История моих животных - Дюма Александр (читать книги без регистрации полные .txt) 📗

У него разыгрался аппетит: он заказал еще двенадцать дюжин остендских устриц и еще пол бутылку вина той же марки.

Затем появился суп из ласточкиных гнезд; виконт налил его в чашку и выпил как бульон.

— Право же, господа, я сегодня в ударе, — сказал он. — Мне очень хочется позволить себе одну прихоть.

— Позволяйте, черт возьми! Вы здесь распоряжаетесь.

— Я обожаю бифштекс с картофелем. Официант, бифштекс с картофелем.

Официант, удивленный, смотрел на виконта.

— Ну что, — спросил тот, — вы не понимаете?

— Понимаю; но мне казалось, что господин виконт уже сделал заказ.

— Верно; но это добавочное блюдо, я отдельно заплачу за него.

Арбитры переглянулись. Принесли бифштекс с картофелем, и виконт съел все до последней крошки.

— Готово!.. Теперь рыба.

Принесли рыбу.

— Господа, — произнес виконт, — вот эта рыба водится только в Женевском озере, но ее все же можно раздобыть. Мне показали ее сегодня утром, когда я завтракал: она была еще живая. Ее доставили из Женевы в Париж в озерной воде. Рекомендую вам это изысканное блюдо.

Через пять минут на тарелке лежали одни рыбьи хребты.

— Официант, фазана! — приказал виконт.

Принесли начиненного трюфелями фазана.

— Еще бутылку бордо той же марки.

Принесли вторую бутылку.

С фазаном было покончено за десять минут.

— Сударь, — сказал официант, — мне кажется, вы ошиблись, потребовав фазана с трюфелями перед сальми из ортоланов.

— Ах, черт возьми, и правда! К счастью, мы не договаривались о том, когда я буду есть ортоланов, не то я проиграл бы пари. Официант, сальми из ортоланов!

Принесли сальми из ортоланов.

Птичек было десять; виконт быстро проглотил их.

— Господа, — сказал он, — дальше совсем просто: спаржа, горошек, ананас и клубника. Вина: полбутылка констанцского, полбутылка хереса. Потом, разумеется, кофе и ликеры.

Всему настал свой черед: фрукты и овощи были добросовестно съедены, вина и ликеры выпиты до последней капли.

Виконт потратил на обед один час четырнадцать минут.

— Господа, — сказал он, — согласны ли вы, что все было честно?

Арбитры подтвердили.

— Официант, карту!

В то время еще не говорили «счет».

Виконт бросил взгляд на сумму и передал карту арбитрам.

Вот она:

Счет проверили: он был правильным.

Карту отнесли противнику виконта, обедавшему в задней комнате.

Он вышел через пять минут, поклонился виконту и, вытащив из кармана шесть билетов по тысяче франков, протянул ему.

Это была сумма пари.

— О, к чему было так спешить, сударь, — сказал виконт. — Впрочем, вы, может быть, хотите отыграться?

— Вы готовы предоставить мне эту возможность?

— Вполне.

— Когда же?

— Да прямо сейчас, сударь, если это доставит вам удовольствие, — с великолепной простотой ответил виконт.

Проигравший размышлял в течение нескольких секунд.

— Ну, нет! — ответил он. — Право же, после всего увиденного я верю, что вы способны на все.

XXVIII

СУД И ПРИГОВОР МИСУФУ

Мы расстались с Мисуфом, когда он пожирал в вольере ткачиков, кардиналов и вдовушек.

Поймать его было нетрудно.

Закрыв вольеру, мы отдали виновного в руки правосудия.

Надо было решать его участь.

Мишель высказывался за один ружейный выстрел.

Я воспротивился этому наказанию, казавшемуся мне слишком жестоким.

Я предложил подождать следующего воскресенья, с тем чтобы Мисуфа судили друзья, обычно приходившие в этот день.

Помимо сбора еженедельных гостей, можно было объявить внеочередной созыв.

Предложение было принято, и суд отложили до воскресенья.

Пока что Мисуфа заперли на месте преступления. Мишель убрал все до единого трупы, которыми тот лакомился без зазрения совести. Мисуфа посадили на хлеб и воду, и Мишель стал его стеречь.

В воскресенье собрались еженедельные друзья, были созваны чрезвычайные друзья, и нас оказалось достаточно для того, чтобы начать суд.

Мишель был назначен прокурором, Ножан-Сен-Лоран — защитником.

Должен сказать, что присяжные были настроены явно недоброжелательно, и после речи прокурора почти не оставалось сомнений в смертном приговоре.

Но ловкий адвокат, принявший обвинение всерьез, призвал на помощь все свое красноречие и обрисовал в надлежащем свете простодушие Мисуфа, хитрость обезьян, некую вялость четвероногого, бешеную активность четвероруких. Он доказал, что последние, близкие к людям, должны испытывать человеческие дурные побуждения. Он показал неспособность Мисуфа замыслить подобное злодеяние. Он изобразил его спящим сном праведника; поведал, как безмятежный сон внезапно был прерван мерзкими тварями, которые, находясь против вольеры, давно уже задумали это преступление. Виделось, как Мисуф, наполовину проснувшись, потягивается, мурлычет, разевая розовую пасть, где выгибается язык, похожий на языки геральдических львов; как он выслушивает, шевеля ушами (доказательство его несогласия), гнусное предложение, с каким посмели к нему обратиться; вначале он ответил отказом (адвокат уверял, что его подзащитный вначале отказывался), затем он — юный, обладающий податливым характером и развращенный кухаркой (в нарушение полученных ею строгих указаний она кормила его вместо молочной кашки или бульона кусочками легких, остатками бычьего сердца и обрезками отбивных, пробуждая в нем аппетит хищника), — понемногу поддался на уговоры, скорее по слабости и из подражания, чем из жестокости и чревоугодия; еще не совсем проснувшись, жмурясь, на нетвердых ногах он последовал за презренными обезьянами, настоящими подстрекателями к преступлению. Адвокат взял обвиняемого на руки, показал его лапы, обратил внимание на их строение, воззвал к анатомам, заклиная их сказать, можно ли такими конечностями открыть запертую на задвижку вольеру. Наконец, он позаимствовал у Мишеля его замечательный «Словарь естественной истории», открыл статью «Кот», разделы «Кот домашний», «Кот полосатый», и доказал, что Мисуф, не наделенный тигровой раскраской, не становится от этого менее привлекательным, поскольку природа наградила его белой шкуркой, символом его характера; в заключение он с горячностью ударил по книге.

— Кот! — вскричал он. — Кот!.. Вы увидите, чтo прославленный Бюффон, человек в кружевных манжетах, писал, припав к стопам Природы, о котах:

Что же, — воскликнул оратор, прочитав о физиологии своего клиента, — что остается мне сказать теперь?.. Мисуф, бедняга Мисуф, разве он явился к нам с фальшивым аттестатом, подписанным Ласепедом или Жоффруа Сент-Илером, чтобы сгладить впечатление от статьи господина де Бюффона? Нет. Кухарка сама отправилась за ним к господину Акуайе, она полезла за бедным животным в кучу хвороста, где он прятался; она обманула хозяина, чтобы смягчить его сердце, сказав, что нашла котенка плачущим в подвале. Дали ли ему понятие о преступлении, которое он совершил, задушив этих несчастных птичек, погубив эти бедные крошечные создания, конечно, достойные жалости за то, что были задушены, но, которые, в конечном счете, — особенно перепелки, предназначенные в пищу человеку, — рано или поздно должны были быть умерщвлены, а теперь они избавлены от ужаса, какой должны были испытывать всякий раз, как видели приближающуюся к их пристанищу кухарку?.. Наконец, господа, я взываю к правосудию: с тех пор как изобрели слово «мономания» для оправдания человеческих преступлений, то есть преступлений двуногого и лишенного перьев животного, наделенного свободной волей; после того как при помощи этого слова спасли головы величайших преступников, — не согласитесь ли вы, что несчастный и достойный сочувствия Мисуф поддался не только естественным инстинктам, но еще и постороннему влиянию?.. Я все сказал, господа. Я требую для моего подзащитного преимущества смягчающих обстоятельств.