. Перья на загривке стали у неё дыбом, а глаза были злые и испуганные. Она тяжело дышала, широко раскрыв клюв, и пыталась каркнуть. Но каждый раз при этом мальчишка щёлкал её по носу и взвизгивал от удовольствия:
— А, ты так? А, ты так? А я — вот так!
Мальчишка, как нам показалось, был сильный и сердитый. Его рыжие волосы блестели, хитрые серые глаза тоже, а редкие зубы так и оскаливались при каждом щелчке.
Мы с сестрёнкой стояли, взявшись за руки, держа в свободной руке по корзиночке, полной земляники. На глазах у нас были слёзы жалости к бедному воронёнку и страха перед его мучителем. Нам обеим хотелось убежать домой или хоть спрятаться за кустом. Но вместо этого мы, дрожа и не сводя глаз с загорелой веснушчатой руки мальчишки, подходили к нему всё ближе и ближе, точно кролики к удаву. А он, не замечая нас, сидел на пне, широко расставив босые ноги, и всё щёлкал и щёлкал воронёнка по раскрытому беспомощному клюву.
