В дебрях Южной Африки - Рид Томас Майн (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
У двух последних видов рог не загнут назад, а направлен острием вперед, и, так как оба эти носорога держат голову низко склоненной, их длинное острое копье оказывается нередко в горизонтальном положении. Формой и длиною шеи, посадкой ушей, да и многими другими особенностями черные носороги существенно отличаются от белых. Несходны они и образом жизни. Черные питаются преимущественно листьями и ветвями колючих кустов, таких, как колючая акация или «стой-погоди», тогда как белые живут травой. Черные свирепей нравом — они набрасываются и на человека и на любого зверя, какой попадется им на глаза, а иногда как будто даже срывают свою ярость на кустах и разносят их в клочья.
Белые носороги тоже довольно свирепы, если их поранить или раздразнить, но, в общем, склонны к миролюбию и позволяют охотнику пройти мимо, не причинив ему вреда. Они легко жиреют, и мясо их пригодно для еды. Из всех африканских животных ни одно так не ценится за мясо, как теленок белого носорога. Напротив, черные носороги никогда не жиреют, и мясо у них жесткое и невкусное.
Рога всех четырех идут у туземцев на различные нужды, так как они крепки, прекрасной фактуры и отлично поддаются полировке. Из самых длинных рогов местные жители выделывают массивные трости, а также шомполы для своих ружей. Рога покороче идут на молотки, стаканы, ручки для разных небольших инструментов и тому подобные поделки. В Абиссинии и других областях Северной Африки, где в ходу мечи, их рукояти делаются из рогов носорога. Шкура носорога также идет на различные изделия, между прочим — на кнут, известный под названием «ямбок», хотя ямбок из шкуры бегемота ценится выше.
У африканских носорогов, как мы уже упоминали, кожа не имеет ни складок, ни шишек, характерных для их азиатского сородича, но и у них она далеко не мягкая. Она так толста и труднопроницаема, что обыкновенная свинцовая пуля нередко сплющивается, ударяясь о нее. Чтобы она могла наверняка пробить шкуру носорога, ее отливают из особо твердого сплава.
Носорог не относится к водяным животным, вроде бегемота, однако и он любит водную стихию, и его не часто встретишь вдалеке от воды. Всем четырем африканским породам по нраву лежать и кататься в грязи — совсем как свиньям в летний день; и обычно они ходят сплошь облепленные грязью. Днем их можно увидеть лежащими или стоящими в тени какого-нибудь густого деревца мимозы в состоянии дремотной лени; ночью же они бродят в поисках пищи и водопоя. Если подойти к носорогу с подветренной стороны, его нетрудно захватить врасплох, потому что его крохотные бусинки-глаза не очень зорки. Наоборот, когда охотник идет по ветру, носорог может учуять его издалека, так как нюх у него превосходный. Будь носорог одарен к тому же и острым зрением, нападать на него было бы опасной игрой: бежит он с такой быстротой, что на первых порах обгоняет коня.
В броске и в беге черный носорог далеко превосходит белого. Все же охотнику легко от него увернуться: он только должен проворно отскочить в сторону, предоставив зверю слепо мчаться вперед.
Туловище черного носорога достигает шести футов высоты считая до плеч, и тринадцати футов длины. Белый крупнее: кобаоба имеет все семь футов вышины и четырнадцать длины.
Неудивительно, если зверя таких необычайных размеров приняли с первого взгляда за слона. Носорог породы кобаоба — самое крупное после слона четвероногое. При своей огромной морде — до полутора футов ширины, — неуклюжей вытянутой голове и громоздком туловище он производит впечатление такой мощи и тяжеловесного величия, что в этом не уступает самому исполину-слону, а, по мнению иных, даже превосходит его. Он, можно сказать, являет собою как бы карикатуру на слона. Поэтому не так уж груба была ошибка, когда ван Блоом и осталые, глядя из-за фургона, приняли кобаоба за могучего слона.
Черныш, однако, вывел всех из заблуждения, объявив, что животное, которое они видят, — белый носорог.
Глава 18. ЖЕСТОКАЯ БИТВА
Когда они впервые заметили кобаоба, тот, как сказано, только что вышел из чащи кустарника. Не задерживаясь, зверь прямиком направился к упомянутому выше озерцу, очевидно, с намерением добраться до воды. Эта заводь была, конечно, обязана своим существованием роднику, хоть она и лежала на добрых двести ярдов в стороне от него и примерно на столько же от дерева-великана. Она была почти круглой формы, имея сто ярдов в диаметре, и, значит, занимала площадь в два с небольшим английских акра. Она с полным правом могла именоваться озером. Так ее и называли дети ван Блоома.
У верхнего края озера — у того, что был обращен к роднику, — берег вставал высоким откосом, а в двух-трех местах даже скалами, которые тянулись к роднику вдоль русла небольшого ручейка. У дальнего же, западного, конца озера берег был низменный, и местами поверхность воды стлалась чуть не вровень с прилегающей степью. Поэтому он был весь исчерчен следами животных, приходивших на водопой. Гендрик, страстный охотник, среди знакомых следов приметил и такие, которые, по-видимому, принадлежали неизвестным ему породам.
Кобаоба направлялся как раз туда, к нижнему концу озера — несомненно, своему излюбленному и привычному месту водопоя.
Там был уголок, где подступ к воде был легче, чем повсюду, — немного вбок от того места, где уходило от озера в степь сухое русло ручья. Это был заливчик, окаймленный светлой песчаной отмелью. С равнины к нему вело подобие крошечной ложбинки, вытоптанной догола животными, издавна приходившими сюда утолять жажду. Вступив в заливчик, даже самые высокие животные находили здесь достаточную глубину и хорошее дно, что позволяло им пить спокойно и не слишком нагибаясь.
Кобаоба держал путь прямо к озеру, и, когда он подошел поближе, люди, наблюдавшие за ним, увидели, что он вступил в ложбинку. Это послужило доказательством, что он бывал здесь не раз.
Мгновением позже носорог, выйдя к заливчику, уже стоял по колено в воде. Сделав несколько изрядных глотков — то сопя, то чихая, — он погрузил в воду свою широкую рогатую морду и принялся мотать головой, пока вода не вспенилась, а затем лег на дно и начал перекатываться с боку на бок, как свинья в луже.
Здесь было мелковато, и большая часть его огромного туловища выступала над поверхностью, хотя, пожелай он выкупаться как следует, он в двух шагах от берега нашел бы достаточную глубину.
У ван Блоома и Гендрика сразу явилась мысль: нельзя ли окружить зверя и убить его? Не просто убить ради убийства, нет. Черныш успел уже им объяснить, как вкусно мясо белого носорога, а в лагере запас провианта пришел к концу. У Гендрика была и другая причина желать смерти зверя: ему нужен был новый шомпол для карабина, и он с вожделением поглядывал на длинный рог кобаоба.
Но пожелать носорогу смерти легко, а вот убить его не просто. У наших охотников не было лошадей — или, вернее, их лошади уже не годились под седло, — а попытка подкрасться к зверю на своих двоих была бы и пустой и опасной затеей. Носорог, по всей вероятности, поддел бы кого-нибудь из них на свое большое копье или попросту растоптал ножищами. А если бы даже ничего такого не случилось, он все равно ушел бы от них — носороги всех пород бегают быстрей человека.
Как же все-таки управиться с ним? Может быть, подойти поближе, выстрелить из засады и меткой пулей уложить на месте? Иногда удается убить носорога с первого же выстрела, но только надо знать, куда стрелять, чтобы пуля проникла в сердце или в другой жизненно необходимый орган.
План казался вполне осуществимым. Подобраться поближе было нетрудно: у самого водопоя росли подходящие кусты. Если зайти с подветренной стороны, старый кобаоба, пожалуй, и не учует охотников, тем более что в ту минуту он был всецело поглощен своим приятным занятием.
Охотники решили попытать счастья и уже встали с земли, когда Черныша вдруг как будто свело судорогой: маленький бушмен весь задергался, заплясал на месте, чуть слышно бормоча:
