Рассказы охотника - Скребицкий Георгий Алексеевич (бесплатные серии книг txt) 📗
Зато в сумерки я сам начал выпускать его.
Летал он обычно недалеко: над домом, над двором. Потом сядет на сарай и начнет ухать, будто в лесу.
Филюша хорошо знал свою кличку.
Стоило мне его позвать, он мигом слетал с крыши и садился мне на руку или на плечо.
Когти у него были большие, острые, и для прогулок с Филюшей я стал надевать старую ватную куртку, чтобы он меня не поцарапал.
Один раз вечером я, по обыкновению, выпустил Филюшу погулять. Налетавшись, он сел на крышу. Я позвал его, чтобы нести домой, но на этот раз он и не — подумал лететь ко мне.
С ним будто что-то случилось. Сколько я его ни звал, Филюша так и не спустился. Сидит себе на крыше, будто не слышит.
Я жду, что же дальше будет. Посидел он так, взмахнул крыльями, сделал круг над двором и исчез в темноте.
Не прошло двух-трех минут, как в грачиной роще поднялся страшный переполох.
«Неужели грачи даже в темноте заметили Филюшу и опять дерут его?» Я побежал в рощу. Грачи кричат, а рассмотреть ничего не могу. Так и вернулся ни с чем.
Подхожу к крыльцу, и что бы вы думали? Филюша уже дома. Сидит на крыльце, на перилах, а в лапах убитого грача держит.
Вот, значит, отчего так переполошились в роще грачи! Спали себе на деревьях, в темноте и не заметили, как на них Филюша напал. А филин ночью все отлично видит. Схватил он одного грача, задрал и притащил себе на ужин.
После этого случая я уже больше не стрелял для филина птиц: знал, что он и сам о себе позаботится.
Так и было. Каждый вечер летал Филюша в грачиную рощу и возвращался с добычей.
Если дверь в сени бывала заперта, он влетал через ближайшее окно в мою комнату, и я относил его в чулан.
День ото дня ночные прогулки Филюши становились все продолжительнее, иногда он возвращался домой только под утро.
Лето уже кончалось. Я собирался уезжать в город. Для перевоза филина сделали прочную деревянную клетку.
Накануне отъезда поздно вечером ко мне в гости приехал мой приятель. Перед этим мы с ним очень долго не виделись. Наговорились мы с ним вволю, и я уложил гостя спать у себя в комнате, а сам лег в столовой.
Вдруг среди ночи слышу крик. Я вскочил. Зажег свет. Вижу — из коридора вбегает мой приятель: лицо испуганное, бледное.
— Успокойся, успокойся, — говорю, — что случилось?
Приятель только рукою на дверь показал.
— Там кто-то есть, или, может, мне померещилось… — пролепетал он. — Сплю. Вдруг как зашумит… Гляжу, а в окно кто-то лезет, огромный, с рогами, глаза так и горят…
— Да это Филюша! — рассмеялся я. — Ручной филин. Я и забыл тебя предупредить, а ты испугался спросонок. Эх, ты!
Я взял свечу и пошел в комнату. Товарищ опасливо направился за мной.
Когда мы вошли в мою комнату, Филюша сидел на подоконнике. В когтях он держал не грача, а молодого зайца. Это была его первая настоящая охота.
Наутро мы уехали в город и увезли с собой Филюшу. С тех пор он живет в просторной клетке, в живом уголке у школьников.
Кошка Машка
Поехал я зимою в Северный край охотиться за медведями. Поздно вечером добрался я наконец до глухой лесной сторожки. Она находилась километров за семьдесят от железной дороги. Там жил знаменитый охотник дядя Дрон.
Хорошо после долгого пути по холоду, среди заснеженных таежных лесов, очутиться в жарко натопленной избушке за самоваром, слушать рассказы о лосях, о медведях и предвкушать удовольствие предстоящей охоты.
Мы не спеша допивали большой самовар и обсуждали, куда завтра отправиться на охоту.
Вдруг в наружную дверь кто-то начал громко царапаться.
— Дядя Дрон, наверно собака в дом просится, — сказал я.
— Нет, это кошка Машка домой вернулась. — Он встал и открыл дверь.
В комнату ворвались клубы морозного пара, и вместе с ними вбежал кто-то серый, большой, не меньше дворовой собаки.
В избушке было темновато, я я не мог разглядеть, кто именно, только уж никак не кошка. «Конечно, собака», подумал я. Но в этот миг «Машка» бесшумно, по-кошачьи, шмыгнула в дальний угол и в один прыжок исчезла на печке. Оттуда из темноты на меня блеснули два желтых кошачьих глаза.
— Дядя Дрон, кто же это у тебя? — удивился я.
— Говорю — кошка, — засмеялся хозяин.
— Да что ты! Какая это кошка? Такая огромная!
— А это кошка не городская, а наша, лесная, таежная. Кис, кис, кис! — поманил он. — Иди-ка, молочка налью.
Он взял крынку и мисочку.
Машка мягко спрыгнула с печи и направилась к столу.
Я с изумлением увидел перед собой большого серого зверя с кошачьей мордой и куцым, будто обрубленным хвостом.
Зверь недоверчиво покосился на меня и подошел поближе к хозяину.
— Да это же рысь! — вскрикнул я.
— А разве рысь не кошка? — опять засмеялся старик.
Я ничего не ответил и с любопытством разглядывал огромного лесного кота. А тот преспокойно уселся возле лавки и лакал молоко из миски, будто самая обыкновенная домашняя кошка.
Голова у Машки была кошачья, только гораздо больше, с пушистыми баками, а на ушах торчали черные кисточки. Лапы были огромные и тоже по-кошачьи мягкие.
Наевшись, Машка встала, подошла к хозяину и начала тереться головой о его ногу, потом вспрыгнула на лавку и уселась рядом с ним.
— Ах ты, баловница! — говорил дед, почесывая ее за ухом и под шеей.
Машка растянулась на лавке и замурлыкала, да так громко, будто заработал маленький моторчик.
— Можно ее погладить, не тронет? — спросил я.
— Можно, можно… Машка, это свой, не бойся.
Я погладил ее по спине. Шерсть у нее была густая и очень мягкая, как дорогой плюш. Я угостил Машку кусочком сыра. Она долго его нюхала, фыркала, забавно топорща большие жесткие усы, наконец распробовала и съела.
Через час-другой мы уже были совсем друзьями: Машка терлась головой о мою ногу и лезла ко мне на колени.
— Вот ведь что значит кошачья порода! — добродушно улыбнулся дядя Дрон. — Собака — та хозяина знает, к чужому не пойдет, а кошка все едино — кто приласкал, тот и друг.
В это время в дверь опять начали скрести.
«Кто ж это теперь, уж не медведь ли? У дяди Дрона кого не встретишь!» подумал я.
Старик отворил дверь, и в комнату кубарем влетела охотничья собака лайка. Я вскочил с лавки, загораживая от нее рысь. «Сейчас сцепятся!» думаю.
Но Машка даже не шевельнулась. А лайка проскочила мимо меня, подбежала к рыси и с налета самым дружеским манером лизнула ее в нос. Машка фыркнула и потянула к собаке мягкую, бархатную лапу.
— Не бойся, не подерутся, — засмеялся хозяин. — Жучка ведь Машке кормилицей доводится.
— Как кормилицей?
— Очень обыкновенно. Она Машку выкормила.
— Значит, Машка у тебя в доме и выросла?
— А то как же! Я ее прошлым летом из гнезда совсем крохотной достал. Принес и думают как же ее выхаживать? А на ту пору у Жучки щенки народились, тоже еще совсем маленькие, слепые, целых шесть штук. Думаю, была не была, попробую-ка я рысенка вместе с ними Жучке подсунуть. Может, в компании она и не разберет. Взял я всех щенят, отнял у нее, положил в кошолку и рысенка туда же в общую кучу. Жучка носится вокруг меня, на задние лапы становится, визжит, скулит, детей назад просит. А я не отдаю. Думаю, пускай-ка они в кошолке все перемешаются. Рысенок собачьим духом получше пропахнет, да и мать-то о детях соскучится, молоко ей подопрет. Тогда некогда будет разнюхивать, кто свой, кто чужой. Часа два продержал я щенят с рысенком в кошолке, а потом всю компанию разом и подложил.
Обрадовалась Жучка, что детей назад вернули, разлеглась на подстилке. Щенята прямо к ней под живот лезут, и рысенок туда же. Присосались все, чмокают, кряхтят. Напились молока, раздулись, как пузыри, и тут же возле матери пригрелись — и спать. Так и прижился с ними рысенок. А как начал подрастать, шустрый такой стал, всех своих молочных братьев и сестер обижает. А Жучка его за своего кутенка так и считала, лижет бывало, блох ищет; ей и невдомек, что это зверюга, да еще котенок — самый лютый собачий враг.
