Марли и мы - Грогэн Джон (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
– О да, – радостно пропел я, – командир вернулся!
Через несколько дней Дженни позвонила мне на работу. Она только что вернулась от доктора Шермана.
– Ирландское счастье, – объявила она. – Мы снова сделали это.
ГЛАВА 11
Все, что он съел
Эта беременность была совсем другой. Выкидыш преподал нам несколько важных уроков, и на этот раз мы не собирались повторять прежних ошибок. Прежде всего, мы с самого начала хранили тайну так, как будто бы это была дата важнейшей военной операции. За исключением врачей и медсестер Дженни, мы не доверились ни одной живой душе, даже родителям. Когда к нам приходили друзья, Дженни потягивала из винной рюмки виноградный сок, чтобы не вызвать подозрений. Помимо секретности, мы и сами стали более сдержанны в проявлениях своей радости, даже оставаясь наедине. В разговорах друг с другом мы начинали предложения не иначе как: «Если все пройдет нормально…» или «При условии, что все будет хорошо…», словно боялись сглазить беременность излишне сентиментальными излияниями. Мы не выпускали нашу радость наружу, опасаясь, что впоследствии она обернется несчастьем и больно ужалит нас.
Мы убрали все химикаты и пестициды, не собираясь наступать на те же грабли. Дженни стала приверженцем натуральных очистителей, таких как уксус, который сгодился даже на то, чтоб чистить стены от слюны Марли. Мы обнаружили, что борная кислота, белый порошок, смертельный для жуков и безопасный для человека, – прекрасное средство против блох. Если же все-таки требовалось применение химических средств, мы доверяли эту работу профессионалам.
Дженни вставала на рассвете и выводила Марли на прогулку к воде. Я просыпался, только когда они уже возвращались, принеся с собой соленый запах океана. Моя жена стала эталоном крепкого здоровья во всем, кроме одного. Каждый день, причем в течение всего дня, ее тошнило, и она боялась, что ее вот-вот вывернет наизнанку. Но Дженни не жаловалась, наоборот, казалось, она радуется каждому приступу тошноты, поскольку это был знак того, что важный процесс внутри нее протекает нормально.
И это было действительно так. На этот раз Эсси взяла мою видеопленку и записала первые, неясные, зернистые изображения нашего ребенка. Мы услышали, как бьется его сердце, как пульсируют четыре маленькие сердечные камеры. Мы увидели очертания его головки и сосчитали все четыре конечности. В кабинете УЗИ неожиданно появился сам доктор Шерман, огласивший, что все идет прекрасно. Он посмотрел на Дженни и своим раскатистым голосом спросил:
– Детка, ты чего плачешь? Ты должна радоваться! Эсси легонько стукнула его своим блокнотом:
– А ну-ка, ступайте отсюда, оставьте ее одну.
Затем она перевела взгляд на Дженни, будто бы говоря: «Ох уж эти мужчины, они совсем ничего не понимают!»
Что ж, когда дело дошло до совместной жизни с беременной женщиной, я действительно перестал что-либо понимать. Я не приставал к Дженни, сочувствовал ее тошноте и боли, старался не слишком явно гримасничать, когда она настаивала на том, чтобы почитать мне вслух книгу «В ожидании ребенка». Я говорил ей комплименты типа: «Ты выглядишь потрясающе. Правда. Как стройный маленький магазинный воришка, который засунул баскетбольный мяч под майку». Я даже делал все возможное, чтобы не замечать ее все более странного и неординарного поведения. Через некоторое время я был на короткой ноге с работниками ночной смены круглосуточного супермаркета, потому что мог в любое время суток заявиться, чтобы купить мороженого, яблок, пучок сельдерея или жевательную резинку с таким вкусом, о существовании которого я и не подозревал.
– Вы уверены, что это чесночный вкус? – спрашивал я. – Жена сказала, что надо обязательно со вкусом чеснока.
Как-то вечером, когда Дженни была на пятом месяце, ей взбрело в голову, что пора купить носочки для ребенка. Конечно, они нужны, согласился я, и, конечно, когда придет срок, мы купим все необходимое. Но она имела в виду не то, что они нам нужны через несколько месяцев, она сказала, что носочки нужны прямо сейчас.
– Нам нечего будет надеть малышу на ножки, когда мы повезем его из роддома, – произнесла она дрожащим голосом.
Не важно, что до окончания ее срока еще четыре месяца. Не важно, что к тому времени на улице будут студеные плюс тридцать два. Не важно, что даже такой болван, как я, знает, что после выхода из материнского чрева ребенок будет с ног до головы закутан в пеленку.
– Милая, ну хватит, – сказал я. – Будь разумнее. Сейчас воскресный вечер, восемь часов. Где я должен искать носочки для малыша?
– Нам нужны носочки, – повторила она.
– У нас впереди куча времени, чтобы купить их, – стоял я на своем. – Недели, даже месяцы.
– Я так и вижу его голенькие крошечные пальчики, – захныкала она.
Спорить было бесполезно. Я долго колесил по окрестностям, ворча сквозь зубы, пока не нашел круглосуточный гипермаркет, где и купил пару веселеньких носочков, настолько смехотворно крохотных, что их можно было принять за грелки для больших пальцев. Когда я приехал домой и вытряхнул их из сумки, Дженни успокоилась. Наконец-то у нас были носки. Слава богу, мы успели отхватить последнюю пару, пока не иссяк государственный стратегический запас, что могло случиться в любой момент без предупреждения. Крошечные пальчики нашего ребенка теперь в безопасности. Можно было лечь спать.
По мере того как проходила беременность, я продолжал заниматься с Марли. Каждый день я работал с ним, и теперь сам уже мог повеселить друзей, крикнув «Лежать!» и продемонстрировав, как Марли, будто подкошенный, падает лапами кверху. Он правильно выполнял команды (если только не появлялся иной объект, поглощавший его внимание, например, другая собака, кошка, белка, бабочка, почтальон или плывущие по воде водоросли); он садился (если только ему не очень хотелось стоять) и держался рядом (пока не появлялось что-то настолько соблазнительное, что стоило маленького удушья ошейником, – собаки, кошки, белки, см. выше). Он делал успехи, но это не значило, что он повзрослел и стал спокойной, хорошо воспитанной собакой. Если я грозно возвышался над ним и решительно выкрикивал команды, он подчинялся, иногда даже с радостью. Тем не менее основные черты его характера оставались неизменными.
Вдобавок он с завидным аппетитом ел манго, которые кучами валялись на земле в нашем садике. Каждый плод весил полкило или даже больше и был настолько сладким, что после него начинали болеть зубы. Марли ложился на траву и, зажав спелый плод передними лапами, начинал выгрызать зубами мякоть. Большие куски у него в пасти походили на лепешки, но когда он окончательно выплевывал их, было похоже, что их подержали в кислотной ванне. Иногда он валялся в саду часами, полностью поглощенный своей фруктовой страстью.
Как и в случае с каждым любителем фруктов, кое-что в его организме начало меняться. И вскоре наш задний дворик оказался весь в огромных лепешках жидких, ярких собачьих экскрементов. Единственным преимуществом этой ситуации являлось следующее: чтобы случайно наступить в эти лепешки, нужно было быть совершенно слепым. А когда поспел весь урожай манго, они стали напоминать цветом светоотражающие оранжевые указатели дорожных ремонтников.
Он ел и другие вещи, и они тоже выходили из него. Свидетельства я наблюдал каждое утро, когда убирал задний двор. Здесь пластмассовый солдатик, там резинка. В одном месте покоробившаяся пробка от бутылки содовой. В другом – изжеванный колпачок от ручки. «Так вот куда подевалась моя расческа!» – воскликнул я однажды.
Марли поедал банные полотенца, губки, носки и салфетки. Особенно он любил синие бумажные полотенца, которые, пройдя обработку в кишечнике, походили на голубые флаги, венчавшие каждую оранжевую горку.
Но не все съеденное выходило из Марли по доброй воле, поэтому его тошнило легко и часто, будто больного булимией. Мы слышали, как он издает громкое гааак! в соседней комнате, бросались туда, но к этому времени очередной предмет уже плавал в луже непереваренных манго и собачьего корма. Поскольку Марли был прекрасно воспитан, он никогда не блевал на деревянный пол или хотя бы на кухонный линолеум, если мог сдержаться. Он всегда целился на персидский ковер.
